должен был плутать по лесу, отыскивая дорогу домой.
Однажды девочка-мама плакала от горя и обиды и жаловалась бабушкиному портрету на свою злую долю и капризную куклу-дочку.
— Она меня не замечает, видит только себя, а мне самой так плохо бывает! И ведь у нее в жизни тоже ничего хорошего нет. С кем ни познакомится, только начнет дружить, как тут же ссорится. Ведь она не видит никого, кроме себя.
— Но ведь ты сама пожелала ей этого, вспомни, — ответил бабушкин портрет.
— Я слышала чей-то голос прямо в ухе, который подсказывал мне эти слова, — оправдывалась девочка-мама.
— Это была маленькая кикимора, моя соседка. Кикимора, знаешь ли, это бывший ребенок, проклятый своими родителями. Она ничего другого и не знает. А вот повторила ее слова ты сама.
— Что же теперь делать? — сказала девочка-мама.
— Заклятие должен снять тот человек, по вине которого оно появилось.
— Значит, я? Но ведь и кикимора тут приложила свою руку. Нет, я не согласна с тобой! — сердито ответила девочка-мама и отвернулась от бабушкиного портрета. — А искать кикимору я не могу — у меня ноги болят.
Бабушкин портрет пожал плечами. За много лет висения на стене он много чего насмотрелся, и девочка-кукла ему не раз жаловалась на то, что мама стала очень злой, и ни в чем не хочет ее понимать. Когда ты просто висишь на стене, то все, что тебе доступно — это смотреть во все глаза и отвечать на вопросы, если, конечно, тебя вспомнят в кои-то веки. И бабушкин портрет научился спокойно смотреть на все. Ведь люди всегда очень много суетятся, ссорятся, мирятся. Со стороны видно, как быстро все это проходит, как бывшие враги неожиданно для всех становятся союзниками, а бывшие друзья — непримиримыми врагами. И бабушкин портрет пожал плечами и погрузился в воспоминания своей юности.
А девочка-кукла уходила из дома все чаще, только везде было одно и то же — собственное отражение в невидимом зеркале. Ей хотелось с кем-нибудь дружить, и она чувствовала иногда чьи-то теплые руки, и жадно хваталась за них, но потом эти руки покидали ее (ну, кому понравится, что в тебя вцепились, как в свою личную собственность?), а она не умела кого-то просить или спрашивать, и оставалась снова одна.
И вот она решила уйти в лес. "Уйду и пропаду там. И пусть она (это про девочку-маму) пожалеет, что была такой плохой и не понимала меня". И девочка, даже не обернувшись на бабушкин портрет, покинула дом. Бабушкин портрет поднял только брови и наморщил лоб. "Вот ведь досада — не посоветовалась ни с кем — и пошла дрова ломать! Бедные злые девочки…" После этого портрет прикрыл глаза и приготовился немного вздремнуть.
***
В лесу сначала было очень мило — солнечно и пахуче от спелой земляники. Девочка-кукла наелась сочной ягоды, и жизнь показалась ей не такой уж плохой, но тут заметила, что заметно стемнело и неясно, в которой стороне ее дом. А помирать-то она уже раздумала, вот и испугалась. Тропинка поманила ее — и она пошла. Тропинка петляла и петляла, а куколка, как завороженная, шла по ней и шла, пока не зашла в такую чащобу, какой раньше никогда не видала. И услышала дикий хохот, от которого зазнобило и ноги отказали. За деревом мелькнуло что-то космато-зеленое и хохотнуло еще раз.
— Ну что, наша теперь будешь? — раздался высокий визгливый голос.
— Чья это ваша? — еле шевеля губами, уточнила девочка.
— Кикиморой тоже будешь, — заявило существо, теперь уже очутившись сбоку от девочки, так что краем глаза та смогла увидеть ее.
— С какой стати? — дерзко ответила кукла, сообразив, что существо ее пока не трогает.
— А с такой, что ты, как и я, проклята своей матерью.
— Ну, нет, не смогу я тут среди ваших кочек жить, со всякой нечистью знаться. Я все-таки человек.
— Это ты-то человек? — противно хихикнула кикимора. — А кто вокруг себя никого не замечает и за людей не считает?
— А я не могу видеть их! Не знаю только, почему…
— Не знаешь, а я знаю. Хочешь, я тебя избавлю от твоей беды? Твое зеркало ведь можно разбить — и будешь видеть все, что хочешь. Но ты должна будешь остаться здесь. Вот тогда и отомстишь всем людишкам, которые к тебе плохо относились.
***
Девочка-мама вернулась домой и не обнаружила своей куклы. Сначала она не придала этому значения, так как та часто уходила куда-нибудь без разрешения. Но когда поздно вечером дочки-куклы все не было, она не на шутку забеспокоилась. Посмотрела на бабушкин портрет.
— Что, совсем ушла?
Бабушкин портрет кивнул.
Никому не нужная мама-девочка заплакала. Хоть кукла и противная девчонка, но все же ее девчонка.
— Что делать? — обратилась к бабушкиному портрету.
— Ты не стала снимать своего заклятия, так она пошла к кикиморе. А та уж как снимет, так вместе с кожей.
Мама-девочка вздрогнула и уставилась на портрет.
— Шучу, конечно, но дело серьезное, — продолжил бабушкин портрет, — Тайну зеркала кикиморы не знает даже сама кикимора, но разбить его и все испортить она может, особенно если кукла ей поверит.
— А кто знает тайну этого зеркала?
Бабушкин портрет задумался, но получалось плохо.
— Стар я стал, память подкачала, ведь знал же раньше. Утро вечера мудренее — может, с утречка вспомнится… И портрет приготовился немного поспать.
— Как, ты можешь спать, когда наша девочка в лапах у кикиморы?
Но портрет уже уснул, а уж в таких случаях его из пушек не разбудишь.
Тогда мама-кукла позвонила в милицию и сказала, что пропала девочка. Милиционер велел написать заявление и обещал разобраться.
***
