Редко встречаются дрессировщики, которые действительно понимают дельфинов. Конечно, это оригинальная и необычная работа, но это все же работа, как и любая другая, а следовательно, ее необходимо делать хорошо, чтобы не быть уволенным, так как она — способ существования и источник дохода, который выражается в деньгах. Итак, если вы не навяжете свою волю дельфинам, они вас не послушаются — и работа не будет выполнена. Но любое подчинение сопровождается унижением. Эксплуатация и нажива разрушают гармонию отношений. Связь “человек — дельфин” или “дельфин — человек”, возникшая в подводных зоопарках, неминуемо будет разорвана. Она обречена с самою начала, потому что лишена истинных точек контакта. В Майами, где мы жили в прекрасном квартале Кокосовая Роща, я часто проходил мимо конторы с мрачными, окрашенными в черное стеклами, которая называлась “Лаборатория подводных исследований”. Мне сказали, что небольшая группа американцев проводит там какие-то особые опыты над дельфинами. Пару раз, представляясь журналистом и объясняя, чем я занимаюсь в океанариуме, я пытался туда попасть, но оба раза мне помешали это сделать. Опытами руководил известный специалист, но принял меня в конце концов не он, а его жена и очень любезно не пустила меня дальше приемной под предлогом секретности проводимых экспериментов. Нам в океанариуме все это не правилось. Некоторые говорили о самой настоящей вивисекции, которой там занимались. Дельфины подобных опытов долго не выдерживали. Эксперименты, похоже, велись на мозге животных. Со временем контора приобрела плохую репутацию и закрылась. Думаю, важность этих “исследований” была сильно преувеличена, говорили о кодах, которые исследователи якобы придумали, чтобы иметь возможность обмениваться словами и идеями с нашими водными собратьями. И еще мне кажется, что человеку никогда не нравилось ощущать дельфинье превосходство над собой и поэтому он всегда пытался возвысить себя или, наоборот, принизить животное до своего уровня и никогда не испытывал при этом стыда. С точки зрения общения между видами человек не достиг с дельфинами такого результата, как, скажем, с шимпанзе. С этими последними он действительно научился разговаривать или, более точно, обмениваться словами, фразами и даже мыслями с помощью визуального языка, сильно смахивающего на азбуку глухонемых. Во Флориде я лично присутствовал на одном из таких уроков и видел достаточно фильмов на эту тему. Почти все исследователи, к сожалению, опутаны цифрами и символами. И как следствие этого их общение с разными видами животных базируется только на системах, кодах и языках. Они не понимают — и это я говорю не для красного словца, — что самый выразительный язык — это язык взгляда и сердца и что истинная невыразимая мысль может быть передана без грубого, примитивного и мало практичного посредника, каковым является словарь.
Клоун приглашает меня в свой мир
Это была та единственная ошибка, которую я не хотел допустить в общении с Клоуном и с любым другим дельфином.
Так, не отталкиваясь от какой-либо системы, структуры, закона, кодекса, какого-либо символа или слова, я попытался в течение следующих недель забыть полностью свою человеческую сущность и установить контакт с Клоуном в более тонком плане — в плане чистой мысли, неосязаемой и неприкосновенной в ее собственном мире.
Прежде всего мне необходимо было посещать Клоуна на ее территории. Я думал: “Если природа захотела, чтобы это великолепное создание, жившее миллионы лет на земле, вернулось в свою первоначальную стихию, значит, оно там себя чувствует лучше. Поэтому я должен встретиться с ним под водой, находясь в апноэ, как и оно само.
Я отлично знал о запрете погружаться в основной бассейн с дельфинами и другими “приезжими” из морей и океанов без скафандра. Это условие было частью логики эксплуатации. В конце концов под ширмой науки животные находились здесь прежде всего для развлечения зрителей и добывания денег для предпринимателей. Дельфины должны были исполнять красивый спектакль, чтобы с каждым разом публики прибывало все больше и больше. Все, что могло отвлечь их, автоматически вредило спектаклю и, следовательно, увеличивало затраты на их обучение. Всегда и везде вечный и истинный бог технологического века — деньги!
И все же я решил испытать судьбу, а там будет видно. Самым благоприятным было время ленча между полуднем и двумя часами, когда не было представления и никто из руководителей вокруг не ошивался. В один прекрасный солнечный зимний день я надел плавки, ласты, взял трубку, малюсенькую маску и медленно скользнул в довольно холодную воду бассейна. Словно предвидя это, Клоун уже меня ждала. Она хорошо видела, что в руках у меня не было ни рыбы, ни инструментов, однако, похоже, не задавалась вопросом, зачем я пришел к ней в воду. Я убежден, что ей сразу все стало ясно. Она телепатически воспринимала мои намерения. Посмотрев несколько секунд пристально мне в глаза, не для узнавания, конечно, потому что она часто видела меня в плавках на поверхности, а, без сомнения, чтобы прочитать в них мою мысль, Клоун приблизилась ко мне и совершенно естественно сделала мне знак следовать за ней под воду. Мы поплыли вместе по течению. Было очевидно, что первый раз после наших многочисленных деловых встреч под водой, когда я был не самим собой, а своеобразным роботом, зарабатывающим себе на хлеб, Клоун чувствовала себя польщенной этим визитом. Спустя полминуты поднимаемся вместе на поверхность, чтобы вдохнуть и вновь весело нырнуть. Через два или три круга по ее царству я попытался уцепиться за ее спинной плавник, однако, как девушка хорошо воспитанная, она не позволила дотронуться до себя. Мы заметили, что по необъяснимым причинам дельфины этого бассейна разрешали ласкать себя, только если у нас на руках были надеты огромные резиновые перчатки. Я стремительно поднялся за ними, но, к моему большому удивлению, ее реакция была идентичной; она вновь не дала себя погладить! Из этого я заключил, что перчатки для нее — часть рабочей формы, а в этот день наши отношения были совсем иного рода. Какой бы ни была причина ее реакции, я посчитал необходимым выразить ей свое уважение. Немедленно снял перчатки и вернулся в воду, соблюдая дистанцию.
Эта история длилась несколько недель, я бывал в ее доме и не навязывал ей никакой учебы. Наоборот, я хотел научиться всему у нес. Учился более длительной задержке дыхания с каждым погружением, не делая предварительной гипервентиляции, учился нырять, расслабляться, качаясь на волнах, сливаться с водой, растворяться в ней полностью, без усилий, экономя движения и достигая максимального эффекта. Она научила меня приспосабливаться к течению и быть постоянно внимательным, вести себя под водой в апноэ так, как кошачьи ведут себя на земле. Казалось бы, малость, однако благодаря этим наставлениям я смог позже вступить на путь, который привел меня к стометровому погружению. Каждый день в один и тот же час, в полдень, Клоун ждала меня на наше тайное свидание. Беда, если я не был пунктуальным, потому что сама она обладала врожденным чувством времени. Если я опаздывал на несколько минут, она мне делала выговор, неистово тряся головой и испуская особенные звуки. Мы затевали игру, кто останется дольше под водой, сделав только один вдох, и я заметил, что мог легко выдерживать до двух с половиной минут. Дельфины океанариума, находясь в неволе, поднимались на поверхность подышать приблизительно каждые 20–40 секунд. При необходимости они могли оставаться под водой до трех минут, но частого повода у них к этому не было. Нам приходилось во время отлова в море видеть, как дельфины тонули быстрее чем за минуту. Они возбуждены, испуганы; их сердечный ритм, а значит, и потребление кислорода ускоряются, и достаточно капле воды попасть через дыхало в легкие, как они захлебываются Психологический фактор так же важен для апноэ морские млекопитающих, как и для апноэ человека. Об этом мы поговорим еще, а также о глубине и времени апноэ, которые эти животные могут достигать.
Я не заметил, как эти “полчасика” растянулись до целого часа, делая меня все менее земным и все более водным. Это была моя лучшая школа апноэ, и я воспользовался случаем, чтобы потренироваться в плавании под водой на длинные дистанции, дойдя до того, что с ластами делал два полных круга бассейна, т. е. больше 150 м на одном только вдохе воздуха, а с балластом держался на дне без воздуха до трех с половиной минут.
Однажды экипаж капитана Грея выловил огромную тигровую акулу. Животное выглядело настолько эффектно для показа, что было решено поместить его не в кольцевой водоем, предназначенный для акул, где публика могла их видеть только сверху, а в основной бассейн — дельфиний, в котором можно было бы любоваться ею с различных сторон через иллюминаторы. Это стало настоящим событием в океанариуме. На меня, Эрби, Джека и Дика легла обязанность вернуть к жизни чудовище, порядком потерявшее силы во время его отлова. В небольшом бассейне, отделенном от основного подвижной решеткой, где вода доходила лишь до пояса, мы должны были, постоянно сменяя друг друга, долгие часы передвигать акулу, чтобы морская вода лучше циркулировала в ее жабрах, давая кислород. При первых же признаках жизни предоставляем ей возможность выпутываться из положения самой и прощаемся. Опасное занятие? Разумеется, но должен сразу признать кое-что в нашу пользу: акула-тигр теряет всю свою агрессивность, оказываясь запертой в четырех стенах. У нее наступает своего рода клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства, которая мешает ей действовать так, как в море. Кроме того, опыты показали, что почти бесполезно кормить акулу-тигра в таких условиях: эти животные могут жить целую неделю без пищи, используя резервы, аккумулированные в их гигантской печени.
