томе появится художник, каковым Вималананда и был, непрестанно работающий в студии окружающего его мира.
Эта книга главным образом касается подхода Вималананды к частным вопросам тантры, как это было заявлено в предисловии к Агхоре I. В ней три персонажа: учитель (Вималананда), ученик (я) и учение. По большей части она написана в форме диалога, или скорее триалога, поскольку учение тоже обладает своим собственным голосом. Живая мудрость не может быть ограничена словами, но некоторые ситуации могут дать о ней некоторое представление, подобно тому как на плохо различимом ландшафте вас может направить указующий перст. Как сказал Христос: «Имеющий уши да слышит». Тот, кто «слышит» внутреннюю значимость слов Вималананды, сможет «увидеть» и их сокровенный смысл.
К тому времени как я познакомился с Вималанандой, я уже более года жил в Пуне, изучая аюрведу и йогу. Я был охвачен религиозными устремлениями, но, несмотря на духовное наставничество преподавателей, я понятия не имел о конечной цели своего духовного развития. И всё же я каждый день посвящал несколько часов позам, дыхательным упражнениям, священным книгам, благовониям и медитации и с нетерпением ожидал чего-то, что вот-вот должно было произойти.
Чтобы восполнить траты на обучение, я принял участие в конкурсе и выиграл денежную субсидию, по условиям которой мне предстояло составить доклад о том, как аюрведа практически применяется в Пуне. Я беседовал с местными врачами разных направлений, и однажды мой преподаватель санскрита, который помогал мне находить собеседников, сообщил мне, что он обнаружил человека, с которым стоит встретиться, поскольку это один из самых необычных врачей, а также тантрист и владелец скаковых лошадей.
Я встретил эту новость с осторожностью, поскольку меня предупреждали о великих опасностях, таящихся в тантре. Но поскольку я собирался изучить весь диапазон целителей и терапевтов, мне, конечно, был нужен по крайней мере один тантрист, так как многие из ныне широко используемых аюрведических лекарств были взяты непосредственно из тантрической алхимии, а тантра, как и аюрведа, ведёт своё происхождение от Атхарваведы.
В то время Вималананда вместе со своей семьёй жил в иранской колонии в нескольких кварталах от моего дома. В первый раз я его не застал, так как он был на скачках, в которых участвовала недавно приобретённая им немолодая лошадь. Когда я снова зашёл к нему на следующий день, я увидел, что его широкоскулое, красивое лицо сверкает румянцем победителя.
Об этой встрече у меня сохранилось мало воспоминаний. Помню лишь, что когда я попросил его заполнить вопросник, он предложил поговорить об этом на следующий день. Однако после некоторого размышления я обнаружил, что в первой беседе он ответил на все мои вопросы, даже не дожидаясь, пока я их задам, и это так меня поразило, что я охотно пришёл на следующий день, а потом и на следующий. В эти первые дни нашего знакомства он предсказал (и совершенно точно, как выяснилось впоследствии), что никто из ближайших родственников не придёт на его похороны, и что кремировать его буду я. Такая перспектива тогда казалась не менее странной, чем её предсказание. Однако он отнёсся ко мне, как к приёмному сыну, почти с самого первого момента нашей встречи, и вскоре я вполне естественно стал считать его своим другом, а не просто источником информации, а ещё через некоторое время я был уже готов принять на себя роль его духовного отпрыска.
Вскоре я стал частым гостем в иранской колонии. Эти иранцы представляли собой секту зороастрийцев, огнепоклонников, которые покинули Иран даже раньше, чем их собратья парси, жившие в Индии в течение более тринадцати столетий. Я стал завсегдатаем семьи Вималананды, давая по его повелению уроки его младшей дочери и проводя множество приятных спокойных часов, беседуя с ним по дороге из Бомбея на ипподром, который он часто посещал.
Я знал его всего лишь одну-две недели, когда он пригласил меня поехать с ним за город по случаю лунного затмения, с тем чтобы я мог увидеть, «как он исполняет свои ритуалы». Ещё месяц назад я отнёсся бы к такому предложению как скептический наблюдатель, но теперь я принял его с воодушевлением, совершенно не представляя, что меня ожидает, но пребывая в твёрдой уверенности, что я на верном пути.
В одно прекрасное утро мы выехали из Пуны на авторикше, трёхколёсном такси с мотором, и после примерно 45-минутной тряски достигли Аланди, нашего первого пункта. Аланди — это родина Джнанешвара Махараджа, который жил здесь семьсот лет назад со своими братьями и сестрой. (Гуру часто называют махараджем, «великим царём», поскольку он стал хозяином самому себе и абсолютным авторитетом для своих учеников.)
Джнанешвар перевёл Бхагавадгиту с санскрита на маратхи, местный язык, и составил комментарий к ней, чтобы учения стали доступны простым людям. Его произведение Джнанешвари — самая любимая книга в штате Махараштра, и его история известна каждому жителю этого штата.
Джнанешвар, который, как все здесь помнят, научил буйвола цитировать Веды и заставил стену парить в воздухе, устал от окружающего мира к двадцати одному году и принял дживан-самадхи («живой транс»): он удалился в пещеру и запечатал за собой вход, чтобы продолжать медитацию без помех. Его обитель была забыта, пока несколько сот лет спустя ещё одному знаменитому святому Махараштры, Экнатху Махараджу, не приснился сон, в котором Джнанешвар просил его прийти в Аланди и спасти от трёх деревьев над его головой, чьи корни проросли в пещеру и обвились вокруг его шеи. Экнатх Махарадж пришёл в Аланди, нашёл пещеру и освободил Джнанешвара Махараджа от корней. Прежде чем снова запечатать пещеру, он взял с собой рукопись Джнанешвари, которая покоилась на ложе Джнанешвара. Именно благодаря Экнатху Махараджу Джнанешвари, которая до этого считалась утерянной, снова увидела свет.
Над обителью Джнанешвара сейчас расположено святилище, и сюда регулярно приходят толпы людей, с тем чтобы поклониться Богу и попросить Джнанешвара о помощи в решении их проблем. Сотни паломников заполняют святилище каждое утро. Они обходят вокруг дерева и поклоняются чёрному камню в святилище, под которым, по всеобщему убеждению, он всё ещё сидит. В 1974 году группа «рационалистов» потребовала от властей перекопать участок под святилищем, чтобы определить, действительно ли Джнанешвар во плоти продолжает там пребывать. Последовавший за этим общественный протест предотвратил эту акцию, и Джнанешвар всё ещё сидит там, наслаждаясь благочестивым пением паломников, которое смешивается с бормотанием грешников, читающих Джнанешвари под тонкими ветвями тех самых деревьев, чьи корни стали причиной её повторного появления.
В то утро мы сидели у камня
