Каковы бы ни были эти эмоции, они просматриваются в долгой истории человеческих рас как регулярные циклические изменения темперамента людей, а следовательно, и характера их цивилизации. Оставив в стороне мысль о мировых периодах и рассматривая период лишь одной коренной расы, мы увидим, что семь лучей преобладают в ней поочерёдно (возможно более чем по одному разу), но в периоде преобладания каждого из лучей бывает семь подциклов влияния, сменяющихся в соответствии с довольно любопытным законом, который потребует некоторого объяснения.
Возьмем, к примеру, такой период в истории расы, когда преобладает пятый луч. Во время всей этой эпохи в умах людей будет преобладать центральная идея этого луча (и, вероятно, основанная на нем религия), но это время преобладания будет подразделено на семь периодов. Во время первого эта идея, хотя и оставаясь главной, будет окрашена первым лучом, и методы первого луча будут, до некоторой степени, комбинироваться с методами господствующего луча. Во второй период основная идея и методы будут окрашены вторым лучом и так далее, так что в пятом периоде они, естественно, будут самыми сильными и в самом чистом виде. Похоже, что эти деления и подразделения вроде бы соответствуют подрасам и их ответвлениям, но до сих пор мы не имели возможности убедиться, так ли это.
Царствование преданности
Обсуждая столь сложный и неясный предмет с теми незначительными знаниями, которые имеются у нас в настоящее время, вряд ли можно безопасно приводить примеры. Но всё же, поскольку нам сказано, что недавно господствовал шестой луч или луч преданности и благоговения, мы полагаем, что можем проследить влияние его первого подцикла в историях о чудесных силах, продемонстрированных ранними святыми; второй период — в гностических сектах, основной идеей которых была необходимость истинной мудрости, Гносиса; третий — в астрологах; четвертый — в странным образом извращенных усилиях развивать силу воли перенесением болезненных или отвратительных условий, как делали, например, Симеон Столпник и самобичеватели; пятый — в средневековых алхимиках и розенкрейцерах; шестое же подразделение чистейшего благоговения мы можем вообразить себе в экстазах созерцательных монашеских орденов; седьмой же мог бы породить заклинания и точную приверженность к внешним формам католической церкви.
Появление современного спиритуализма и приверженность к поклонению элементалам, которая столь часто характерна для упадочных его форм, можно считать преддверием влияния грядущего седьмого луча, тем более, что движение это было основано тайным обществом, существовавшим в мире с того периода, когда седьмой луч последний раз преобладал ещё при Атлантиде.
Насколько преобладание луча в течение своего цикла влияния реально и определенно, будет очевидно всякому, что-либо читавшему из истории Церкви. Он осознает, сколько было в средневековье слепой религиозности, и как люди, совершенно невежественные в религии, тем не менее говорили от её имени и старались навязать идеи, порожденные своим невежеством, другим, часто знавшим гораздо больше. Те, кто был в силе, — христиане-догматики — были как раз те люди, которые меньше всего знали об истинном смысле тех догматов, которым они учили. В то время были и такие, которые могли сообщить им гораздо больше и объяснить значение многих моментов в христианской доктрине, но большинство не хотело слушать и объявляло тех, кто обладал большим знанием, еретиками.
В течение всего этого темного периода тех людей, которые действительно знали нечто, как, например, алхимиков (не то, чтобы все алхимики очень много знали, но некоторые из них узнали уж точно больше, чем христиане-догматики), можно было найти среди тайных орденов, как например, тамплиеров и розенкрейцеров, а некоторая часть истины скрыта и в масонстве. Все эти люди были преследуемы в те времена невежественными христианами во имя преданности Богу. Очень многие из средневековых святых были исполнены часто прекрасного и даже духовного благоговения; но обыкновенно оно было так узко, что несмотря на их духовность, обычно заставляло придерживаться беспощадно нетерпимых взглядов на тех, кто отличался от них, и даже открыто преследовать их. Среди них были немногие, придерживающиеся подлинно духовных идеалов, на них смотрели подозрительно. Таковы были квиетисты: Рюйсбрек, Маргарита и Кристина Эбнер, Якоб Бёме. Почти всегда невежественные люди топтали тех, кто знал; они всегда делали это во имя преданности Богу, и мы не должны забывать, что их преданность была очень реальна и сильна.
Господство благоговения обнаружилось не только в христианстве; оно мощно отразилось и в религиях, оставленных прежними лучами. Людям благоговейного склада индуизм может показаться определенно холодным. Религия Шивы, Бога-Отца, первого лица Пресвятой Троицы распространилась почти во всей Индии, и даже в настоящее время три четверти индусов поклоняются этому аспекту Божественного. Перед этими людьми стоит идеал долга — дхармы, который бесспорно является сильным пунктом в этой религии. Они считают, что люди рождаются в различных кастах соответственно своим заслугам, что где бы ни родился человек, долг его нести карму своей касты и для того, чтобы выйти из касты, нужно быть таким исключительным, что с давних пор это почти неизвестно. Они поклоняются закону и порядку и не одобряют недовольства окружающим; они учат, что путь к Богу заключается в том, чтобы использовать до последней возможности те обстоятельства, в которых человек находится. Если человек делает это, то условия улучшаются с каждым рождением, но, кроме того, они учат, что дверь к Богу открыта для человека любой касты, если он живет праведно, не стараясь улучшить свои обстоятельства борьбой, но до последней степени выполняя свою дхарму в том состоянии жизни, к которому призвал его Бог.
Уму благоговейного типа это может показаться холодным и научным, и, может быть, так оно и есть; но когда на мир начал влиять луч преданности и благоговения, то в индуизме произошла большая перемена, и на заметное место выдвинулось поклонение второму аспекту Троицы — Вишну, воплощенному в Шри Кришне. Благоговение хлынуло несдержанным порывом, и так велико было оно, что во многих случаях вылилось в настоящую оргию эмоций; и возможно, что сейчас среди последователей Вишну в Индии больше благоговения, чем среди христиан, благоговейный характер религии которых не подлежит сомнению. Эмоции эти так велики, что нам, представителям более хладнокровных рас, часто неловко смотреть на их проявления. Я видел серьёзных деловых людей, впадавших в такой экстаз благоговения, что они заливались слезами, совершенно менялись и просто таяли при одном лишь упоминании о дитяте Шри Кришне. Все то, что когда-либо испытывали западные нации к младенцу Христу, чувствуют индусы к дитяте Кришне.
Таково было влияние благоговения на религию, которая сама по себе не имела благоговейного характера. Буддизм также едва ли можно назвать таким верованием. Буддийская религия была даром индуизма великой четвертой расе, а цикл преданности для этой расы не обязательно совпадает с нашим. Эта религия не считает молитвы обязательными; она говорит своим приверженцам — насколько они признают существование Бога — что он знает свое дело гораздо лучше, чем могут надеяться знать они; что совершенно бесполезно молиться ему или пытаться повлиять на него, потому что он уже делает всё гораздо лучше, чем может помыслить человек. Буддисты Бирмы сказали бы "Безграничный Свет существует, но это не для нас. Когда-нибудь мы достигнем его, но покамест наше дело — это следовать учению нашего Господа и следить за тем, чтобы делать то, чего бы он хотел от нас."
Не то, чтобы они не верили в Бога, но они видят его таким далеким, таким бесконечно далеким, превыше всего; они так убеждены в его существовании, что считают это само собой разумеющимся. Миссионеры говорят, что они атеисты. Я жил с ними и знаю их ближе, чем знает средний миссионер, и мое впечатление таково, что в душе они ничуть не атеистичны. Но их уважение к Богу слишком велико, чтобы стать с ним на дружескую ногу, или, как делают это многие на Западе, интимно беседуют с ним, как будто они в точности знают, что он намерен делать и какова его работа. Жителя Востока это поразило бы как весьма непочтительное отношение.
Этот огонь благоговения коснулся и самого буддизма, и в Бирме поклоняются Господу Будде почти как Богу. Я заметил это, когда мне пришлось писать катехизис для детей буддистов. Первый буддийский катехизис написал полковник Олькотт, предназначив его для детей, но ответы оказались трудными для понимания даже взрослых. Нам пришлось написать к нему введение специально для детей, а сам этот катехизис, который сам по себе является блистательным трудом, оставить для более старших учащихся. В этом катехизисе спрашивается: "Был ли Будда Богом?", и даётся ответ: "Нет, не Богом, а таким же человеком, как и мы, только значительно нас опередившим." На Шри-Ланке и в Таиланде это было принято вполне, но в Бирме на этот отрицательный ответ нам возразили: "Он выше всех богов, о которых мы хоть что-нибудь знаем". Санскритское слово, используемое для обозначения бога, — это «дэва», и индусы никогда не употребляют слова «Бог» в нашем смысле слова, если не говорят об Ишваре или о лицах Троицы — Вишну, Шиве и Брахме.
