Его дневник 1920 года — это книга сама по себе. На ее страницы он вливал непрестанную работу ума, пока она не стала «единственным способом моего посвященного выражения»: лоскутное одеяло мирского и блестящего. После феноменального внутреннего спора между ним и Гаутамой (Буддой) Кроули вышел победителем: «Тайна Печали была утешена давным — давно, когда она пошла выпить с Вселенской Шуткой. Тайна Изменения ничего не значила, в точности как в химическом уравнении. […] Материю можно рассматривать как совокупность положительных и отрицательных зарядов электричества (грубо говоря, силы), и эти заряды никогда не могут быть отменены, потому что они никогда по-настоящему не начинались. По крайней мере, мы должны предположить, что Абсолют создает их заново, если они отменяются. […] Доброе утро. Умирающий человек напоминает мне клоуна, прыгающего через обруч»
23 мая выбивающаяся нота: они с Лией нюхали кокаин в качестве стимулятора:
Я уверен, что это действие строго обезболивающее, а не тонизирующее, стимулирующее или наркотическое. […] существует своего рода тупая физическая жажда большего. […] Но я рационально чувствую возможность того, что физическая жажда начинает заявлять о себе.
Зачем ему понадобился этот стимулятор? Он безжалостно обследовал себя:
Моя теперешняя беда состоит в том, что прежние побуждения — честолюбие, жажда славы, жалость к человечеству и т. д. — почти перестали действовать на меня, главным образом из-за пренебрежения ко мне обществом и моего собственного растущего презрения к нему. Спрашивается, почему [Джонатан] Свифт писал о Яху [вульгарных идиотах в ««Путешествиях Гулливера»]; надеялся ли он причинить им вред? Почему-то это кажется глупым.
24 мая он проанализировал сны предыдущей ночи, полагая, что они передают послание от Айваза, его Священного Ангела-Хранителя. Должен ли он провозгласить «Новую религию», приняв практическую, политическую форму? На следующее утро, в 11 часов утра, Ройс в письме пригласил его на конференцию в Цюрих, которая могла бы дать свободу действиям, которых ему не хватало: «Я почти склонен поехать на конференцию в Цюрих и заставить делегатов принять политические меры. Я просто боюсь, что они слишком незначительны — но ни один человек не может быть таким, если он вдохновлен! Могу ли я вдохновить их?»
Сможет ли он вдохновить их? Кроули задавался вопросом, сможет ли конференция маргинальных масонских орденов когда-либо инициировать новую цивилизацию из руин прошлого. Чтение «Программы строительства и руководящего принципа гностических неохристиан, ОТО. 1920 г.» Ройса подтвердило бы такие сомнения [331]. В нем якобы содержались «Руководящие принципы новой цивилизации и религии»:
Человечество, измученное Мировой войной, нуждается в новой вере, в новом христианстве, в новой цивилизации, построенной на ней. […] Но человечество требует и новой веры, потому что старая вера в Бога, вытекавшая из христианского учения, заваренного Отцами Церкви, давно стала для подавляющего большинства членов Христианской Церкви сказкой, потому что она не выдержала язвительной критики современной науки..
Далее автор говорит, что «ВЕРСАЛЬ уничтожил братство», что «предательство» французского премьера Клемансо и Ллойд Джорджа привело к «англо-французскому мировому империализму над обманутым и порабощенным немецким народом».
Сообщество гностических тамплиеров или неохристиан, сокращенно ОТО, которое уже до войны имело многочисленных приверженцев в Америке, Голландии, Богемии, Франции, России, Италии и т. д., теперь выходит из резервации, которую оно культивировало до сих пор, чтобы принести измученному человечеству новую Радостную Весть о гностических христианах и новой цивилизации, возникшей из них.
Послание ОТО таково: Свобода, Справедливость, Любовь. Свобода ОТО — это свобода от Первородного греха и свобода исполнять Волю Бога-главы. В Liber Legis сказано: «Делай, что хочешь». — Но сказано также: но помни, что ты должен будешь отчитаться за все свои дела. Это закон Кармы. Так что не своеволие и необузданное поведение, а строгая дисциплина есть «истинная свобода».
Кроули был бы явно не в восторге от квалификации автора телемического предписания делать то, что ты хочешь. Он бы не доверял политической обстановке и акценту на «гностических неохристианах». Заявление Ройсса о том, что «гностики-тамплиеры-христиане» были «христианами-иоганнитами, а не так называемыми христианами-назареянами (Иисус из Назарета)», его бы возмутило. Это не было в стиле Кроули; он рисковал ввергнуть Телему в извечный богословский конфликт. Книга Закона, в его понимании, была освежающим откровением, призванным ударить всю эту теологическую болтовню по голове. Кроули хотел, чтобы религиозный конфликт был брошен в корзину истории, и именно туда он отправлял его. Что касается Германии, Кроули сказал Ройссу, что он гражданин «побитой и распадающейся нации». В 1921 году он отдал прусскому Ройссу походные приказы.
В 922 году суфийский святой Аль-Халладж был распят за то, что провозгласил «Ана'л Хакк!»: «Я — Истина!». Подобно шейху Ади из езидов, Кроули начал осознавать Бога. Почему же тогда, задавался вопросом Кроули 31 мая, его стихи провалились? Разбила ли Хиларион его сердце? После нее он не знал ничего, кроме мимолетных фантазий. Он размышлял о своих самых значительных вещах: «Роза, которую я идеализировал и любил для себя, единственную, кроме Лейлы Уодделл, о которой я могу сказать это, хотя и она была очаровательна. Но в обоих случаях душа была способна вдохновить меня романтической любовью, которая и заставляет меня петь». Он перечислил мелочи, которые испортили любовные отношения с рядом других соблазнительных женщин: «Совершенно исключительная гомосексуальность Герды фон Котек», «Манеры Белль Грин; Самопоклонение Евы Тангвей и Мод Аллен».
Под «Абсолютом» Кроули всегда понимал девушку. 21 июня он спорил сам с собой, встретиться ли с американской ученицей Джейн Вулф в Марселе, Бу-Сааде или Тунисе. На следующий день он уехал в Тунис, но Джейн там не было [332]. Кроули имел большой опыт общения с актрисами и представлял Вулф красавицей. Джейн не была очаровательной; она была умной, проникновенной, практичной и целеустремленной. Из-за плотного графика прошел месяц и день, прежде чем мисс Вулф наконец встретила Лию в Палермо, нашла пристанище, чтобы стать одной из самых преданных сестер аббатства. В 1950-х она напишет, что ее создал Чефалу; «Слава Богу за Чефалу», — говорила она себе, когда жизнь становилась трудной. Она и Кроули остались друзьями на всю жизнь, еще долгое время после ее возвращения в Штаты, где, терпеливо работая с Уилфредом Т. Смитом, она обеспечила выживание американского ОТО до наших дней.
Все лето жизнь протекала весело, с магическими церемониями, совместными трапезами, поклонением восходящему и заходящему солнцу, плаванием, альпинизмом и чрезмерным употреблением наркотиков. Затем Кроули почувствовал, что что-то не так. Его оргии с Лией и/или Нинетт усилились. Он часто был под кайфом от героина, кокаина, гашиша или оксида эфира. Его магический дневник стал многословным, повторяющимися, экстремальным. Идея оргиастического, озорного «сатаны», ныряющего в блюда с кокаином, а затем погружающегося в сексуальные садомазохистские действия, посвященные «Господу нашему Дьяволу», казалось, захватила страницы дневника на несколько безумных, выходящих за рамки ограничений, недель. Он пытался «идентифицировать противоположности»: олимпийское восприятие Абсолюта. Он позволял всему этому обитать в своем сознании вместе с безудержными богами древней Сицилии. Пан вел его веселый танец, и в Лии было что-то такое, что заставляло его по-настоящему «спуститься». Кажется, что и Лия, и Нинетт были мазохистами, но в некоторой степени таким был и он.
Не все было излишеством. Кроули видел в своей деятельности жизненно важные эксперименты, которые можно использовать для будущих поколений. Что касается приема наркотиков, он знал, что рискует: «Я делаю это во славу Того, кто послал меня». Его защита: «Я не вижу, чтобы мои эксперименты с гашишем, эфиром и кокаином были менее благородными (ужасная мысль!), чем у Симпсона с хлороформом. «Благородный» — так называли его ученые; для других он был тем человеком, который облегчил агонию и уменьшил опасность деторождения, и таким образом сорвал щедрые намерения Господа Бога Всемогущего в том, чтобы договориться с Евой по поводу яблока, непристойно истязав ее и ее дочерей! Я согласен. Я принимаю то, что ко мне приходит. Моя работа освободит волю человека, рассеет его разум, покажет ему Бога и мораль в виде чучел, поставленных его тиранами, сухих запасов, профессоров, увешанных старыми газетами, и шляпы священника наверху».
