Мы разбудили его. Он отоспался и чувствовал себя прекрасно.
— Ты помнишь, что делал ночью?
Он помнил. «Это анекдот, — весело начал рассказывать он. — Оставили меня без очков, и я полночи туалет искал. Нашел наконец дверь, вхожу, руками стену ощупываю — холодная, как из металла! — прошел так по кругу — по размерам вроде туалет, снова к двери вышел. Думаю, туалет с предбанником! Снова зашел Так раза два Потом понял, что в кладовку или шкаф попал Если бы меня после этого до туалета не проводили, так бы и помер.
— Кто? Кто проводил? — заорали мы хором.
Вадим задумался. Чувствовалось, что этим вопросом он не задавался — не до того было.
Он так и не смог вспомнить, кто же был его спасителем в эту ночь. Помнил, что кто-то взял его за руку, сказал: «Пойдем покажу». Помнил, что выходил на улицу и что был в деревянном домике деревенского туалета.
Но мы-то знали, что никто из нас не был с ним!.. А от крыльца точно по указанному маршруту и обратно шли следы — отпечатки ног мужчины и кошачьих лап, чуть припорошенные утренней поземкой.
Мы живем в одном доме в Москве с нашим домовым уже 13 лет. У него вполне человеческое имя — Тихон Вадимович. И, несмотря на то что спасала его я, кормлю и балую тоже я, папа Вадим — главное существо в этом мире, которому он призван служить. Видимо, выбор свой он сделал еще в ту зимнюю ночь…
Записано со слов Верещагиной Е., г. Москва
Оживший миф
В начале 80-х годов в Москве, да и во всей стране, огромной популярностью пользовались КСП (клубы самодеятельной песни). Мы уходили на слеты в леса подальше от всевидящих «наставников молодежи». Наши встречи были отмечены высокой моралью и возвышенными мыслями. С тех пор в КСП многое изменилось, но «старые каэспэшники» помнят еще те светлые и романтические годы.
На одном из слетов, который проводился в районе станции Конаково Октябрьской железной дороги, наша группа по жеребьевке осуществляла «обеспечение слета»: подготовку места, строительство сцены, а главное — охрану леса. В понятие «охраны» входили планировка расположения групп, их костров и, разумеется, ответственность за то, чтобы лес после нас не был усеян мусором, как после тривиальных пикничков. С этим у нас было строго.
Пролетели два дня слета. Бесконечной вереницей потянулись уходящие с него люди с рюкзаками. Наша дежурная группа осталась выполнить свой долг — еще раз (на всякий случай) залить костровища, засыпать заранее заготовленные мусорные ямы, избавить лес от полиэтиленовых кульков, а их содержимым распорядиться в соответствии с правилами: остатки хлеба наколоть на ветки деревьев, соль высыпать на пеньки, крупу рассыпать под деревьями…
Разделившись на несколько команд по шесть человек, мы двинулись по разным направлениям, обеспечивая проверку заранее распределенных секторов. Мне и еще пятерым друзьям достался участок, дальней границей которого служило болото. Мы знали эти места как свои пять пальцев — не один день ушел на дослетную оценку места. Болото было примерно один километр в диаметре, за ним было поле, за полем — полупустая деревенька.
С мешками, наполненными остатками съестных припасов, собранных у потухших костровищ, мы двигались к болоту, распределяя между обитателями леса «дары слета». Рядом со мной была моя верная подруга и ярая походница — собака.
Я как раз накалывала на сучок кусок хлеба, когда раздался лай, переходящий в визг, и моя пуделиха, вылетев из кустов, в один прыжок оказалась у меня на груди. Прижавшись ко мне, она рычала, глядя на кусты. Из кустов не было слышно ни звука, и мне стало не по себе. Первая мысль была: «Змея!»
Нас разделяло расстояние не более 3–4 метров, и визг собаки привлек общее внимание. Мы не успели обменяться ни словом, потому что в метре от меня совершенно бесшумно раздвинулись ветки и появилась рыжая морда оленя. Он спокойно вышел из кустов и, не удостоив ни нас, ни впавшую в истерику собаку, ни лакомство (хлеб) даже взглядом, прошествовал к болоту и скрылся в зарослях. Что-то в его облике было нереальное. Все произошло так быстро, что я даже не успела осмыслить, почему он показался мне пугающе странным.
Кусты зашевелились снова, и из них вышел второй олень. Все повторилось один к одному, как будто еще раз прокрутили ту же пленку. Только олень на этот раз был черным. И в третий раз раздвинулись кусты. Почти задевая меня, прошествовала еще одна копия — теперь уже белая. Желтые глаза оленя были на уровне моих глаз…
И вдруг до меня дошло: у всех троих были бородки, а рога были не ветвистые, а обычные — как у козы. И только их размеры, место встречи и неожиданность появления стали причиной того, что я приняла их за грациозных лесных красавцев. Но и эту мысль я не успела додумать, потому что кусты раздвинулись в четвертый раз и, в точности повторяя поведение и маршрут трех коз-оленей, к болоту, не удостоив нас даже взглядом, прошествовал старик в надвинутом на глаза капелюхе, плаще до земли, с посохом в руках и белой бородой до пояса.
Не могу сказать, сколько времени прошло. Наверное, немного. Может быть, десять секунд, а может, и несколько минут. Потом кто-то первым издал какой-то звук, то ли охнул, то ли что-то сказал, но все, не сговариваясь, бросились к кустам вслед за стариком. За кустами была мягкая предболотная земля, а на ней следы. И уходили они в болото…
Уже потом, обсуждая и пытаясь анализировать все, что произошло, мы так и не смогли объяснить себе, зачем нам понадобилось догонять «лесное видение». Но тем не менее мы это сделали.
Первый из нас, кто след в след за козами двинулся к болоту, уже через несколько шагов провалился в холодную воду. Тогда появилась версия, что они вошли в воду и двинулись не напрямую, а по периметру озера. Мы разделились и побежали вправо и влево вдоль берега. Через несколько минут ландшафт изменился, прибрежные кусты остались позади, и весь наш левый участок берега стал просматриваться. Там никого не было. Не было и следов, которые вели бы обратно в лес…
Перед нами открылся новый вид — то, что было на противоположной стороне болота. А там было поле, а за ним лес. Посреди поля островком росли кусты вокруг старого дуба. И оттуда поднимался дымок от костра. Обследовать «Остров» в поле решили без обсуждений…
У костра сидел мужчина лет пятидесяти, в руках у него была початая бутылка с мутной жидкостью (видимо, самогон), он был лыс и безбород. А рядом с ним мирно щипали травку три козы: белая, черная и рыжая. Три маленькие заурядные деревенские козочки. Впрочем, может быть, это были не козочки, а козлы — в дальнейшем наши мнения сугубо городских жителей на этот счет разделились.
Вернулись мы в обход болота. Нас уже искали, волновались. Мы рассказывали скупо, стараясь что есть силы строить предложения и представлять события так, чтобы не выглядеть потенциальными клиентами дурдома. Между нами, участниками этого события, возникла какая-то неловкость. Всю дорогу в электричке мы молчали или обсуждали все что угодно, только не это…
А когда дней через пять мне позвонил один из участников нашего приключения и сказал: «Я предлагаю в выходные продолжить поиски Пана…» — я поняла, что ключевое слово произнесено и не я одна сошла с ума.
Не буду описывать две следующие поездки и все, что происходило во время наших поисков. Это уже не имеет значения, так как ничего мы не обнаружили. Скажу только, что за полем в полузаброшенной деревушке слыхом не слыхивали ни о каких козопасах с тремя козами — ни большими, ни маленькими…
Прошло много лет. Но до сих пор меня гнетет мысль, что я прошла мимо чуда, которое выпадает не каждому, прошла мимо сказки, не сделав из-за своей косности и страха быть осмеянной единственно верного шага. Ведь по древним преданиям, Хозяин леса показывается людям только в особых случаях и выполняет, если к нему обратиться, любое желание…
Мы, прагматики нашего времени, забывшие свои корни, заблудшие в скепсисе и научных теориях, не умеющие жить в гармонии с природой, разучились верить в сказки. Тем хуже для нас…
Записано со слов Галины Л., г. Химки Московской области
Гостья из «параллельного мира»
Моя приятельница страдала сердечным недугом.
В то время уже печатались в газетах и журналах загадочные истории о египетских пирамидах. Поверив в одну из них, я решила сделать макет пирамиды Хеопса, чтобы в верхнюю треть можно было поместить больную. Сделать это надо было по всем правилам, детально изложенным авторами. Согласно опубликованной версии, возникающие в пирамиде магнитные силовые линии излечивают порок сердца без операции…
Одержимая идеей, я стала искать место, где можно соорудить макет пирамиды. Дачи у меня нет, строить что-либо под окнами панельной девятиэтажки — смешно. Решила ограничиться собственной квартирой и на себе же опробовать. Человек я, как уже говорила, занятой, домой прихожу в 7–8 вечера. В общем, времени для деятельности остается мало — только ночные часы. А надо было спешить. Да и со строительным материалом сложности. Вот я и решила: сделаю из бумаги. Газет у меня видимо-невидимо. Приняла решение и тут же взялась за дело. В инструкции, мной прочитанной, высказывалось предостережение: нельзя ошибиться даже на миллиметр. Высчитала «ребра» пирамиды, расстелила газеты, вычертила, склеила, оформила «ребро». И так, по одному, каждый вечер. Когда я собрала все грани воедино, было два часа ночи. Стала думать, как укрепить «ребра», чтобы пирамида не развалилась, — ведь газета под тяжестью деформируется. Но что придумаешь, когда глаза слипаются от усталости и страшно хочется спать… Решила на нитках привязать к люстре и оставить до следующего дня. Так и поступила. Потом пошла спать, выключила свет и… в дверях комнаты увидела огромную величественную кошку, похожую на сиамскую, гладкошерстную. Она смотрела на меня явно недоброжелательно, хотя и не агрессивно. Я обмерла, но затем, собрав всю силу легких, завопила и бросилась включать свет. В голове мелькнула мысль: богиня Изида! Муж, который спал тут же, подскочил как ошпаренный: «Что? Где?!» Я без сил села на кровать… Естественно, при свете кошка исчезла. Муж обежал всю комнату, но нигде никого не было.
