«Однажды, когда я находился в театре, ко мне явился дух Рэчел. Она спросила, хотел бы я развить в себе вокальный талант, а затем посоветовала уже на следующий день отправиться к профессору с тем, чтобы тот оценил качество моего голоса.
Так я и сделал: приехав к очень известному музыканту, изложил ему своё дело. Красота и выразительность моего пения поразили его. Сам я прежде о наличии у себя такого дара не подозревал и никогда не догадался бы в себе его открыть.
Профессор высказал мнение, что такой голос продержится не слишком долго: чудо не может быть вечным. Как бы то ни было, за две недели он поставил мне голос окончательно.
Между тем к своему таланту я продолжал относиться скептически: сама мысль о том, чтобы выступить публично, казалась мне почти неприличной. Я поделился сомнениями с профессором. Он ответил, что почёл бы за честь предложить мне спеть «Аве Мария» в церкви Св. Ксавьера, где он сам играл на органе. Это один из самых популярных залов города, и в церковном хоре тут поют выдающиеся мастера вокала. Я пришёл на службу и исполнил предложенные мне партии к немалому изумлению всех присутствующих».
Единственный намёк на контакт с «миром теней» тут — упоминание о явлении «духа Рэчел» (кто она такая, остаётся неясным); об игре на фортепиано пока что, заметим, не идёт и речи.
Между тем уже через два года Шепард считался выдающимся пианистом своего времени и был профессиональным медиумом: так продолжалось до тех пор, пока у него не обнаружился новый талант — литературный. Теперь Шепард мог позволить себе жить на литературные заработки.
Что же помешало нашему герою остаться в истории величайшим музыкантом всех времён? Оказывается, собственное, более чем неожиданное и достаточно смелое признание в том, что играет и поёт он не сам: это духи великих музыкантов прошлого — Моцарта и Бетховена, Россини и Зонтага, Листа, Берлиоза и Шопена — исполняют музыкальные произведения, используя его самого всего лишь в качестве живого инструмента.
Признание это — даже в эпоху расцвета спиритизма, волна которого окатила Европу, — было скандальным и для широкой публики непонятным. Однако поверим Шепарду на слово и посмотрим, до чего дошёл он в своих экспериментах, обратившись к свидетельству князя Адама Вишневского, который побывал на музыкально-спиритическом сеансе Шепарда 3 сентября 1894 года и поделился своими впечатлениями с итальянской газетой «Vessilo Spiritista»:
«Найдя укромное местечко, мы расположились в тесном кругу вокруг медиума, севшего за фортепиано. Едва он взял первый аккорд, как два угла комнаты осветились загадочным светом. Стали прибывать духи великих музыкантов и пианистов: одни — чтобы исполнить свои произведения, другие — чтобы присоединиться к слушателям.
Сначала свою «Фантазию о Семирамидах» исполнил руками Шепарда Тальберг. Произведение это не опубликовано — как и все вещи, исполняемые духами на сеансах этого медиума. Затем зазвучала рапсодия для фортепиано в четыре руки: её исполнили Лист и Тальберг — пламенно, потрясающе торжественно и в блестящей аранжировке. Пожалуй, даже сам Лист, игравший с необычайной страстностью и изяществом (не говоря уж о ныне живущих), не смог бы достичь такой степени совершенства.
Кружок наш состоял отчасти из музыкантов, которые, как и я, бывали на концертах величайших пианистов Европы. Но никто из нас никогда прежде не сталкивался со столь сверхъестественным исполнительским мастерством.
Появившийся на ладони у мадам Д. световой шар ознаменовал прибытие Шопена. Дух его наиграл пианиссимо несколько изысканнейших мелодий, сотканных из тончайших нотных гирлянд, столь отчаянных и печальных, что казалось, сама Польша в тот момент обратилась с мольбою к Богу.
Затем прибыла Жорж Санд. Я выразил признание этому великому духу за то, что он почтил своим присутствием наше собрание, и получил три хлопка по колену. Мадам Д. шутливо приревновала ко мне гостью и тут же удостоилась от неё тех же знаков расположения.
Явился Моцарт: игра его искрилась нежностью, разнообразием и лёгкостью сильфа, что всегда отличало его несравненный гений. Но более всего поразил нас в тот вечер Берлиоз (никогда прежде на сеансах Шепарда не появлявшийся), который явился в сопровождении старших учителей — Листа и Тальберга.
Он начал с того, что решил перенастроить фортепиано — взять на тон выше. На протяжении десяти минут духи работали над инструментом, крышка которого всё это время оставалась закрытой. Когда зазвучала музыка, мы заметили: фортепиано звучит выше на две ноты.
Вещь, исполненная Берлиозом, искрилась сладостностью и совершенством. Сначала нам показалось, будто зазвучали колокола маленькой сельской церквушки… вот и сама она возникла у нас перед глазами! По горному склону к ней спустилась свадебная процессия. Люди вошли в церковь, и тут мы услышали точную имитацию звуков церковного органа: на протяжении всей церемонии бракосочетания они лились тихо и мягко. Затем процессия вышла из церкви и снова вернулась в горы.
Закончив пьесу, Берлиоз с помощью других духов вновь перестроил инструмент и начал играть уже в привычном регистре, но попрежнему с закрытой крышкой. Затем один за другим нас посетили несколько духов. Каждый из них говорил на родном языке. Замечу, что Шепард, кроме английского и французского, другими языками не владеет. Однако в трансе он говорит — точнее, позволяет духам вещать «через себя» — на всех языках мира. Так, Гёте продекламировал несколько строф по-немецки. Дух, назвавшийся Исайей, вещал на древнееврейском. Возник Магомет и заговорил с нами по-арабски.
Появлялись и другие гости из иного мира: они переводили эти речи, обещали нам помощь в деле «психического исследования» и указывали, с какими людьми нам следует вступить в контакт. После сеанса мистер Шепард впал в такое изнеможение, что вынужден был удалиться для отдыха».
Согласитесь, своеобразный отчёт — куда там Безумному Шляпнику с его выходками! От таких откровений самые горячие поклонники спиритизма могут лишиться дара речи. Похоже, подобные восторги экзальтированных поклонников в конечном итоге и лишили Джесси Шепарда шансов на широкое признание.
Впрочем, почему же, как раз признанием-то медиум обделён и не был — его принимали в самых высших кругах, и везде он производил самое потрясающее впечатление. С огромным успехом прошли его концерты во дворце Камберленд (Гмунден, Австрия), организованные герцогиней Камберлендской, сестрой русской императрицы. Послушаем Лорица Вольдемара Тоннера из Гааги, чьё свидетельство было опубликовано журналом «Light» 17 марта 1894 года:
«Я также бывал на концертах мистера Шепарда в Камберленде и не скоро смогу забыть то впечатление, что произвёл он на свою коронованную аудиторию. Сначала комната, в которой расположились зрители, была ярко освещена лампами и свечами, но её королевское высочество герцогиня Камберлендская предложила мистеру Шепарду уменьшить яркость света. Повидимому, она почувствовала, что столь назойливое освещение помешает восприятию музыкальных произведений, которые нам предстояло услышать.
Все лампы были погашены, и концерт прошёл лишь при двух свечах. Думаю, ради столь необычного случая никто не стал бы возражать и против кромешной тьмы, потому что никогда прежде не собирал вокруг себя Шепард столь благородную и умную аудиторию. Во время исполнения медиумом одной из вокальных партий герцогиня Ганноверская, сидевшая рядом с его высочеством герцогом Саксонским и Альтенбургским, не удержалась и вскочила с места. «Никогда в жизни не слыхала ничего подобного!» — воскликнула она.
Королева Дании, сидевшая непосредственно за спиною медиума, заявила впоследствии, что пьеса была исполнена явно в четыре руки, а не в две…»
Почему бы и нет? Тот, кто способен играть на вообще закрытом инструменте, всегда может пригласить свободного духа для участия в очередном дуэте! Но Шепард ведь не только играл, он ещё и пел — причём басом и сопрано. Вот что писала об этом 14 марта 1884 года «Дагблад», одна из ведущих европейских газет:
«Внезапно, в момент экстатического подъёма, бас вдруг перешёл в сопрано, но не сорвался на визгливый фальцет, который так часто раздаётся сегодня с театральных подмостков, а сохранил чистоту и наполненность во всём диапазоне. Словно сверкающие перезвоны разлились по комнате, создав единую, необычайно впечатляющую гармонию. Звуки фортепиано вознеслись фортиссимо, напомнив громовые раскаты, но голос певца и их превзошёл по силе: будто небесный глас провозгласил: «Exelsior!» — и все мы, даже не верующие в сверхъестественное, душою вознеслись к высшим сферам. Сила вдохновения Джесси Шепарда сама по себе удивительна. Но стоит ли искать ей спиритическое объяснение?»
Действительно, стоит ли? Тем более, что за это можно и поплатиться. Генри Киддл, главный инспектор школьного образования Нью-Йорка, в доме у которого Шепард провёл в общей сложности год, вынужден был подать в отставку после того, как публично заявил, что верит в шепардовских «духов». Киддл имел неосторожность признать, что собственными ушами слышал игру Моцарта (экспромтом исполнившего неизвестную симфонию), философские лекции Аристотеля, а также не вполне понятные ему выступления на греческом, древнееврейском, халдейском и арабском языках. Все расценили это признание Киддла как чистейшей воды безумие.
