Так, разговаривая с самим собой, Север провел почти полдня. Несколько раз он ненадолго забывался тревожным сном — сказывались усталость и бессонная ночь. Он вымок и продрог. В лодке было по щиколотку воды — высокие волны то и дело перехлестывали через борт. От сильной качки его начало мутить. — «Глупо думать, что эти испытания кто-то посылает мне специально. Вообще, жалобы и лишние мысли ни к чему. Нет в них никакого проку… Нужно просто вступать в схватку с тем, с чем можно бороться, и спокойно принимать то, что изменить не в силах. Так просто и так трудно…» — Север с тоской посмотрел по сторонам. Тучи ползли над самой водой. Северный ветер гнал их на юг, закручивая края в спирали, которые тут же разрывались в грязные клочья. Иногда ветер сталкивал их друг с другом, и тогда где-то над линией горизонта раздавались раскаты грома, но молний видно не было. Гроза была еще далеко, однако, судя по всему, стремительно приближалась. Ветер усиливался с каждой минутой. Море словно наливалось тяжелой яростью, которая была готова вот-вот выплеснуться. Выплеснуться неукротимо и беспощадно, уничтожая все инородное, все, что не принадлежало морю изначально. Стена дождя соединяла две стихии.
Север убрал парус, вынул мачту и, обвязав вокруг нее парус, положил вдоль борта. Рядом он пристроил весла. Для верности он обвязал все еще раз вместе, закрепив как следует другой конец веревки. Теперь он не лишится паруса и весел. Собрав все припасы еды и фляги с водой, он положил их в холщовый мешок и спрятал под кормовой настил. Потом закрепил руль.
Теперь ему оставалось только надеяться на чудо. Он сел на дно лодки и привязал себя к банке, чтобы не быть смытым волной.
Гремело теперь почти непрерывно, и сумрак то и дело прорезали молнии. Огромные свирепые волны швыряли лодку из стороны в сторону так, что у Севера перехватывало дыхание.
Он не думал, что шторм — это так страшно. Волна подхватывала лодку, взбрасывала себе на спину и поднимала ее к самым тучам. Затем, помедлив долю секунды, сбрасывала ее в бездну, словно устав от своей ноши. Каждый раз, когда лодка ударялась о воду, Север, несмотря на вой ветра, слышал, как трещит дерево. И тут же, не дав и мгновения передышки, накатывал новый вал, и все повторялось сначала.
— Что тебе одна человеческая жизнь? — крикнул Север морю. — Зачем она тебе? Ты живешь века, неужели ты еще не насытилось? Я знаю, что ты живое. Я знаю, что мне никогда не постичь твоих желаний и целей. Так же как никогда не постичь твоего величия. Но я не верю, что жизнь одного человека так необходима тебе. Ты даже не заметишь ее. Или это часть какого-то замысла, непонятного мне? Но что может изменить в этом мире моя смерть? Прошу тебя, дай мне дойти до конца моего пути. Дай мне сделать то, что я должен сделать.
Поначалу Север пытался вычерпывать воду и следить за тем, чтобы его припасы не вымыло из лодки. Но вскоре понял, что все бесполезно: каждая новая волна заливала лодку до самого планширя. Он вцепился мертвой хваткой в банку и плотнее прижался к дну лодки, чтобы при очередном ударе о воду не переломать себе кости. Изредка он поднимал голову и, увидев стремительно накатывавшую волну, изо всех сил зажмуривался, ожидая, что она будет последним, что он увидит в этом мире.
Но шли минуты, а он был все еще жив.
«Старик построил хорошую лодку. Может, мне и удастся выбраться из этого живым, — подумал Север. — Если не погибну, я обязательно вернусь к рыбаку. Вернусь и скажу ему спасибо. Но сейчас, лодка, продержись еще немного. Рано или поздно этот шторм закончится. Все всегда заканчивается. Потерпи еще немного. Я знаю — тебе сейчас приходится солоно. Наверное, даже хуже, чем мне. Меня не бьет в скулу волна, мои снасти не терзает ветер… Потом, когда все закончится, я хорошо позабочусь о тебе. В порту я заново просмолю тебя, покрашу твои борта, обновлю такелаж… Поставлю новый, ослепительно белый парус. Ты будешь самой красивой лодкой на побережье. Только потерпи чуть-чуть сейчас. Не дай нам пропасть».
Север погладил борт лодки, словно та и вправду была живым существом. Впрочем, сейчас ему казалось, что она действительно может слышать и понимать его.
И лодка держалась. Несколько раз она почти полностью уходила под воду, но снова и снова, тяжело, неохотно, выныривала. И тогда Север, ослепший и оглохший, хрипя и откашливаясь, благодарил судьбу и лодку за то, что они подарили ему еще несколько секунд жизни.
Все тело Севера болело от постоянных ударов о дерево, соленая вода разъедала кожу и глаза, по рассеченному лбу струилась кровь. Север даже не заметил, когда успел разбить голову. Его то и дело рвало — он наглотался слишком много морской воды. В горле застряла горечь.
Свист ветра, грохот волн, гром — все слилось в один протяжный рев. По лодке как будто молотил кувалдой великан. Удар следовал за ударом, лодка вертелась волчком, то взлетая в небеса, то проваливаясь чуть ли не на самое дно океана. Север уже не разбирал, где верх, а где низ. Ему казалось, что он горошина в маленькой коробке, которую трясет шаловливый ребенок.
Сколько времени это продолжалось, он не знал. Постепенно стемнело совсем. Шторм не стихал.
«Наверное, шторм отгонит акулу, — отрешенно подумал Север. — Во всем можно найти и хорошие стороны… Все-таки лучше утонуть, чем быть съеденным».
Он почти не сомневался, что скоро пойдет ко дну. Это был лишь вопрос времени. Лодка, какая бы прочная она ни была, не может бесконечно выдерживать такие удары. Она уже наверняка дала течь. Впрочем, это не имеет значения — воды и так полно.
«Интересно, страшно ли умирать? Что будет в тот миг, когда я пойму, что мой путь кто-то оборвал? Оборвал безжалостно и окончательно… Что я буду чувствовать, когда смерть возьмет меня за плечо и поведет за собой в неизвестность?.. Боль? Ужас? Или, наоборот, покой? Скорее всего, боль… Первые секунды, когда соленая вода будет разрывать мне легкие. И ужас, когда придет осознание, что это бесповоротно. А потом?..»
— Что толку ломать над этим голову? — спросил он сам себя. — Ты все узнаешь. Очень скоро.
Совсем рядом блеснула молния.
— Жаль, что я так и не вспомнил, кто я, — продолжал он. — Это единственное, чего мне по-настоящему жаль. Главный недостаток смерти в том, что она приходит неожиданно и всегда в самый неподходящий момент. Впрочем, может ли быть подходящий момент для смерти? Наверное, может… Когда сделано все то, что должен был сделать. И сделано честно. Вот тогда можно и умирать…
Лодку швырнуло так, что Север прикусил язык. К вкусу морской воды во рту примешался вкус крови.
«Я сделал все, что мог, и не свернул со своего пути. Я могу гордиться собой. Оказывается, умирать не так страшно, если ты все сделал правильно. Наверное, страх смерти терзает тех. кто не идет по своему пути до конца. Если ты делал то, что должен был делать, смерть — не наказание, а просто жест этого мира. Рано или поздно это должно произойти. И жизнь дана для того, что-с человек смог как можно лучше пройти своей дорогой: Быть на своем пути В ЭТОМ СУТЬ. Вся хитрость в том, чтобы помнить об этом каждую секунду».
И в этот миг, перекрывая рев ветра и волн, раздался пронзительный крик чайки.
Север вскинул голову, но, кроме бешеной пляски теней в сполохах молний, ничего увидеть не смог. Он было подумал, что ему послышалось. Но через мгновение он снова услышал этот крик. Протяжный, полный безысходной тоски и боли.
Север посмотрел вперед.
На него надвигалась чудовищная волна. Ее пенный гребень, казалось, касался туч. Внизу, у ложбины, она была матово-черной, но выше становилась светлее, словно была сделана из темно-зеленого мутного стекла. Она приближалась, закрывая собой небо, медленно, величественно, будто сознавала свою мощь.
Север завороженною смотрел на этого исполина. Другие волны, признавая ее безусловное превосходство, почтительно расступались, освобождая ей путь. И эбонитовое море перед ней было гладким, словно по нему прошлись утюгом.
«Вот и все…» — пронеслось в голове Севера.
Он был беззащитен и беспомощен перед этой громадой, надвигавшейся неумолимо, словно сам рок.
Лодку отделяло от темной стены воды всего несколько десятков футов, и волна, хищно изогнувшись, уже нависла над суденышком.
В этот миг что-то ослепительно белое сорвалось с пенного гребня и камнем устремилось вниз, почти скользя по склону волны. У ложбины оно замедлило падение и молнией метнулось к Северу. Сначала он ничего не понял. И только когда сгусток света оказался совсем близко, Север вдруг увидел, что это чайка. Она неслась, уходя от преследовавшего ее вала, широко распластав сильные крылья. Неслась прямо на него.
Позже Север не раз пытался понять, что же произошло. Но как ни пытался он восстановить в памяти эти события, как ни старался найти произошедшему хоть какое-нибудь объяснение, ничего не получалось. В памяти снова и снова всплывала одна и та же картина: раскинувшая крылья чайка, мчащаяся прямо на него, и вздымающаяся за ней темная громада волны, вся в кружевах пены. А потом… Потом ему показалось, что птица, не замедляя своего бешеного полета, изо всей силы ударила его грудью прямо в лицо…
