Упомянутое восприятие делает желание определенным: желание перестаёт быть неопределённой жаждой чего то, и становится определённым влечением к определённой вещи, в данном случае — к молоку. Но восприятие требует проверки, ибо Познающий связал в одно три явления, а одно из них потребность — должно быть выделено. Замечательно, что в ранний период вид дающей молоко пробуждает потребность: Познающий вызывает её, когда является образ, связанный с потребностью. Ребёнок, не чувствуя голода, требует грудь при виде матери. Позднее эта неправильная ассоциация прерывается, и образ кормящей соединяется с чувством удовольствия, как с его причиной; он является объектом удовольствия. Влечение ребёнка к матери устанавливается таким образом и делается с этих пор дальнейшим возбудителем мысли.
Соотношение между ощущением и мыслью
Во многих сочинениях по психологии, как на Западе, так и на Востоке, ясно заявляется, что каждая мысль коренится в ощущении, что до тех пор, пока не скопилось большого количества ощущений, не может быть мысли. "Ум, каковым мы его знаем", говорит Е.П. Блаватская, "сводится к состояниям сознания, разнящимся по своей продолжительности, напряжению, сложности и т. д. но все они, в конце концов, основываются на ощущении"[5]. Некоторые писатели пошли далее, утверждая, что ощущения — не только материал, из которого строятся мысли, но что мысли производятся ощущениями и что следовательно нет никакого Мыслителя, никакого Познающего. Другие, наоборот, смотрят на мысль, как на результат деятельности Познающего, возникающей изнутри, а не получившей толчка извне; ощущения, по мнению этой школы психологов, являются не необходимым условием его деятельности, а материалом, к которому Мыслитель применяет свои собственные, присущие ему способности.
Обе точки зрения — и та, которая считает, что мысль есть чистый продукт ощущений, и та, которая признает мысль чистым продуктом Познающего — владеют только долей истины; полная истина лежит посреди обоих. Хотя для пробуждения Познающего и необходимо, чтобы ощущения действовали на него извне и хотя первая мысль является вследствие воздействия со стороны ощущения, следовательно ощущение есть необходимый предшественник мысли, тем не менее, если бы не было присущей способности связывать явления между собой, если бы природе "Я" не было присуще познавание, — ощущения могли бы даваться ему беспрерывно и всё-таки не возникло бы ни единой мысли. Утверждение, что начало мысли кроется в ощущениях, верно только наполовину; должна существовать еще сила, которая бы действовала на ощущения, которая бы их организовала и установила связующие звенья как между самими ощущениями, так и между ними и внешним миром. Мыслитель — отец, ощущение — мать, а мысль — их дитя.
Если начало мысли кроется в ощущениях и если эти ощущения вызываются впечатлениями внешнего мира, в таком случае точное наблюдение за природой и продолжительностью возникшего ощущения представляет огромное значение. Первым опытом Познающего является наблюдение; если бы не было предмета для наблюдения, Познающий пребывал бы всегда во сне. Но когда перед ним является предмет, и он, как "Я", сознает соприкосновение, тогда, как Познающий, он производит наблюдение. От точности его наблюдения зависит мысль, которую он образует из множества наблюдений, соединенных вместе. Если его наблюдения неточны, если он устанавливает неверную связь между предметом, вызвавшим впечатление, и собою, наблюдающим за этим впечатлением, тогда из этой ошибки в его собственной работе произойдёт целый ряд последовательных ошибок, исправить которые он может только возобновив наблюдения с самого начала.
Рассмотрим теперь, как ощущение и понятие действуют в каждом отдельном случае. Предположим, что я чувствую прикосновение к моей руке; прикосновение вызывает ощущение; распознавание породившего ощущение предмета есть мысль. Когда я чувствую прикосновение, я чувствую, и больше ничего, насколько это касается самого ощущения; но если от ощущения я перейду к вызвавшему его предмету, я восприму этот предмет, а восприятие есть мысль. Это восприятие означает, что как Познающий, я осознаю связь между собой и предметом, насколько последний произвел известное ощущение в моем "Я". Это, однако, ещё не всё, потому что я испытываю и другие ощущения от цвета, формы, мягкости, теплоты, строения ткани и эти ощущения передаются мне, как Познающему, при помощи воспоминания об аналогичных впечатлениях, полученных ранее, т. е. сравнивая прежние образы с образом прикасающегося к моей руке предмета, я заключаю о природе этого предмета.
В этом восприятии вещей, пробуждающих в нас известное чувство, лежит зародыш мысли; выражаясь метафизически, восприятие того, что "Не-Я", как причины известных ощущений в моём "Я" — есть начало Познания. Одно чувство, если бы можно было ограничиться им, не могло бы дать нам сознания "Не-Я"; оно пробудило бы только чувство удовольствия или страдания в нашем "Я", сознание расширения или сжимания. Никакая высшая эволюция не была бы возможна, если бы человек не был способен к чему-либо большему, чем одно только чувство; только когда он начинает различать предметы, как причины удовольствия или страдания возникает его развитие. От установившегося сознательного отношения между "Я" и "Не-Я" зависит вся будущая эволюция и эта эволюция будет заключаться, главным образом, в увеличении количества этих ощущений, в их растущей сложности и всё большей точности со стороны Познающего. Познающий начинает раскрываться тогда, когда пробуждающееся сознание, испытывая удовольствие или страдание, обращает свой взгляд на внешний мир и говорит: "этот предмет доставил мне удовольствие, а тот — страдание".
Большое количество ощущений должно быть испытано прежде, чем "Я" вообще будет в состоянии отвечать на них извне. Затем настанет темное, смутное искание удовольствий, возникающее из желания "Я" испытать повторение испытанного удовольствия. Это хороший пример того факта, что не существует ни абсолютно чистой мысли, ни абсолютно чистого ощущения, ибо "желание повторить удовольствие" свидетельствует о том, что картина испытанного удовольствия сохранилась — хотя бы слабо, в сознании, а это уже память и принадлежит к области мысли. В течение долгого времени на половину пробужденное "Я" мечется от одного предмета к другому, слепо ударяясь о "Не-Я", не руководствуясь в этих движениях никаким сознательным направлением и испытывая при этом удовольствие и страдание, не понимая причины того и другого. И только после долгого опыта вышеупомянутое восприятие становится возможным и тогда возникает сознательная связь между Познающим и познаваемым.
Природа памяти
Когда связь между удовольствием и известным предметом установлена, пробуждается желание достигнуть этого предмета вновь и таким образом повторить удовольствие. И, наоборот, когда установлена связь между страданием и известным предметом, — пробуждается определённое желание избегнуть этого предмета, следовательно, избегнуть и повторения страдания. В ответ на новое возбуждение ментальное тело легко воспроизводит образ того же предмета, потому что, следуя общему закону, по которому энергия направляется по линиям наименьшего сопротивления, материя ментального тела легко облекается в ту форму, которую она принимала чаще всего. Эта наклонность повторять под действием новой энергии прежние вибрации вытекает из тамасического свойства материи. Сгруппированные вместе, они медленно распадаются под действием других энергий, но в течение довольно продолжительного времени в них сохраняется склонность к возобновлению своих взаимных отношений. Если этим "молекулам" вибраций дать толчок, подобный тому, который сгруппировал их раньше, они быстро примут своё прежнее положение. Далее, если Познающий вибрировал каким-либо определённым образом, эта "вибрационная сила" остаётся в нем и, когда появляется предмет, доставлявший удовольствие или страдание, желание обладать этим предметом, или избежать его, освобождает упомянутую силу, толкает её, — если можно так сказать — наружу, и таким образом, вызывает необходимое возбуждение в ментальном теле, а прежний опыт помогает сделать правильный выбор.
Образ, воспроизведенный таким путем, узнается Познающим, и в первом случае — влечение, вызванное удовольствием, заставляет его воспроизвести и образ этого удовольствия. А во втором случае — отвращение к испытанному страданию вызывает и образ этого страдания. Предмет и удовольствие или предмет и страдание сливаются в опыте вместе, и если произвести ряд вибраций, вызывающих образ предмета, в таком случае одновременно возникает и ряд вибраций, выражающих удовольствие или страдание, и те же чувства возникают даже и при отсутствии самого предмета. Это и есть память в её простейшей форме: самопроизвольная вибрация тождественного характера с той, которая вызвала чувство удовольствия или страдания, снова вызывает то же самое чувство. Эти вновь возникающие образы не так сильны, и потому, для не вполне развитого Познающего, менее ярки и живы чем те, которые были созданы соприкосновением с внешним предметом. В последнем случае более сильные физические вибрации сообщают и большую энергию ментальным образам и образам желания; но в основе своей вибрации эти тождественны и память есть воспроизведение в ментальной материи тех предметов, с которыми Познающий уже находился в соприкосновении. Это отражение, может быть, и бывает многократно возобновляемо, всё в более и более тонкой материи, независимо от какого бы то ни было отдельного Познающего, и эти отражения, взятые в общем, образуют известную часть содержания памяти Логоса, Господа Вселенной. Эти образы образов, достижимы для каждого отдельного Познающего, поскольку он развил в себе вышеупомянутую "вибрационную силу". Как при беспроволочном телеграфе ряд вибраций, образующие посылаемую передачу, может быть воспринят любым подходящим приемником, — т. е. каждым приемником, способным воспроизвести те же вибрации, — так и скрытая вибрационная сила Познающего может быть приведена в действие аналогичной вибрацией, исходящей из этих космических образов. Эти образы на плане Акаши составляют "летопись Акаши", о которой часто говорится в теософической литературе и они сохраняются на протяжении всей жизни данной планетной системы.
