Предположим, однако, что путь души можно изобразить в виде круга; какая доля его окружности тогда опустится ниже линии, разделяющей физический план и астральный? Краткое вычисление покажет, что часть, представляющая физическую жизнь, не должна превышать тридцатой части целого, а в некоторых случаях может быть значительно ниже этой цифры; и только ясно осознав этот факт, мы начнём постепенно понимать подлинное соотношение между физическим и нефизическим началами, которое действительно даже для такой материалистической эпохи как наша.
Действительно важный момент
Нет никакого основания рассматривать точки этой окружности, проникающие на физический план и выходящие из него, как более важные, чем другие точки. Наоборот, единственная точка, действительно имеющая значение, — это та, которая будучи расположена между двумя другими точками, отмечает самое большое расстояние от "Эго". После нее кривая идёт вверх вместо того, чтобы опускаться. Эта точка должна представлять тот момент жизни человека, когда дела этого мира перестают его волновать и он окончательно направляет свою мысль к более высоким предметам. Несомненно, что эта точка гораздо важнее тех, которые представляют физическое рождение или смерть, поскольку она отмечает предел экстернализации "Эго" — переход, так сказать, от выдоха к вдоху.
Если бы кривая была правильной, этот переход, очевидно, совершался бы в середине физической жизни. Человек подходил бы к этому постепенно, почти незаметно, следуя круговому движению, как планета подходит к своему афелию, и точка этого перехода должна была бы находиться на равном расстоянии от точек рождения и смерти. Важно то, что эта концепция полностью соответствует взглядам мудрецов древнего Востока. Согласно древнему закону, человек должен провести 21 год в учёбе, следующие 21 год — в выполнении обязанностей хозяина дома и семьянина; и тогда, достигнув середины жизни, он полностью оставляет мирские заботы, передает дом и имущество в руки сына и уединяется со своей женой в маленькой хижине неподалёку, где он посвящает следующие 21 год отдыху, духовному общению и медитации. После этого приходит четвёртый период, период полного уединения и созерцания где-нибудь в джунглях, если он желает жить там. Но поворотным моментом являлась действительно середина жизни. Можно также напомнить, что в Перу сорок пять лет когда-то считались возрастом, в котором человек освобождался от всех материальных обязанностей и волен был полностью посвятить себя такому виду учения, который привлекал его больше всего.
У нас на Западе жизнь стала так мало соответствовать природе, что даже в старости многие усиленно продолжают заниматься материальными делами, погружаясь в сутолоку и борьбу. Поэтому их физическая жизнь организована плохо, и организм оказывается расстроенным. Работа по очищению и освобождению, которая должна была бы начинаться в середине жизни, откладывается до того дня, когда нас поражает смерть, и осуществляется поэтому на астральном плане вместо физического. Так возникает неизбежная задержка, и в результате незнания подлинного значения жизни прогресс человека замедляется.
Преимущества знания
Каким бы большим подчас ни было зло, являющееся результатом неведения этих фактов при жизни, оно, вероятно, ещё серьёзнее после смерти. Отсюда великое преимущество того, кто знает, хотя бы теоретически, чему в данном вопросе учит оккультизм. Он понимает точное соотношение между физической частью жизни и всей остальной. В этом случае, находясь здесь, он не теряет всё своё время в труде только во имя тридцатой доли цикла своей личности, полностью игнорируя остальные двадцать девять, а рассматривает свою жизнь в её совокупности и организует её с умом. Переходя на астральный план, он не испытывает ни малейшего беспокойства или замешательства, поскольку он понимает, где находится и как лучше всего воспользоваться новыми условиями. Это знание придаёт уму мужество и уверенность; оно даёт ему способность и средство, без которых в этом новом мире он был бы как потерявшее управление судно.
Опыт показал, что даже в том случае, если человеку удалось хотя бы раз услышать правду (на публичной лекции, например), которую он признал бы только как гипотезу среди многих других и не был в достаточной степени заинтересован ею, чтобы изучать этот вопрос далее, даже тогда у него есть значительное преимущество. Этот человек, хотя и пренебрег возможностью получить более полные сведения, тем не менее, однажды вспомнит об этом учении и, найдя, что автор изложил факты с точностью, начнёт выяснять, какие указания относительно поведения излагались в этой теории, правильность которой он может проверить теперь непосредственно. Таким образом, у этого человека есть по крайней мере одна точка соприкосновения с истиной. Он также в некоторой степени свободен от беспокойства, которое чувствуют другие, находясь вдали от всего привычного, отнесённые течением в безбрежное море, от которого в любой момент может возникнуть нечто невыразимое и ужасное.
И это чувство безопасности и уверенности — не единственное преимущество точных знаний. Человек, чувствующий себя уверенно, может протянуть руку помощи другим и вскоре стать центром блага и облегчения страданий для сотен тех существ, которые перешли границу и вступили в невидимый мир. Поступая так, он, естественно, создает для себя дополнительную хорошую карму, и его эволюция значительно ускоряется.
Траур и скорбь
Как только человек освобождается от заблуждений относительно смерти и узнаёт, какова реальность, ему сразу становится очевидно, что система оплакивания этого события представляет собой одну из самых явных нелепостей. Вся мрачная и гротескная обстановка, которой окружается горе, присуща только абсурдному анахронизму и является не чем иным, как пережитком, лишенным достоинства средневекового обычая, в то время как утрированная печаль, которую ребячески считают проявлением любви, сама по себе есть пагубная ошибка, рожденная самыми непробиваемым невежеством и неверием. Тот христианин, который действительно верит, что его любимый друг приобрёл счастье непосредственного общения с Господом, не станет отмечать это событие траурным костюмом или писать на бумаге с чёрной каймой, в отличие от настоящего теософа, который знает, что близкий ему человек отныне ведёт более высокое и счастливое существование на астральном плане и уже приближается к светлой жизни в раю.
И это ещё не всё. Горе, которому предаются после смерти друга, не только в основе своей является глубоким заблуждением и поэтому значительно умножает бесполезное страдание; дело обстоит ещё хуже; этот взрыв печали, эти бесконечные и безутешные слезы всегда производят очень тягостное впечатление на ушедшего, к которому мы испытываем столь глубокую привязанность. В то время как он мирно и естественно погружается в бессознательное состояние, предшествующее пробуждению среди красот рая, его счастливые сны слишком часто прерываются от неистового горя и призывов его друзей к земле, которую он только что покинул. Такое выражение чувств пробуждает в его теле желаний соответствующие вибрации, вызывая в нём мучительное беспокойство и продолжительное уныние, которые намного замедляют его прогресс. Это отсутствие самообладания со стороны оставшихся в живых является одним из самых серьёзных препятствий на пути тех, кто пытается прийти на помощь умершим, и часто делает их терпеливые усилия тщетными. Иногда сами умершие считают помехой неумеренную скорбь своих невежественных близких, несмотря на их добрые намерения, что известно, например, по некоторым историям крестьян Британии.
Из этого вовсе не следует, что оккультист не сочувствует тем, кто любил и, как нам кажется, потерял дорогих существ, и что его учение советует забыть тех, кто ушёл раньше нас. Но оно предлагает спасительную, а не тягостную форму памяти. Вместо эгоистичных и бесполезных сожалений следует, как мы уже рекомендовали, желать умершим счастья со всей силой любви. Это учение требует от продолжающего жить более высокого настроя мысли и понимания иллюзорности этой потери, что придает большую красоту тому великолепию, которое несомненно ожидает его друга.
Согласно другому, широко распространенному мнению, смерть сама по себе всегда мучительна. В связи с этим было выдумано много жутких рассказов о предсмертной агонии и храпах. Несомненно, что эту традицию можно тоже отнести к заблуждениям, поскольку такие неприятные симптомы, как правило, бывают только последними спазматическими движениями физического тела, после того как сознательное "Эго" его уже покинуло. Почти во всех случаях сама смерть совершенно не связана с мучениями даже после долгих и тяжких страданий во время болезни, которым она кладет конец. Спокойствие, так часто появляющееся на лице умершего, убедительно говорит в пользу этой гипотезы, которая также подтверждается непосредственным свидетельством со стороны тех, у кого об этом спрашивали сразу же после смерти, когда обстоятельства её ещё были свежи в их памяти.
