Ознакомительная версия.
То есть суть проблемы именно в этой психофизической энергии. И если нам удастся разобраться в ее природе, это позволит объяснить все те феномены, которые имеют место.
После двухчасового перерыва часть опытов была повторена. При этом испытуемый подвергался длительному воздействию гостя института — ламы Норбу Римпоче, настоятеля монастыря Лха-дзонг, что в Тибете. Около часа его высокопреподобие ходил вокруг В. Мессинга, осеняя испытуемого руками, касаясь пальцами его головы и бормоча странные молитвы, которые буддисты зовут мантрами.
По уверениям ламы, тем самым душа и разум В. Мессинга «выйдут за пределы черепа, объемля вселенную и познавая семь счастливых драгоценностей…»
Из отчета В. Мессинга:
«От ламы исходила большая психическая сила, и я видел, как он кивал одобрительно, шаря в воздухе вокруг моей головы и бормоча, как перевел толмач: «Очень хорошая аура, светлая.»
Пара музыкантов, прибывших с ламой, молчаливых и диковатых, сидели в углу, прямо на ковре, и тихонько наигрывали — один на дудке и крошечном барабанчике, а другой меланхолично ударял маленькими металлическими тарелочками, звон которых не гас целыми минутами.
С жаровни — еще одного инструмента ламы — тянуло ароматным дымком, и я, постепенно цепенея, впал в транс. Может, то состояние, которое я испытывал, будет неверно называть трансом, но других слов не подберу.
Я и был, и не был одновременно, ощущая очень странное, скорее неприятное чувство нервного взрыва. Я будто бы покинул телесную оболочку, и моя душа заполнила весь мир — я видел свое тело, бритоголовых музыкантов в оранжевых накидках, сухонького ламу в смешной шапке с гребнем, профессора Ости.
Я видел весь Париж, одновременно зрением человека, гуляющего по бульварам, и с птичьего полета. Я видел весь мир, я мог греть руки, катая в ладонях далекую звезду, и отряхивать с волос туманность.
Я все понимал, вот только перевести открывшиеся мне истины на человеческий язык не получалось — речь не могла вместить их. Это было все равно, что описать радугу, пользуясь черным и белым цветами.
Я все мог — и ничего не хотел, как пресытившееся божество. Для меня не существовало тайн и загадок, я видел прошлое и будущее — как мои далекие предки изгоняли саблезубого тигра из пещеры, как египтяне складывали великую пирамиду, как неустрашимые викинги подплывали к берегу и весело скалились в предвкушении разбоя, как бесшумно гремели пушки под Аустерлицем. Как в дыму и пламени сойдутся сотни танков близ какой-то русской деревушки, как взлетит громадная ракета, как медленно и грозно восклубится «гриб» чудовищного взрыва.
Я был везде и нигде, легким усилием мысли материализуясь там и тогда, где и когда хотел.
Трудно сказать, сколько прошло времени.
Мне показалось, что минула вечность, пока я не «сдулся», не вернулся в крошечное человеческое тело.
Очнувшись, я узнал, что минуло всего пятнадцать минут. Марсель Ости был бледен, у него по щеке текла кровь.
Профессор, запинаясь, объяснил, что, пока я лежал, как мертвый, многие предметы приходили в движение — стулья, книги, приборы. Один из стеклянных колпаков разбился, с силою ударившись об стену, и осколком порезало щеку Марселю.
И только один лама был доволен: он ласково щурился, кивал мне одобрительно и прищелкивал языком — «Большая сила! Очень большая!»
Норбу Римпоче пожелал поговорить со мной в уединении. Доктор Ости любезно предоставил нам свой кабинет.
Лама начал издалека, сначала выразив свое приятное удивление тем, что и в Европе есть люди, не чуждые духовной практики, затем помолчал и сказал негромко:
— Способен ли ты видеть то, что есть и чего нет? Можешь ли прозревать случившееся вчера, и то, что произойдет завтра?
— Предсказывать будущее? — перевел я его словарные изыски на язык европейского упрощения.
Лама улыбнулся и покачал головой.
— Предсказатели — это чернорабочие судьбы. Они видят туман, в пелене которого скользят полуразличимые фигуры, и гадают о том, что явил им промельк грядущего. Но зрящие мглу не увидят того, что скрыто в потемках. И лишь таким, как ты, чей мозг разбужен, дано увидеть то, что суждено.
— Я видел, что случится через восемь или девять лет.
Лама построжел.
— Да, грянет великая битва, и в ней сгинут миллионы. Вчера я прошелся по улицам этого города и наблюдал тление душ — люди пьют и веселятся, грешат в угоду злу и даже не подозревают, что уже мертвы. Они лишены здорового начала и даже не догадываются, что кричат и беснуются в плену иллюзий, добиваясь извращенных услад. Придет время, и они погубят свои души предательством, а те, кто ныне здоров и надеется, умрут.
— Грустно, — согласился я. — Но почему, коли уж я способен видеть будущее, я плохо различаю себя самого? Моего отца, моих близких?
— Таков наш удел, — улыбнулся лама. — Чтобы рассмотреть себя самого, нужно зеркало. Ты хочешь знать, что станется с тобой?
— Я знаю, когда умру, и что у меня не будет детей.
Его высокопреподобие даже зажмурился от удовольствия.
— Славно, — сказал он. — Все сходится. То, что ты будешь лишен потомства, не считай попущением богов. Тебе нельзя иметь детей, иначе ты передашь свой дар им, а в этом человечеству пока отказано — люди не готовы раскрывать свои мысли, ибо они не чисты и отягощены злом. Любой негодник, могущий читать в головах, станет величайшим преступником, ибо власть его будет неизмерима…
Что ж, пришла пора прощаться. Я узнал все, что хотел, и ко мне вернулся покой. Ты на светлой стороне, и никогда не переступишь границу тьмы. А что до войны… Она неотвратима. Вожди ведут свои племена, и тебе не сбить их с пути. Ты обычный смертный, твое желание предотвратить гибель многих понятно — и тщетно. Может ли паучок своими тенетами задержать колесницу? Но именно на войне ты встретишь свою женщину. Прощай.
Я встал и поклонился, сложив ладони перед грудью, будто в смирении перед учением Будды».
Метапсихологический институт Париж, Фобур-Сен-Оноре 5 мая 1931 года
Отчет В. Мессинга:
«Сначала опыт показался мне совсем неинтересным и даже скучным — я разделся и лег в большую ванну, полную воды с температурой тела — 36,6 градусов. Лицо мое полностью закрывала легкая маска с трубкой для дыхания, а солевой состав воды был подобран с таким расчетом, чтобы я мог как бы зависнуть, полностью погрузившись.
Коварство профессора Ости я ощутил позже, а поначалу испытал странные ощущения — организм мой будто искал некие точки соприкосновения с окружающим миром. И не находил их.
Вися в теплой воде, ничего не видя и не слыша, я почувствовал примерно то же, что в экзерсисах с Норбу Римпоче — растворение.
Я не ощущал собственного тела — сила тяжести на меня не действовала, и даже ответить верно, вишу ли я вниз или вверх головой, не представлялось возможным.
Наверное, стоило мне резко задвигаться, заболтать ногами, и я бы почувствовал сопротивление воды, но как раз совершать резкие движения было нельзя по условиям эксперимента.
Вскоре я утратил всякую связь с реальностью. Мягкий ободок маски перестал ощущаться, и мир пропал, его не стало. Я висел…
Нет, это неверно. Что такое «Я»? Мое тело? А тела не было!
Мы ощущаем себя, покуда наши рецепторы сигнализируют мозгу: холодно, дует ветер, или — жарит солнце, хлещет дождь.
Под ногами или крутой склон, или ровная площадь. Но когда все рецепторы разом прекращают слать свои «донесения», мозг пасует.
Что это за «Я» такое? Мозг висит в пустоте?
Но мы же не ощущаем свой мозг! И получается, что «Я» — это невразумительная «душа». Это одно из тех понятий, смысл которых ясен всем, но вот сформулировать дефиницию никто не в состоянии.
Итак, моя душа, отделенная от тела, висела в пустоте.
Где тут верх, а где низ — непонятно, да и несущественно. Бесконечность не знает направлений и координат.
Да, опыт оказался куда как интересен!
Ощущая позывы к панике, к отчаянию, я их подавлял, но и воля таяла, словно растворяясь в воде с температурой здорового тела.
Мозг, не получая более никакой информации извне, прокручивал одни и те же мысли, как заезженная пластинка.
Мое «Я» исчезало, душа распадалась на какие-то свои непостижимые атомы. Я пропадал в черной пустоте, становился ею, переставал быть.
Мне кажется, что в самую последнюю секунду перед тем, как кануть в небытие, мое сознание сделало судорожную попытку опознаться, вернуть себя.
Я не зря пишу именно о сознании, а не о себе самом — с самого начала эксперимента я впал в дремотное состояние, походя на ленивого отдыхающего, что загорает на пляже и ни о чем не думает.
Мое «Я» медленно возникало из ниоткуда. Я стал ловить мысли — они были нечеткими, но зато эмоции пробивались ясно.
Ознакомительная версия.
