Мэн-цзы – основоположник конфуцианства и современник Чжуан-цзы был в числе других профессионалов трактовкици, чьи идеи вряд ли могли происходить от моралиста Конфуция. Мэн-цзы развивал мысль, согласно которой, «если концентрировать волю(и),жизненная энергия(ци)последует за ней и активизируется». Он также писал: «Воля(и)имеет важнейшее значение, жизненность(ци)стоит на втором месте». Похожее суждение я слышал от одного из учеников Джона Чана.
В соответствии с китайскими учениями есть два типа тренировки жизненной энергии: цигун и нэйгун. Трудно сказать, где кончается одно и начинается другое; важно, что цигун концентрируется на развитии и контроле над ян-ци (называемой такжелии-ци– «огненной» ци), в то время как нэйгун сосредоточена на совместном использовании ян-ци и инь-ци (канн-ци– «водной» ци). На самом деле энергии инь и ян циркулируют в наших телах параллельно, и обе обеспечивают наше здоровье. Как инь и ян, невозможно разделить цигун и нэйгун; последняя фактически является высшей формой первой. Вероятно, различие было введено просто для того, чтобы лучше определять способности конкретного мастера. Ян-ци не может преодолевать границы физического тела, в то время как инь-ци это может и часто выходит за его пределы, что выражается в сверхъестественных качествах человека – они и были продемонстрированы Учителем Чаном.
Во II веке н.э. в Китай стали приезжать буддистские монахи. Около 500 года н.э. прибыл и дзэнский патриарх Бодхидхарма (Тамо) и секта чань (дзэн). Тамо стал проповедовать в Шаолинь-ском монастыре и впоследствии жил в нем с буддийскими монахами, передавая им два метода: И Цзинь Цзин и Ши Суй Цзин; первый, по сути, представляет собой цигун, второй – нэйгун. Из этих двух методов и развилась Шаолиньская школа. Очевидно, техники нэйгуна за несколько поколений были утеряны, сохранился только И Цзинь Цзин. Многие сегодняшние боевые искусства, в особенности за пределами Китая, ведут свое начало от Шаолиньской школы, строго следующей принципам цигун.
Даосские боевые искусства до сих пор очень популярны в Китае, особенно в таких местах, как гора У Тан, и в других даосских скитах. В целом эти искусства больше направлены на взаимодействие инь и ян, чем на накопление силы, что практиковалось в буддийских боевых искусствах, таких, как силовые шаолиньские разновидности. Я заметил, что для даосских боевых искусств характерно перенесение веса с ноги на ногу как во внешних, так и во внутренних стилях в отличие от буддийских техник с их жесткими позициями. К тому же в прошлом больше, чем ныне, уделялось внимание наклонам и поворотам туловища. Однако это лишь общие сравнения, на самом деле, безусловно, буддийские и даосские техники и философии так переплетены, что разделить их очень трудно. Я встречал, в частности, в литературе термины «даосское дыхание» и «буддийское дыхание», однако выделять их неправомерно. Глубокие исследования подтверждают, что эти два философских направления непросто различить, по крайней мере в Китае.
Как бы то ни было, мастера боевых искусств вскоре заметили, что путем применения эзотерических техник в поисках просветления и бессмертия можно развить большую силу и более разнообразные способности, чем только упражнениями для наращивания мускульной силы. Практикующие цигун добивались поразительных результатов – так, к примеру, они могли удерживать свой вес, стоя на одном пальце. Практикующие нэйгун обнаружили, что существуют способы преодолеть рамки физических законов. Пирокинез, телекинез, телепатия, левитация – эти и многие другие способности стали наградой за долгие годы упорства и дисциплины. В последующих главах мы узнаем, что это была за работа, где трудились преданные ей мастера... и где они живут в наши дни.
В последний день моего пребывания в Индонезии у Джона на приеме было более дюжины пациентов. Он никогда не брал ни копейки за лечение и всегда выделял время для тех, кто приходил к нему, часто без предупреждения. За тот месяц, что я у него лечился, мне довелось наблюдать поразительные вещи. Парализованный мужчина вновь обрел свободу движений; женщина, долго страдавшая от болей в спине, внезапно исцелилась. Джон специализировался на лечении неврологических заболеваний, хотя ему были подвластны также ортопедические (костные) недуги и хронические инфекции. Я часто помогал ему на приеме: в основном моя роль состояла в том, чтобы стоять рядом и касаться пациента, то есть служить, таким образом, как бы громоотводом для биоэлектричества мастера.
Я проходил лечебный курс в течение месяца. За исключением двух застарелых кальциевых наростов на правой руке, суставы теперь были в полном порядке. Я по-прежнему не упускал случая спросить Джона, не возьмет ли он меня в ученики; он по-прежнему отвечал отказом. Мое самолюбие страдало, и я не знал, что делать. Деньги были на исходе, но я не хотел покидать страну без обещания Джона направить меня хотя бы к ученику своего ученика. Что угодно, только не отсылай меня назад, пожалуйста...
В тот день я, как обычно, помогал Джону и ожидал своей очереди – меня он оставил напоследок. Он знал, что на следующее утро я уезжаю. Мы были одни в клинике, когда я попросил его, как мне казалось, в последний раз: либо взять меня в ученики, либо дать хотя бы имя и адрес того, к кому я мог бы обратиться. Меня тогда не волновало, что это будет самый последний по иерархии мастер, просто хотелось учиться тому, чему меня станут учить. Я лежал лицом вверх в одном из терапевтических кресел. Колени и локти у меня были сплошь утыканы иглами. Я не мог поменять позу, даже если бы захотел, любые резкие движения были опасны. Я медленно повернулся к Джону. Он молча и внимательно изучал меня: мягкий взгляд скользил по моему лицу и как бы проникал внутрь, потом легкая улыбка тронула его губы.
«Он самый опасный человек на Востоке», – подумал я. Я был на полторы головы выше его и на шестьдесят фунтов тяжелее и тем не менее едва ли мог выдержать и два процента его силы.
Хорошо, что он благожелательно настроен.
– Фактически, – сказал он, – я уже показал тебе методику тренировок Первого Уровня. Когда ты с этим закончишь, перейдем ко Второму Уровню.
– Так значит?..
– Да.
Он застал меня врасплох. Я сдержал поток слез – мне показалось, что не стоит давать волю чувствам, когда ты приколот к стулу булавками, как бабочка в гербарии. В любом случае я не знал, что сказать ему в тот момент. Я уже пообещал ему полное повиновение и усердие на всю оставшуюся жизнь, если он возьмет меня в ученики, и не собирался отказываться от своих слов.
По традиции в такой ситуации ученик становится перед Учителем на колени и клянется ему, что будет послушным и трудолюбивым. В моем случае это было невозможно, я мог только повернуть голову. «Какого черта, – подумал я, – Джон настолько же человек Запада, насколько и мастер нэйгуна».
Некоторое время я молчал, и Джон терпеливо ждал. Он зажег сигарету, сделал несколько затяжек и загасил окурок в пепельнице. Протер руки спиртом и начал вынимать из меня иглы, смазывая места уколов.
– Спасибо, – наконец произнес я и сел на краю кресла. Джон кивнул и пожал плечами. Улыбка не сходила с его лица.
– Не знаю, что и сказать, – продолжил я.
– Это неважно, – сказал он. – Желаю счастливого пути домой.
Два года спустя, сидя на балконе его дома с моей близкой подругой, я рассказывал ей всю эту историю. Джон молча курил. То, что я с волнением повторял, Дорис слышала уже сотни раз до этого, а сейчас она терпеливо ждала, когда я закончу.
– Ты думаешь, чтотебебыло трудно? – спросил Джон, когда я замолчал. – Твой случай пустяк! Люди искали меня по девять лет без всякой надежды на то, что я приму их в ученики.
– А вы когда-нибудь прогоняли людей? – спросил я.
– Много раз. – «Что ты за избалованный человек с Запада», – казалось, говорил его взгляд, и я почувствовал себя глупо. В конце концов, я опустил глаза, не в силах выдержать его пристальный взор.
– Я видел во сне, что ты приедешь, – произнес он мягко. – За три месяца до того, как ты переступил порог моего дома. В тот день, когда ты приехал, я ждал тебя.
– Да ну?
– Да. – Он помолчал. Потом спросил: – Хочешь узнать, через что я прошел, чтобы стать учеником моего Учителя?
Мы оба были рады случаю послушать его, и Джон начал рассказ о своем ученичестве. Я понял, что и вправду легко отделался. К тому времени, как он закончил, мы с Дорис чуть не катались по полу от смеха. Джон был хорошим рассказчиком, с выразительной мимикой и даром образного изложения.
– Моего Учителя звали Ляо Цзыдун, – начал он со своим милым китайским акцентом. – Он приехал из материкового Китая. Я впервые встретил его, когда мне было десять лет. С раннего детства я любил кунфу и занимался с разными учителями, наверное, с той поры, как научился ходить. Но у меня был друг Чань Тяньсунь, который все твердил мне, что тренируется по какой-то очень хорошей системе у старика, живущего по соседству. Чань говорил, будто его Учитель великий целитель и выдающийся мастер боевых искусств. Мне стало любопытно, и я отправился к этому старику в гости...
