Ознакомительная версия.
Днем Калу Ринпоче сохранял свою силу, оставаясь в постели. Люди говорили, что он хочет дожить до того дня, когда сможет увидеть завершенные переводы важных текстов. Теперь он уже не превозносил при любой возможности монашескую жизнь и трехлетние ретриты, а просто хвалил мудрость этих книг. Перед нашим отъездом из Бодхгаи в Румтек, где мы собирались навестить держателей линии, Ринпоче во многом облегчил нам будущее. В своей последней публичной лекции – после которой он выступил всего раз, в более узком кругу, через месяц в Сонаде – он устранил причину многолетнего смущенного молчания. Его слова прозвучали важной поддержкой тем, кто хотел видеть мир так же, как Ринпоче, но не мог не верить своим глазам и собственному опыту. Он низвел своих «трехлетних лам» до уровня обычных людей, каковыми многие их и считали. Благодаря этому появились условия для сотрудничества между его монахами и нашими мирянами и йогинами. Ни одна из групп уже не была заведомо лучше других, и исчезло высокомерие, которое долго нас разделяло. Теперь людей судили по их делам, а не по костюму.
Ринпоче начал свою речь с великолепного обзора Учения Будды. Он буквально наэлектризовал двести выходцев с Запада, которые пришли в верхний храм монастыря, чтобы его послушать. Затем, с явной болью, он заставил переводчика покраснеть, когда произнес: «Был создан ряд ретритных центров, и имели место отшельничества. Но, за редким исключением, эта деятельность не принесла настоящих плодов. Центры отшельничества не дали тех результатов, которых мы ожидали и на которые надеялись. Причина в том, что люди уходили в ретриты слишком рано, еще не имея подлинного понимания Дхармы. И в затворничестве они не смогли эффективно медитировать. Такая медитация может вести к состоянию Будды, а может и не вести. Трудно сказать. По этой причине я сейчас создал переводческую группу для работы над переводом «Сокровищницы знания» на разные языки. Надеюсь, переводы дадут людям возможность прочитать этот труд на родном языке. Это будет очень полезно для тех, кто планирует пройти трехгодичный ретрит, позволит им понять Дхарму, прежде чем они начнут. Это также углубит понимание у тех, кто уже прошел такое отшельничество. Вы получите очень полезные средства для того, чтобы учить Дхарме».
Позволив людям доверять своему критическому уму, Ринпоче одним махом обезоружил самых бесполезных из буддистов, так называемых «приближенных». То были вечно неудовлетворенные люди, главным образом женщины, которые боролись за особое место в близком окружении ламы. Считая себя очень необычными, они больше всего жаловались на тех, кто, собственно, и двигал вперед всю работу в центрах. Самые разлагающие сплетни обычно появлялись именно из этого источника; «приближенные» занимались политикой от имени учителей, которые зачастую не имели к этому никакого отношения. Явления подобного рода в скором времени исчезли, когда мы – как ни странно, лишь почти двадцать лет спустя – обратились к своему богатому западному опыту. Прозрачность высвобождает огромную силу.
То, что Калу Ринпоче больше не уповал на строгую иерархическую структуру, имело большое значение. Если бы его ламы оказались готовы это принять, в его центрах появилось бы много свежего воздуха.
То, что Калу Ринпоче больше не уповал на строгую иерархическую структуру, имело большое значение.
Отношение Калу Ринпоче к скандалу вокруг истории со СПИДом до сих пор остается загадкой. Мы все считали его специалистом в этой области. Еще в 1981 году, когда вирус еще не был обнаружен, он в нашем присутствии сделал гадание Мо, которое показало, что есть опасная болезнь, связанная с каким-то деревом в Африке. Пойди он дальше в своем гадании, он, возможно, вычислил бы и обезьян – первых разносчиков вируса. Наверное, Ринпоче полагал, что речь идет о простом кожном заболевании. Когда в феврале к нему приехала одна знатная женщина из Тибета со шрамами от только что удаленных бородавок на лице, он сказал ей в шутку, что она выглядит так, будто переспала с «регентом Дхармадхату».
Это непонимание задело за живое последователей Ринпоче, прежде всего новичков. Начиная с первой лекции, они слышат, что Состояние истины пронизывает все, и обычно считают своего учителя просветленным. Так это или нет, но высший взгляд обязывает, и его нельзя использовать против желания людей. Силы, обретенные благодаря медитации, ни в коем случае не следует применять для игры в полицейского или слежки за другими. Даже те, кто обладает высшим постижением, должен видеть других на уровне, достойном хорошего контакта, и поддерживать их. Буддизм – это средства, помогающие людям все больше привыкать к своей истинной природе, неличностному пространству и ясности собственного ума. Если заменить железные кандалы негативного представления о себе золотыми цепями позитивного, можно принести лишь относительную пользу. Простое самодовольство, подкрепленное сладкими речами, мешает развитию ума не меньше, чем страдание. Как обычно, в момент смерти мы обнаружим, что шли не тем путем. Искусный учитель не вкладывает энергию в ограничения учеников и предлагает им доступ к их внутреннему богатству. Не принимать переменчивые эмоции за чистую монету – это обычный здравый смысл: ведь они непрерывно появляются и исчезают.
Буддизм – это средства, помогающие людям все больше привыкать к своей истинной природе, неличностному пространству и ясности собственного ума.
Просветление не имеет ничего общего с сокращением количества плохих мыслей и умножением хороших. Это происходит само собой, когда мы просто лучше живем. Что очень важно, так это перестать судить и оценивать свои внутренние состояния. Их нужно переживать как ясность и свободную игру ума, и при этом реагировать на все спонтанно, без усилий и сентиментальности. По мере того как бесстрашная доброта и вневременная ясность воспринимающего сияют все ярче, мы оказываемся на различных уровнях Великой печати. Тогда просто все сходится, и мы действуем непосредственно, ради блага всех.
Присутствием Калу Ринпоче были наполнены наши первые две недели в Бодхгае. В один из дней из Катманду приехал Кхенпо Цультрим Гьямцо с западными учениками; по пути их преследовали бесконечные аварии. С буддистами Кагью это случается редко. Ханна и другие переводчики часто навещали его и двух других кхенпо в поисках квалифицированных советов по переводу, но помощи почти не получали. Работу Калу Ринпоче возглавляли практикующие буддисты, а не ученые, и последние им не доверяли.
Любящие Глаза
Томек по утрам делал по пятьсот-шестьсот простираний у Ступы, а я голодал, выгоняя из тела американский жир, и писал по восемнадцать часов в сутки. Мы с Ханной снова наслаждались нашей близостью. 13 февраля я закончил пособие по нёндро «Основополагающие упражнения» и переключился на книгу, которую читатель сейчас держит перед глазами. Перед этим мне приснился удивительно мощный сон – неожиданный даже для этого священного места. Я спустился среди снегов по тропе между узкими черными следами саней. Передо мной стоял деревянный сундук, завернутый в дырявую парчу. Подняв изогнутую крышку, я нашел внутри золотую статую Любящих Глаз высотой около фута, которая сияла так ярко, что я на мгновение ослеп. Меня охватила безмерная радость. Статуя была выполнена в самом лучшем стиле: лицо в форме трапеции, а не овала, и все четыре руки близко к телу. Прижав ее к сердцу, я взбежал на холм слева лишь с одной мыслью в голове: «Я должен спасти его, пока до него не добрались люди из музея». Проснувшись в состоянии невиданного блаженства, я понял: Бодхисаттва Любящие Глаза хочет быть полезным. Теперь у меня было его благословение на то, чтобы преодолеть культурные барьеры, отделяющие жителей Запада от тибетского буддизма и от него самого. Это благословение, счастье при виде нашего поразительного роста и стремление всегда сохранять прозрачность работы – вот что движет мной и придает энергии. С таким богатством я без смущения отсекаю влияния, которые крадут у нас радость и достоверность. Временами политика служит скорее экспансии, чем сохранению Учения, как в 1992 году, когда даже высокие тулку оказались на стороне прокоммунистических китайцев; в такие моменты следует вспомнить истории о других линиях преемственности или религиях и сказать себе, что буддист, и даже ринпоче – еще не Будда.
Это благословение, счастье при виде нашего поразительного роста и стремление всегда сохранять прозрачность работы – вот что движет мной и придает энергии.
Внешней рамкой для следующих недель снова был монастырь Кхьенце Ринпоче в Бодхгае, что на северо-востоке Индии. Для этой страны его монастырь был жемчужиной высшего качества: в стенах содержалось достаточно цемента, чтобы не отваливалась краска. На балконе четвертого этажа несколько столов, взятых в аренду, обеспечили нас редчайшим в Индии товаром – тишиной и уединением для плодотворной работы. Мы писали до наступления сумерек, а затем, согласно заведенному Ханной обычаю, бегали несколько километров до Ступы и обратно. Я устроил несколько недель полного голодания, и важно было поддерживать форму. По возвращении мы снова садились за работу, которая прерывалась, лишь когда отключали электричество, – здесь это обычное дело. Заканчивали мы под утро, и за несколько часов сна мое подсознание уже придумывало новую главу. Утром мы записывали на диктофон важные сны.
Ознакомительная версия.
