Вам известно, что принцип гомеопатии действует более надежно, чем любой другой. Посылая письмо Кэт или Натали, ты на самом деле посылаешь привет всему Петербургу. События активизируются сначала на тонком плане, потом на менее тонком, а потом даже и на грубом плане. Чем чаще вы будете писать, тем больше будет меняться состав вашей крови.
– Ну что, Петрович, – спросил я, – будешь ли ты писать письма своим зазнобушкам?
– А мне некому писать. Это тебе надо отчитываться Гиацинте, где ты колобродишь, а я свободный человек.
– Как тебе не совестно, Петруша, – обратился к нему Джи, – ты ведь находишься на обучении. Это то же самое, что пребывать на службе у его превосходительства. Около двадцати наших братушек и сестренок ждут от тебя посланий с весточками о Школе. А ты, засунув руки в брюки, дефилируешь по священной земле Туле, как малоуважаемый трэмп.
Покрутившись перед носом Нормана, мы с Петровичем сели у занавеса авансцены и на алюминиевых ящиках стали писать письма. Я смотрел на своего друга, который, перед тем как написать несколько строк, весь извертелся и покрылся мелкими капельками пота.
– Что, брат Елдырин, – произнес я, – письма не ящики – тут надо мысль включать.
– Ну, чего расселись, ленивцы, – рявкнул возникший Петраков, – берите отвертки и быстро чинить ящики. Я вам покажу, как на работе бумагу марать! Небось, доносы строчите?
Когда после концерта редкая публика разбрелась по домам, а музыканты покинули опустевший зал, Джи пригласил нас на сцену.
– Ну а теперь, горе-ученики, покажите мне свои письма, которые полетят в другие города с эфирной вестью.
– Я написал письмо Молодому Дракону, – надуваясь от гордости, произнес Петрович. – Может быть, с него и начнем?
По мере того как Джи знакомился с нашими опусами, лицо его становилось все более хмурым.
– Ужасно! – сказал он наконец. – Вместо сердечных и изысканных посланий, наполненных школьными идеями, вы посылаете ждущим сердцам затвердевшие куски бетона, облеченные в корявые обрывки моих прекрасных мыслей. И это мои ученики, которые, имея высшее образование, не могут связать двух слов! А я лелеял мечту, что вы когда-нибудь станете подобием петербургских писателей Панаева и Скабичевского.
– Я все понял! – подскочил на стуле Петрович. – Отдайте мое письмо, я его порву!
– Нет, – ответил Джи, – так делают только плебеи. Аристократ отвечает за каждое слово, которое он сказал или написал. Раз написал такую гадость – пошли, а потом прими все обвинения разгневанного Дракона и ответь на них галантно. Я вам даю знание не для того, чтобы вы похоронили его в себе, как в каменных гробах. Вы должны донести его до многих нуждающихся душ…
Я взглянул на Петровича: он ерзал и суетился на стуле, как мышь в мышеловке, смотрел на часы, хмурился и хлопал бровями.
– Что это с тобой, Петруша? – удивился Джи.
– Со мной все в порядке, учитель.
– Ну, раз ты никуда не спешишь, то специально для тебя произношу фантастическую доктрину – "Албанец в сундуке".
Допустим, у вас есть некая великолепная возможность, но вы ею не пользуетесь. Хотя весь внешний и внутренний мир вопиет: "Воспользуйся!" – но вы выжидаете и, может быть, никогда не воспользуетесь ею.
Я заметил, что вы с Петровичем очень стереотипны. Как только у вас появляются возможности, вы губите их тем, что жадно, торопливо и моторно пользуетесь ими. Не будьте рыбками, которые, завидев жирного червячка, сразу бросаются и заглатывают его. Будьте рыбками, которые подплывают к червячку, смотрят на него, рассуждают, а потом замечают леску и сидящего рыбака и соображают, что червячка лучше не трогать…
– Я опаздываю на свидание к своей даме, – вдруг не выдержал Петрович, – я с ней сегодня познакомился на концерте.
– Да что же ты молчал? – удивился Джи. – Мы сейчас вместе к ней и направимся!
– Поэтому-то я и молчал, – сконфузился он. – В этот раз я хочу пойти один.
– Ускользаешь от обучающей ситуации! – возмутился я.
– Да отлучусь только на час!
– Ну, так и скажи: "Срочно нуждаюсь в личной жизни". А мы в следующий раз пойдем в интересную ситуацию без тебя.
Петрович уже не слушал меня – он вскочил со стула и опрометью выбежал на улицу.
– Эх, Петрович, все же побежал заглатывать червячка, – произнес Джи и продолжил:
– Вы должны побороть страх и парализованную спонтанность. Даже если я вас ругаю, вашему Уроборосу не по себе и он стремится увильнуть от направленного огня, вы все равно должны идти Путем Алхимика и стремиться к герметическому преображению, которое называется "Вызываю огонь на себя".
Внешняя жизнь может подсунуть вам много неприятных пилюль, но это не есть учебная ситуация, где строго дозируются разнообразные виды сознательных страданий, направленных на вашу драгоценную персону.
Сейчас вы находитесь в поле источника С-влияний, но никто не знает, как сложится ваша дальнейшая жизнь. Поэтому постарайтесь не путать и не смешивать страдания и треволнения от внешней жизни – с напряжениями, возникающими от вашего взаимодействия со школьным пространством и С-источником.
Царство С-источника, в которое включены в данный момент вы – многомерно, и постижение его дальнейших граней зависит от вашей пытливости и спонтанности. Пора положить конец вялотекущим слюням.
Будьте детьми, проявляйтесь свободно, не бойтесь ругани. Если вы и получите учебное страдание или оплеуху, то не надо долго переживать. Оплеуха чаще всего означает для вас переключение на новую орбиту, на новый способ функционирования. Это приглашение прогуляться за горизонт вашей привычной ассоциативной жвачки. Ничего не бойтесь, веселитесь, будьте идиотами. Весна Боттичелли никогда не наступит от мрачных, сгорбленных, скучающих скитальцев, престарелых детей с морщинистой кожей. Вы забыли, что такое детство, что такое лазить по горам, хулиганить, рисковать…
Где-то в час ночи на пороге гостиничного номера возник поутихший Петрович с большим синяком.
– Ну что, Петруша? Хорошо ли ты порезвился на свободе? – спросил участливо Джи, с любопытством разглядывая малиновый синяк под левым глазом своего подопечного.
– Вначале было все хорошо, – с горечью сказал Петрович, – мы танцевали и тонко общались. Но потом появился тульский кавалер моей прекрасной Шакти и аккуратно влепил мне фингал.
– Петрович, – заметил я, – благодарю тебя за великолепную иллюстрацию доктрины "Албанец в сундуке".
– А что это за доктрина? – полюбопытствовал он.
– Это известная суфийская притча, – сказал я. – Один вдумчивый и уважаемый албанец был женат на женщине гораздо моложе его. Однажды вечером, когда он вернулся домой раньше обычного, к нему подошел его преданный слуга и сказал:
"Ваша жена, господин, ведет себя подозрительно. Она находится сейчас в своей комнате. Там у нее огромный сундук, который достаточно велик, чтобы вместить человека. Я думаю, сейчас в нем кто-то есть. Она не позволила мне, вашему старому слуге и советчику, заглянуть в него".
Албанец вошел в комнату жены и нашел ее беспокойно сидящей перед массивным деревянным сундуком.
"Не покажешь ли ты мне, что в этом сундуке?" – спросил он.
"Это из-за подозрений слуги и потому, что вы мне не верите?"
"Не проще ли будет взять да открыть сундук, не думая о том, чем это вызвано?"
"Мне кажется, это невозможно".
"А он заперт?"
"Да".
"Где ключ?"
Она показала ключ и сказала:
"Прогоните слугу – и вы его получите".
Албанец приказал слуге выйти, женщина протянула ему ключ, а сама удалилась, явно смущенная.
Долго размышлял уважаемый албанец. Затем он позвал четырех садовников из своих слуг. Вместе они отнесли ночью сундук в отдаленную часть сада и закопали его, не открывая.
И с тех пор об этом ни слова.
Это коан, – сказал я, – тебе надо думать над ним три года, а когда поймешь – просветлеешь.
– Ну и загнул же ты, – произнес Петрович, осторожно дотрагиваясь до синяка.
Меня стало клонить ко сну, я лег на свое место и закрыл глаза.
Тут же мы с Джи очутились в подземелье, освещенном редкими факелами. Посреди горел очаг. Вокруг огня сидели люди, облаченные в длинные одежды. Они слушали рассказ старца с длинным посохом в руке.
– Однажды доблестный Рыцарь Каспар возвращался, увенчанный победами, из Палестины в свой замок. Дорога его проходила через дремучий лес, его конь притомился, и Рыцарь хотел спешиться у ручья. Вдруг он услышал звон мечей и громкие голоса. Поскакав на шум сражения, он увидел, как группа разбойников окружила рыцаря в черных доспехах и пытается его сбросить с боевого коня. Каспар, обнажив меч, с боевым кличем бросился на них. Завязалось сражение, и вскоре разбойники бежали, оставив на поле боя трех убитых товарищей.
