Из Сассекса я направился в Сорренто, Италию. Однажды утром я проснулся и, еще нежась в постели, захотел узнать время. У меня не хватало сил взглянуть на часы. Ведь они лежали на маленьком столике по ту сторону москитной сетки и до них можно было дотянуться, но увидеть нельзя, если голова находится на подушке. Тогда мне вздумалось провести эксперимент и выяснить, удастся ли мне и на этот раз посмотреть на часы якобы «ясновидческим» способом. Закрыв глаза и сосредоточенно думая о том, сколько сейчас времени, я погрузился в полудрему — одно из тех состояний, когда все еще осознаешь происходящее. Мгновение спустя я обнаружил, что смотрю на часы. Видение было объемным: часы вертикально висели в воздухе примерно в футе от моего носа, освещенные дневным светом и окутанные густым беловатым туманом, который заполнял оставшееся пространство в поле зрения. Часовая стрелка показывала ровно восемь, минутная колебалась между 12 и 1, а секундная казалась бесформенным пятном. Я чувствовал, что более пристальное рассмотрение пробудило бы меня окончательно. Поэтому я решил применить по отношению к минутной стрелке прием, которым пользуются при обращении с иглой призматического компаса, деля пополам дугу ее колебания. Получилось две с половиной минуты девятого. Затем я открыл глаза, просунул руку под москитную сетку, схватил часы и, затащив их к себе, поднес к глазам. Я уже вполне очнулся ото сна и увидел, что стрелки показывали две с половиной минуты девятого.
На этот раз я, похоже, был приперт к стенке. Я сделал вывод, что обладаю каким-то загадочным даром видения — видения, позволяющего мне преодолевать преграды, проникать сквозь пространство и огибать углы.
Но я ошибался.
* * *
Потом произошел случай совершенно иного рода. В январе 1901 года, возвращаясь с Англо-бурской войны на побывку, я остановился в Алассио, на Итальянской Ривьере. Однажды ночью мне приснилось, будто я нахожусь, как мне тогда показалось, в Фашоде, местечке, расположенном вверх по течению Нила недалеко от Хартума. Сон был самым обыкновенным, неярким, за исключением одной особенности — неожиданного появления трех мужчин, бредущих с юга. Их выцветшая полевая военная форма стала белесой и превратилась в сплошные лохмотья. Из-под пыльных солнцезащитных касок виднелись загоревшие почти до черноты лица. По своему виду они очень напоминали солдат из колонны, с которой я недавно совершал трэк по Южной Африке. Я и принял их за таковых. Но я недоумевал, зачем им понадобилось проделывать путь из Южной Африки в Судан. Когда я спросил их об этом, они заверили меня, что именно это они и делали. «Мы шли прямиком от Мыса Доброй Надежды», — ответил один из них, а другой добавил: «Ну и натерпелся же я. Я едва не умер от желтой лихорадки».
Прочие детали сновидения малосущественны. В то время мы регулярно получали из Англии «Дей-ли Телеграф». Наутро после той ночи мне приснился описанный сон, я раскрыл за завтраком очередной номер газеты, и мой взгляд сразу упал на кричащий заголовок:
ЭКСПЕДИЦИЯ «ДЕЙЛИ ТЕЛЕГРАФ», СЛЕДУЮЩАЯ ПО МАРШРУТУ МЫС ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ — КАИР прибыла в Хартум. От нашего специального корреспондента Хартум, вторник (пять часов пополудни). Совершив незабываемое путешествие, экспедиция, организованная «Дейли Телеграф», прибыла в Хартум и т. д.
В другой заметке, помещенной в той же газете, сообщалось, что экспедицию возглавлял М. Лайонел Дэкл. Кроме того, позже я где-то прочел или услышал, что один из трех белых мужчин, входивших в состав группы, умер в пути, но не от желтой лихорадки, а от брюшного тифа. Но верно ли это и действительно ли экспедицию возглавляли три белых человека, я не знаю.
Теперь, по-видимому, надо сделать два замечания.
За несколько лет до случившегося я слышал о намерении М. Лайонела Дэкла предпринять подобного рода трансконтинентальное путешествие. Но вышло ли что-нибудь из его затеи, я не знал. И, разумеется, даже не подозревал о начале экспедиции.
Экспедиция прибыла в Хартум за день до опубликования соответствующего известия в Лондоне и, следовательно, задолго до описанного сновидения, поскольку требовалось время на то, чтобы газета дошла из Лондона в Алассио; сон же приснился мне в ночь накануне ее получения. Это полностью исключало возможность какого-либо «астрального путешествия».
Объяснять случившееся я тогда и не пытался.
* * *
Следующий случай был настолько впечатляющим, что пришелся бы по вкусу каждому любителю чудесного.
Весной 1902 года Шестая моторизованная пехота, в составе которой я находился, расположилась лагерем близ развалин Линдлея в (бывшем) Оранжевом Свободном государстве. Мы тогда только что совершили «трэк»; газеты и почтовая корреспонденция доставлялись нам редко.
Однажды мне приснился необычайно яркий, но довольно неприятный сон. Я стоял на возвышенности — верхнем уступе какого-то холма или горы. Почва под ногами имела белый цвет и странное строение:
там и сям она была испещрена небольшими трещинами, из которых поднимались вверх струи пара. Во сне я узнал в этой возвышенности остров, прежде уже снившийся мне. Ему угрожало начинавшееся извержение вулкана. Увидев бьющие из-под земли струи пара, я сдавленным голосом прошептал: «Остров! Боже, скоро все взлетит на воздух!». Я читал и хорошо помнил об описании извержения Кракатау, когда морская стихия, устремившись по подводной расщелине в скалах к самому сердцу вулкана, вдруг вскипела и разорвала на куски целую гору. Тотчас меня охватило безумное желание спасти четыре тысячи (я знал численность населения) ни о чем не подозревавших обитателей острова. Но сделать это можно было только одним способом — вывезти их на кораблях. Затем стало твориться что-то ужасное: я метался по соседнему острову, пытаясь уговорить недоверчивые французские власти направить на помощь жителям находившегося в опасности острова все имеющиеся суда. Меня посылали от одного начальника к другому, пока, наконец, я не проснулся от того, что во сне изо всех сил цеплялся за гривы лошадей, тащивших коляску некоего мсье Ле Мэра, который отправлялся обедать и желал, чтобы я зашел к нему на следующий день, когда откроется его контора. На протяжении всего сна меня неотступно преследовала мысль о количестве людей, оказавшихся в опасности. Я повторял это число каждому встречному и в момент пробуждения кричал: «Мэр, послушайте! Четыре тысячи человек погибнут, если…»
Теперь я уже не помню, когда нам доставили очередную партию газет, но среди них совершенно точно была «Дейли Телеграф». Я развернул ее и увидел следующее сообщение:
ТРАГЕДИЯ НА МАРТИНИКЕ ИЗВЕРЖЕНИЕ ВУЛКАНА
Город сметен с лица земли Огненная лавина Около 40 000 жертв Британский пароход в огне.
Одна из самых жутких в истории человечества трагедий разыгралась в некогда процветавшем городе Сент-Пьер, торговой столице французского острова Маритиника в Вест-Индии. В четверг в 8 часов утра вулкан Монт Пеле, безмолвствовавший целое столетие… и т. д.
Однако нет нужды повторять рассказ о самом трагическом в современную эпоху извержении вулкана.
В той же газете, но в другой колонке, заголовок, набранный более мелким шрифтом, гласил:
ГОРА ВЗЛЕТАЕТ НА ВОЗДУХ
А ниже сообщалось о том, что выбросы песка из кратера вулкана на Сент-Винсенте вынудили шхуну под названием «Океанический странник» покинуть остров; однако пристать к о. Сент-Люсия ей не удалось из-за неблагоприятных течений, направлявшихся в сторону, противоположную Сент-Пьеру. В этом абзаце были такие слова:
«Когда она отплыла примерно на милю, началось извержение вулкана Монт Пеле».
Далее описывалось, как гора словно раскололась от подножья до вершины.
Не стоит и говорить о том, что вскоре корабли стали вывозить уцелевших жителей на соседние острова.
Теперь необходимо сделать одно замечание.
По предположениям, число погибших составляло не 4 тысячи, как я непрестанно твердил во сне, а 40 000. Я ошибся на один ноль. Тем не менее,в спешке просматривая газету,я прочел приведенное там число как. 4 000; и впоследствии, рассказывая эту историю, я всегда говорил, что напечатано было именно 4 000. И только через 15 лет, когда я наконец снял копию с упомянутого выше абзаца, я узнал, что на самом деле сообщалось о 40 тысячах.
Вскоре мы получили очередную партию газет; там приводились уточненные данные о действительной численности погибших. Но подлинные цифры не имели ничего общего с теми цифрами, которые мне приснились и померещились в первом сообщении. Итак, мое чудесное «ясновидение» подвело меня в самой существенной детали! Впрочем, даже промах доказывал нечто очень важное, ибо откуда у меня во сне могла появиться мысль о 4 тысячах? Очевидно, она должна была прийти мне на ум в результате чтения газетного абзаца, из чего вытекало чрезвычайно неприятное предположение о том, что весь эпизод — следствие так называемой «идентификационной парамнезии» и что никакого сна я не видел: просто по прочтении газетного сообщения мне почудилось, будто я ранее видел во сне все детали, приведенные в упомянутом абзаце.
