Ознакомительная версия.
– Здесь находится картинная галерея.
Мы вошли, и, хотя там было несколько священников, казалось, никто не заметил меня. Мы миновали двор, пересекли зал, прошли через длинный коридор, после чего оказались в широком и высоком помещении без крыши и с единственной дверью. Только звёзды украшали пространство сверху, и, кроме лунного, в помещение лились потоки света от алмаза, поэтому здесь не было ни тени, ни нужды в освещении. Бесшумная дверь мягко качнулась за нами, прозвучала печальная музыка и утихла. В этот момент внезапная тень, казалось, образовалась в одном месте, но свет быстро поглотил её.
– Приглядывайся внимательно, но не трогай ничего и не бойся, – сказал мой молчаливый проводник. С этими словами он повернулся и оставил меня одного.
Но как я мог сказать, что остался один? Всё помещение было заполнено лицами. Они тянулись вдоль длинного зала вверху и внизу, около пола, над ним, выше, на стенах, в воздухе – везде, за исключением одного прохода. Ни одно из них не двигалось со своего места, но все казались живыми. Через определённые промежутки времени странные, бдительные существа из мира элементалов двигались от одного места к другому. За кем они следят – за мной или за лицами? Тотчас я почувствовал, что они видят меня, потому что внезапный взгляд из уголков их глаз стрельнул в моём направлении. Но через мгновение что-то произошло, что показало, что они сторожат или наблюдают за лицами.
Я стоял, вглядываясь в лицо старого друга, моего ровесника, которого послали в другую часть острова, что необъяснимо опечалило меня. Один из странных элементалов молча приблизился к нему. В изумлении я напряг глаза, потому что образ моего друга становился бесцветным. Его выражение постоянно менялось.
Оно переходило от белого к серому и жёлтому и от чёрного к серому, потом внезапно стало чёрным, как будто подверглось быстрому разложению. Затем та же печальная музыка, которую я слышал, когда вошёл, недолго прозвучала около меня, в то время как чернота лица, казалось, отбрасывала тень. Элементалы набросились на почерневшее, сейчас бездушное лицо, разорвали его на части, и какой-то процесс сам по себе рассеял атомы и восстановил яркость места. Но увы! Там больше не было лица моего друга, и я почувствовал почти непереносимую, подобную отчаянию тоску.
Привыкнув к окружающему, я время от времени ощущал приятную, тихую музыку, которая, казалось, исходит либо от лиц, либо от их окружения. Итак, выбрав одно из них, я стоял перед ним и наблюдал. Оно было ярким и чистым. Его глаза смотрели в мои в полусознании сна. Время от времени лицо становилось немного ярче, и когда это происходило, я слышал нежную музыку. Это убедило меня, что изменения в выражении лица связаны с музыкой.
Боясь, что меня заставят уйти, я начал внимательно осматривать коллекцию и нашёл, что в ней представлены все мои соученики, а также сотни тех, которых я никогда не видел, а также каждый священник, высшего и низшего ранга из тех, кого я видел на Острове. Та же самая печальная музыка напоминала мне сцену почернения лица моего друга. Всякий раз, когда звучали эти ноты, я заметил, что лица чернеют и разрушаются наблюдающими элементалами, которые, едва различимо для меня, набрасывались на что-то. Это было похоже на вопль ангелов, когда они видят ещё одного смертного, готового к моральному убийству.
Спустя какое-то время во мне начало смутно возникать объяснение происходящего в галерее. Здесь были живые картины каждого ученика или священника ордена, основанного Адептами Алмазной Горы. Эти живые картины были соединены невидимой связью с личностями тех, кого они представляли. Подобно телеграфу, они немедленно отражали точное состояние ума ученика. Когда его падение было окончательным, картина становилась чёрной и уничтожалась. Когда он делал успехи в духовной жизни, степень их сияния или красоты точно отражала его истинное состояние. В момент, когда я пришёл к этому заключению, более громкие и сильные звучания наполнили зал. Прямо рядом со мной было прекрасное, спокойное лицо. Его блеск затмил свет вокруг, и я знал, что некий невидимый, незнакомый мне брат, далеко или близко, достиг высоты совершенства, которой соответствовали такие тона. Как раз в это время вошёл мой провожатый. Я оказался у двери, она была открыта, и мы вышли, пройдя обратно тем же путём, каким вошли. Снаружи положение луны показывало, как долго я пробыл в галерее. Мой проводник не говорил ничего, и мы молча возвратились в комнату, откуда ушли. Там он стоял, глядя на меня, и ещё раз я услышал, как будто издалека, его голос, который спрашивал:
– Ну что?
У меня в мыслях возник вопрос о том, как эти лица сделаны. От него, но не из его уст, пришел ответ:
– Ты не можешь понять, они не личности, но они сделаны из их ума и тела.
– Правильно ли я думаю, что они соединены с теми, кого изображают, невидимой связью, передающей состояние человека.
– Да, совершенно правильно. И они никогда не ошибаются. День ото дня они меняются к лучшему или худшему. Как только ученик встал на путь, его картина формируется. Мы не нуждаемся ни в шпионах, ни в угодливых соучениках для предпочтительных поручений, ни в докладах и ни в структурах. Всё регистрируется само собой. Всё, что мы должны – наблюдать образы, чтобы знать: продвигается ли ученик вверх или движется обратно.
– А те странные элементалы, – подумал я, – они питаются этими чернеющими образами?
– Они наши мусорщики. До того, как лица чернеют, они собираются и рассеивают разложившиеся и вредные атомы, формирующие образы тех, кто больше не подходит к такой хорошей компании.
– А музыка, она исходит от образов?
– О, тебе надо многое познать. Музыка исходит от них всех, но она также принадлежит каждой отдельной душе. Это вибрация мыслей и духовной жизни ученика, это музыка его хороших дел и братской любви.
Страшная мысль пришла ко мне: возможно ли для кого-то, если это вообще возможно, восстановить свой образ, однажды почерневший в галерее?
Но моего провожатого уже не было. Слабый, шуршащий звук и всё, – и три низких ноты издалека, как будто их извлекли из большого бронзового колокола!
Июнь 1889 г.
Холодный материализм XIX века парализует чувства и убивает мистицизм. Таким образом он совершает двойное преступление, обкрадывая человека и не позволяя многим классам восприимчивых существ продвигаться вверх по лестнице, ведущей от земли к небесам. Потому, рассказывая эти истории, я чувствую, что прячусь за редактора журнала, в который пишу. Моя жизнь вскоре стала бы мне в тягость, если бы я был известен своей верой в то, что любые существа, а не только человек, подвержены воздействию негативного мышления века. Этот век настолько полон невежества, что не видит и ему безразличны тяжёлые стоны, прокатывающиеся по пещерам, лежащим на сажени в глубинах матери-земли. Это будет ему безразлично до тех пор, пока презрение к тому, что он называет суеверием, приведёт к гибели цивилизации, а потом… взойдёт другое время, и придут другие люди.
Много циклов назад всё было по-другому на нашем Священном Острове. Тогда-то, что мы сейчас называем суеверием, было знанием, которое заменено бесстыдной насмешкой надо всем, кроме эмпирической классификации нескольких фактов. Блестящее наследие забыто ради простого утверждения границ нашего невежества. Но лучше я погружусь в прошлое и забуду настоящее.
Прошло семь месяцев с тех пор, как, стоя в Галерее истинных лиц, я наблюдал, как подобие лица моего дорогого друга почернело и исчезло. Сегодня утром, когда я проходил мимо Алмазной Горы, мне сообщили, что побеждённый тщеславием и его чёрным спутником – сомнением, он вероломно обманул оказанное ему доверие.
Итак, в назначенное время я ожидал вестника. Как и раньше белое лунное сияние освещало комнату, позволяя видеть месячный циферблат, странным образом вделанный в пол и стены химическим путём, позволяющим видеть только свет луны после 14-го дня её курса. На своём бледном и холодном языке он говорил мне, что это её 17-й день. И хотя много лет я видел то же самое каждый месяц, я стоял, глядя на циферблат, очарованный символами, проявляющимися в серебряном света. Сейчас я увидел некую новую комбинацию нашей старинной магии. Время от времени облака, казалось, плыли сквозь пол, а на них лежала сама Земля. Такого я раньше никогда не видел. Семь раз они проплыли мимо, а затем я почувствовал, что рядом со мной стоит молчаливый посланник. Обернувшись, я увидел его стоящим точно так, как тогда, когда он звал меня в галерею.
– Ты знаешь, что это за картина? – спросил он.
– Нет. Всё кажется мне тёмным.
– Это знак, что ты должен пойти в зал земли, расположенный за галереей. Посмотри ещё раз на этот вращающийся шар на облаках и скажи мне, что ты видишь?
Эти слова, казалось, исходили не из уст человека, но от него всего, как будто воздух был полон звуков. Но, подчиняясь указанию, я смотрел на картину и видел, что поверхность мистического шара двигалась, а потом я увидел, что мириады маленьких существ проходят сквозь неё.
Ознакомительная версия.
