Митрополит Вениамин (Федченков)
Промысл Божий в моей жизни
ПРЕДИСЛОВИЕ
В жизни моей или знакомых мне людей были такие события, которые свидетельствовали о сверхъестественном мире: о бытии его, о жизни умерших, о явлениях их живым, о необычайных случаях Промысла Божия и т.п. Большею частью все это сохранилось в моей памяти, но от времени стало забываться. Поэтому мне пришло намерение записать эти случаи, — в надежде, что они послужат и к назиданию другим: ведь нас всегда больше убеждают факты, чем рассуждения.
Всякий мир познается чрез непосредственное откровение его нашему познанию: этот основной закон познания совершенно одинаково приложим, как к этому, так называемому «естественному» миру, так и к «тому», именуемому «сверхъестественным».
И в наше время особенно нужно давать фактический материал.
Буду писать без особой системы, — да ее и нет. Буду вспоминать по времени, с самого детства и доселе.
За точностью и подробностями не буду гоняться, особенно когда придется рассказывать о других, но за сущность и несомненность основных данных — отвечаю не только перед читателями, но еще более — перед Самою Истиною, Триединым Господом.
Во славу Его и пишу дальнейшее.
Предупреждаю читателя, что я не имею права считаться каким-либо «святым» человеком, сподобившимся особенной милости Божией. Я довольно часто вспоминаю свою греховность: увы, доселе! А запишу для того, чтобы хоть один человек укрепился в вере — при содействующей благодати...
В ДЕТСТВЕ
Я болел опасно воспалением легких. Мать дала обет Богу: если я останусь живым, то она со мною отправится на благодарственное богомолье к св. Митрофану Воронежскому. И, слава Богу, выздоровел...
Вероятно, мне тогда было года полтора-два. Но вот конец этого паломничества мать рассказала моей сестре (она и сейчас еще живет под Москвой, вдовою). А она — мне, лишь два года тому назад.
Мать стояла в храме св. Митрофана. Мимо нее проходил какой-то сторож-монах. Я, младенец, вертелся (а может быть, и чинно стоял) возле матери. Он, должно быть, благословил нас, а обо мне сказал: «он будет святитель!».
И мать мне никогда об этом не говорила. А перед смертью завещала положить мою фотографию (передавала та же сестра) в гроб.
Царство ей небесное! И этому неизвестному старцу!
Так и сбылось — слава Богу.
Кстати, она «понедельничала» за детей (соблюдала пост в понедельник), но от нас всегда это скрывала. Собственно, она воспитала и обучила всех шестерых детей (троих в высших учебных заведениях, а троих — в средних). Спаси ее Господи!
У ОТЦА ПЕТРА
Меня решили отдать в духовное училище в Тамбов. Перед экзаменами мама повела меня сначала поклониться мощам святителя Питирима Тамбовского 1.
Отслужили по нем панихиду. А потом пошли к «отцу Петру», о котором шла молва, что он — святой и прозорливый. Мама хотела, чтобы он благословил меня. О. Петр жил рядом с собором, где почивал св. Питирим, — в церковном домике в нижнем этаже, почти в подвале.
Когда мы пришли к нему, к нам вышел старенький священник, низенького роста, весь седой. Благословив меня, он, однако, сказал мне, что со мною будет сначала неудача.
И действительно, на экзамене в одном духовном училище (их было два в Тамбове) я «срезался» на первом же испытании, по Закону Божию: не пересчитал всех иудейских (а не еврейских вообще) царей. А когда я, по-детски откровенно, стал говорить смотрителю (фамилию его помню — Щукин), что в моем учебнике этих имен нет (уч. Афинского), тот совсем рассердился и, кроме царей, ничего не стал и спрашивать меня...
С горечью пришлось уйти с матерью из комнаты испытания. В слезах она повела меня в другое училище (то называлось «первое»), которое считалось более «строгим». А мама хотела пожалеть сынка и потому повела меня сначала во «второе» — доброе.
Но Промысл Божий исправил вредную нежность матери. Пригодилась и суровость Щукина. В «первом» училище меня не спросили ни об иудейских царях, ни об израильских, а о явлении Бога Аврааму в виде трех странников.
Ответил отлично... Но в конце оказалось, что я не готов по славянскому языку (по неведению программы, или лучше — по Промыслу Божию). Но так как по остальным предметам я отвечал прекрасно, то меня приняли в училище, хотя классом ниже (не во 2-й, а в 1-й), и то по разрешению Епископа, так как «уросли года»: тогда мне было двенадцать лет, а нужно было — одиннадцать.
Так, не без неудач, не без усилий я сделался «духовником» (так звали учеников духовного училища). А это определило всю мою дальнейшую жизнь; а, может быть, и... вечную судьбу!
Спустя двадцать один год я, будучи архимандритом, ректором Тверской Духовной Семинарии, присутствовал на открытии мощей святителя Питирима, и имел милость от него «открыть» всенощное Богослужение.
Отца Петра в то время давно уже не было в живых... Сохранились же воспоминания о нем!
Ведь не напрасно же почитали его святым. Лик его помню еще и сейчас: спокойный, тихо-серьезный, не улыбающийся, простой, немного сутуловатый от старости, с укоротившимися от времени белыми волосами на голове, и небольшою, тоже белою, несколько заостренною бородой. От его вида и сейчас в душе становится серьезно. Жизнь не шутка, а подвиг, борьба... И видно, о. Петр знал это: оттого и не улыбался (по крайней мере нам тогда). Я, невинное дитя, отнесся тоже к нему просто, спокойно, прямо глядя в глаза чистым взором.
Он был первый святой, коего я встретил в жизни.
О других расскажу дальше.
ПРОЗОРЛИВЫЙ
Когда я был студентом второго курса Петроградской Духовной академии, группа товарищей решила посетить известный Валаамский монастырь на Ладожском озере. Среди них был и я.
Очень много любопытного и поучительного увидел я там (свои впечатления я напечатал в журнале «Странник» под заглавием «На северном