Знаки - Роман Воронов

это контрастировало с тем, во что О. погружалась, возвращаясь домой. Многодетная семья из гетто, вечно навьюченная сумками и детьми, словно мул, мать, отец, от которого постоянно несло спиртным и угольной пылью, младшие братья и сестры, голодные и оборванные, носящиеся при этом по узкому коридору квартиры, больше походившей на сарай, с такими скоростями, что становилось страшно, а что будет, если их еще и накормить.

Невысокое жалованье горничной растворялось в потребностях семьи в первый же день, но О. не кляла судьбу и не скупилась на благодарности Богу.

Переодевшись в отельной раздевалке для служащих, она отправилась на четвертый этаж, по обыкновению предпочитая двигаться сверху вниз. Коридорного на месте не было. Горничная взглянула на часы, выполненные в стиле ар-деко (они ей никогда не нравились, казались неуместными в интерьере отеля), висящие над столом. Без четверти шесть.

«Странно», – подумала О., но погружаться в ментальные исследования причин отсутствия коридорного не стала, ее ждала работа. Горничная посмотрела журнал, единственным незаселенным номером был люкс 414.

С него и начну, решила она, тем более что люксам полагались ежедневные живые цветы, вне зависимости от того, обитаем номер или только ждет гостей. О. протянула руку к крючку с номером 414 и застыла, перегнувшись через бюро – на крючке висело три ключа. Горничная перепроверила все ярлыки – действительно, цифра 414 красовалась на трех кожаных языках.

Невероятно, О. видела такое впервые за свои полтораста дней работы в отеле – все двери комплектовались парой ключей. Странный день, – выдохнула она и, повертев в руках троицу, выбрала один, понравившийся ей более остальных. Горничная постояла еще минуту, Коридорный не появлялся, тогда она, решительно толкнув тележку со своим булькающим и вкусно пахнущим арсеналом, направилась к номеру 414. При наличии трех (!!!) ключей дверь была не заперта. Как новичок, решившийся на прыжок с парашютом, задерживается в проеме фюзеляжа, с восхищением и ужасом глядя на четырехкилометровую бездну под ногами перед шагом в нее, так и О., задержавшись на миг, выдохнула и вошла внутрь.

6

Управляющий в задумчивости пересекал главный холл, направляясь к лифтам. Сегодняшнее утро потрясало обилием событий. Во-первых, абсолютно здоровая на вид еще вчера вечером Мадам Н., намекавшая всем своим естеством (а точнее, бездонным декольте) на явное к нему расположение, вдруг среди ночи занемогла, о чем поведала ему с утра ее дочь, худющее писклявое создание, завопившее: «Доброе утро!», едва он появился в дверях отеля. Во-вторых, эта юная, весьма неприятная особа с кривой усмешкой вручила ему заявление об уходе Коридорного с формулировкой – на поиски себя, который, видите ли, решительно не мог дождаться Управляющего, дабы сообщить ему о своем решении лично.

И в-третьих, впрочем, и первых двух событий было достаточно, чтобы назвать их обильными. Войдя в лифт, Управляющий нажал кнопку 4, надо было дождаться сменщика коридорного, да и вообще, посмотреть, как там обстановка.

На этаже было тихо, гости отдыхали, над столом-бюро тикали часы в стиле ар-деко (нелепое пятно, ей Богу), все ключи были на месте, а крючок 414 гордо удерживал аж две штуки. Управляющий посмотрел в журнал, точно, 414 не занят, он машинально повернулся к номеру и увидел полуоткрытую дверь. Покачав головой, Управляющий снял один ключ и двинулся по коридору. Внутри номера женский голос негромко мурлыкал популярную мелодию. Нежданный посетитель на цыпочках вошел внутрь и заглянул в комнату. Горничная порхала, словно бабочка, от вазы к вазе, смешивая разделяла и разделяя смешивала живые и увядшие цветы, добавляя в композиции акценты из совсем сухих стебельков и только опавших лепестков. Ее руки ловко двигали статуэтки, картинки, подсвечники, заставляя деревянных истуканов меняться местами с фарфоровыми балеринами, а разноцветные подушки собираться в пирамиды или вовсе прятаться под мягкие пледы, которые, в свою очередь, сворачивались в причудливые формы и укладывались в самые неожиданные места.

Управляющий завороженно смотрел как люкс, обремененный непосильной печалью и обреченностью Оформителя, на его глазах преображается безудержной энергией молодости в радость самой жизни. Солнце, долгие годы не решавшееся заглядывать сюда, вдруг ворвалось всей своей сутью, огненной, искрометной, прекрасно-светлой.

– Гениально! – вырвалось у него вслух. Девушка повернулась к нему, ослепив глазами, полными слез счастья. Немолодой человек, давно переставший хвалить, чтобы не перехвалить, ободрять комплиментами, чтобы не переборщить, и улыбаться, чтобы не дать повода, расплылся в улыбке и произнес:

– У вас, юная леди, талант.

Сын, на ладони яблоко зеленое вертя: – Отец, смотри,

Лишило солнце ласки эти круглые бока.

– На солнце не криви, а плоть плода кислит,

Когда до срока рвет его бездумная рука.

1

Мальчик неподвижно сидел на камне, боясь не просто пошевелиться, а даже моргнуть. На правую его ступню забрался анака, посчитавший это место более уютным, нежели еще прохладная с ночи каменистая земля вокруг. Вееролапый обитатель здешних расщелин, уложив на детские пальцы мягкое золотистое брюшко, широко раскрыл и без того огромные глазищи и замер, превратившись в «бронзовую статуэтку» под лучами восходящего над Галилеей солнца. Вопреки вечному вселенскому движению планет, звездных скоплений, галактик, атомов и частиц, их составляющих, несущихся в своих пространствах с бешеными скоростями и удерживаемыми друг относительно друга в заведенном порядке исключительно волею Создателя, Здесь и Сейчас воцарилось не-движение, видимый и не видимый глазом покой, триединство Человек-Анака-Рассвет.

За спиной хрустнуло, покатились камешки, мальчик вздрогнул и обернулся – на тропе, ведущей с холма к Назарету, стоял мужчина средних лет, одетый в черную симлу простолюдина, при этом на ногах его были кожаные сандалии тончайшей выделки, а большой палец левой руки украшал золотой перстень внушительных размеров. Несоответствие в облике дополнялось странной особенностью его глаз, они были разного цвета, один карий до черноты, другой – небесно-голубого отлива.

– Ты Иисус, сын Иосифа? – спросил, не здороваясь, черный человек.

– Да, – просто ответил мальчик, расстроенный бегством анака и разрушенной гармонией утра.

– Значит, ты и есть Альфа и Омега? – задал непонятный вопрос незнакомец.

– Я не понимаю, о чем ты, добрый человек. – Иисус поднялся с камня. – Мне нужно идти, отец ждет меня.

Черный человек усмехнулся: – Ты и говоришь, как должно тебе.

Мальчик сделал шаг в сторону, пытаясь обойти странного собеседника, но тот вытянул руку в сторону, преграждая путь: – Еще один вопрос. Стал бы ты вкушать несозревший финик или вынимать из печи сырую лепешку?

Иисус улыбнулся:

– Зачем?

– Зачем же тогда ты пришел сейчас? – воскликнул черный человек, воздев руки к небу. Симла задралась наверх при этом, обнажив его голени, на лодыжках были видны черные