поэт из Хиньи, пел: «Если бы Мекка имела хоть что-нибудь привлекательное, то к ней давно бы уже подошли химьяритские принцы во главе своих войск. Но там зимой и летом одинаковая пустота. Там не летают птицы, там ничего не цветет. Мекка не имеет даже места, пригодного для охоты. Что же в ней процветает? Самое презренное занятие из всех: торговля».
Но торговля, по крайней мере, процветала мощно, а с ней процветали и курайшитские аристократы. Несмотря на суровость негостеприимной земли, они обладали достаточными ресурсами и приманками, чтобы во время большой ярмарки завлечь в свои стены и удержать в них любого бедуина. Кочевник не упускал шанса приобрести там оружие, благовония, рабов, хотя все это, возможно даже, дешевле и лучшего качества, мог бы приобрести в другом месте.
Так что не одна торговля привлекала бедуинов в Мекку. Их туда влекла совсем иная, но непреодолимая сила: в Мекке была Кааба, мистическое святилище с черным камнем. И Курайшиты великолепно научились извлекать из него выгоду.
Каждую весну, во время большой ярмарки, в честь Каабы устраивались многочисленные торжественные обряды. Всякий араб должен был непременно, хотя бы раз, посетить эти празднества, которые были главнейшим событием, происходившим в пустыне. В этом смысле Мекка не боялась никакой конкуренции.
Каким же был бог Каабы? Арабы VI века его себе не представляли. Это был верховный бог арабов, «Он» или «Алаху Тааба», отец богов и людей, собственно, единственный истинный бог. Но вера в него давно сильно поблекла. Каков он из себя, помнили весьма туманно. У каждого племени был собственный бог, так чего ради беспокоиться об Аллахе, великом боге Каабы? Это ловкий житель Мекки, Амр ибн Лохай, сумел превратить черный камень в центр религиозной жизни Аравии.
Он задумал поместить в большом дворе Каабы изображения всех арабских божеств. Так что бог каждого племени оказался представленным там, и каждому можно было поклоняться в Каабе, в Мекке. Там находилось триста шестьдесят идолов. Что создало городу славу, с которой не мог соперничать ни один другой город. Польщенное тем, что его божество присутствует в этом пантеоне, племя непременно приходило туда, когда, с установлением мира, начинался период большой ярмарки; это было свидание идолов и народов. Главная служба проводилась по возвращении больших караванов и сопровождалась торжествами, посвященными тремстам шестидесяти богам, к которым приходили из пустыни почитающие их племена.
Жители Мекки практиковали религиозную терпимость. Разве каждый идол не обеспечивал им новых гостей, новых прибылей? Рядом с арабскими языческими богами, такими как Хубал, Умма, Латт, Узза и др., возвышались статуи Христа, Марии и Моисея, потому что некоторые бедуинские племена приняли христианство или иудаизм. Но жители города считали всех богов равными между собой. Они готовы были почитать их всех скопом, извлекая выгоду.
В древности во дворе Каабы приносились человеческие жертвы. Позднее кровь людей заменила кровь ста верблюдов.
Вот план Мекки: в центра Кааба; вокруг нее все боги, принесенные не важно откуда, не важно как; вокруг этих богов сидели защищающие их купцы. Каждый из этих купцов имел свое укрепленное жилище, и эти жилища все вместе образовывали город. Дальше лежала огромная пустыня, из которой в священные месяцы приходили толпы народу одновременно поклониться богам, позавидовать богатым купцам, приобрести товары и потратить деньги. Одни лишь купцы извлекали выгоду и ценили значение торговли. Поэтому для них было очень важно избегать войн и кровавых распрей и поддерживать благочестивую терпимую веру в триста шестьдесят богов и еще несколько.
В священные месяцы на улицах Мекки оживал старый семитский дух Вавилона. Процессии благочестивых бедуинов семикратно обходили Каабу, и каждый целовал черный камень. В ходу был еще один старинный обычай: проходить между двумя древними колоннами с полузабытыми семитскими символами, изображающими мужской и женский половые органы. Жители Мекки помнили лишь, что двое любовников позволили себе когда-то совокупиться во дворе Каабы, и, в наказание виновных, боги превратили их в колонны, те самые, что стояли сейчас.
Идолам Каабы во множестве приносились кровавые жертвы. Древние семитские боги, такие как жестокий Молох, похотливая Астарта или отвратительный Ваал, находили своих почитателей в этой стране, откуда они происходили.
По улицам бродили персидские и греческие гетеры, жрицы любви, привлеченные в Мекку ее репутацией. Для их приема укрепленные замки купцов располагали соответствующими помещениями. Там женщины, и местные, и иностранки, показывались без покрывал, пили с мужчинами и дарили пылким сыновьям пустыни свои утонченные милости на персо-византийский манер.
Вокруг варварских богов кипели оживление и суета, толпился народ. Здесь сходились соперники на турнире. Там уши разрывались от зазывных криков купцов. Однако в Каабе заседал весьма примитивный, но все-таки суд. Членами его были крупнейшие купцы. К ним обращались, если хотели завершить старый кровавый конфликт или разом пресечь наметившуюся ссору. Тем же, кто не ставил мир ни в грош, следовало просто вывесить во дворе Каабы объявление, что по окончании священных месяцев их племя предполагает напасть на другое племя и уничтожить его.
На том же самом дворе находились обладатели божественной силы: пророки, маги, целители, всегда готовые за умеренную плату предсказать исход предстоящего сражения или произнести заклинание, которое обрушит на голову вашего врага гнев богов.
Здесь покупали и продавали женщин, рабов, верблюдов. Завязывались любовные интриги и разрывались связи. Здесь вели разговоры, играли, пели. При свете больших факелов игра в кости продолжалась всю ночь. Когда вы проигрывали все дочиста, вплоть до собственной свободы, хозяева города кормили вас бесплатно, чтобы избежать любого жеста отчаяния, который омрачил бы праздники.
Все поэты Аравии назначали встречи на турнирах в Каабе в эти священные месяцы. Каждый из них целый день воспевал в стихах свое племя, свою возлюбленную, свободную жизнь в пустыне. Они импровизировали с быстротой молнии острые эпиграммы, из-за которых вспыхивали новые сражения. Победителю турнира оказывались княжеские почести. Его произведения, написанные золотыми буквами по черному шелку, вывешивались на год при входе в Каабу. Поэзия служила и чисто меркантильным целям. Несчастный отец многочисленных некрасивых дочерей мог, например, поручить поэту воздавать хвалу их красоте на всех городских базарах. Ловкий поэт находил женихов, а отец освобождался от проблем до окончания ежегодной ярмарки.
Толчея не прекращалась ни днем, ни ночью. Но не стоило рисковать, выходя без оружия. В лабиринте улочек, столь же темных, сколь узких, чужестранца поджидали грабители, и никого это не заботило, поскольку каждый думал лишь о себе, о своих удовольствиях. Только лишь в случае, если жертвой становился известный поэт, слухи о нападении распространялись по «арабскому радио» в форме сатирического произведения в стихах.
Мекка, город
