города не что иное, как счастливые случайности, благоприятные исключения, ориентиры, далеко заметные на серой бескрайности пустыни. Только там могут образоваться редкие установления, напоминающие о государственности; только туда смогло проникнуть скромное влияние ближайших к Аравии цивилизаций. И все эти явления остаются обязанными своим появлением чистой случайности. Стоит одному вторжению из Дамаска достигнуть этого оазиса, и с культурой, утвердившейся в нем, будет покончено; единственный ночной набег может уничтожить все государство.
И все покрывает песок, после так же, как и до того. Каналы высыхают; здания рушатся. Пустыня, единственный решающий фактор Аравии, расширяется. Лишь она одна дает стране специфическое убежище. Население в огромном своем большинстве зависит от нее одной. Она самовластно руководит судьбой арабов. Она начало и конец их мира. Она предшествовала возведению их городов; она переживет их последнюю стоянку, которую однажды занесет песком. Пустыня служит арабу и колыбелью, и могилой.
В Аравии идет соперничество двух стихий, и араб борется с той и с другой. Два элемента, две силы – песок и вода – ведут ожесточенный бой. Что такое песок, знает каждый, даже тот, кто ни разу не видел пустыни. Но может ли житель Запада хотя бы догадаться, что такое вода? У него ее вдоволь, она есть, так же как воздух, как земля. Она течет повсюду: реки, речушки, ручьи. Она заполняет озера. Она дает плодородие земле. На Востоке есть воздух и земля. Но где же вода? Текучей нет, все реки и ручьи пересохли. Озер нет, и неизвестно, были ли они там когда-нибудь. Вода? Ее бережно хранят в маленьких кожаных мешках или в животе верблюдов. Жители постоянно враждуют из-за обладания жалким колодцем. Малейший ручеек обеспечит выживание и процветание целых племен.
С приходом лета кочевник преодолевает сотню километров по пыльной пустыне, чтобы добраться до источника воды. Вода – это палладий пустыни: разве не известно, что ангелы выплевывают ее на землю, когда хотят выразить благоволение людям? Потому и вкус ее зависит от того, изо рта какого обитателя небес она вышла. Тот, кому посчастливилось найти источник, не рассказывает об этом; он строго хранит секрет только для собственного племени. Аравия – это мир без воды.
Небо месяцами не меняет своего пепельного цвета, оно словно покрыто песчаной коркой. Через всю страну дует самум: горячий ветер вздымает песок пустыни. Ее жители забиваются в свои шатры и бросают усталые взгляды на горизонт, где возникают картины миражей, всегда одинаковые: вода, вода, вода! Очень редко, раз в несколько месяцев, на небе появляется облачко… Оно набухает… и, наконец, проливается дождем. Тогда песок и вода смешиваются, образуя единую природную силу. С неба вода падает на раскаленный песок, который поглощает ее и берет в плен.
Пустынные долины, где разбивает лагерь бедуин, наполняются водой. Они внезапно вновь становятся реками. Старые мертвые русла оживают. Шатры опрокинуты, верблюды унесены течением. Племя обитателей пустыни спешит укрыться на песчаных холмах, на мгновение превратившихся в речные берега. А потом дождь прекращается; пустыня представляет собой сплошной илистый пруд. Ни человек, ни животное не могут по нему передвигаться. Это продолжается два-три часа, и вот пустынный ветер начинает обдувать влажный песок. Солнце вновь безжалостно жжет и поглощает воду, дар небес.
Пустыня быстро возвращает себе прежний облик – суровый, сухой, голый, безжизненный. Кочевник с трудом собирает то, что сумел спасти; племя медленно отправляется в молчание, одиночество, варварство. Снова ветер гонит песок; степь остается унылой, прежней, до бесконечности. Бедуин идет по ней целый день. Его верблюд может проделать от десяти до пятнадцати километров в час. Медленно притупляются чувства. Вокруг лишь небо и песок, часто непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. Полусонный бедуин двигается через пустыню, а на границе сна и яви бесконечно присутствует монотонная серая пустыня, песок.
Там нет ничего, что могло бы дать пищу воображению; ничего стимулирующего. Именно в пустыне берет начало восточная лень, взращиваемая бесконечным движением караванов в безжалостном одиночестве. Но там же, в этих неустойчивых песках, берут начало приступы гнева, внезапные выплески энергии бедуинов. Чтобы разгорячить ум жителя пустыни, нужно совсем немногое; у него в достатке времени на отдых, мечты и размышления. Его мозг сухой и одновременно прозрачный, как воздух, которым он дышит, как песок его родины. В нем можно разместить очень немного идей, но зато они проникают до самых глубин его прямой души.
Одна у него есть, древняя, как мир: необъяснимость. Как объяснить пустыню? Однажды она предоставит вам фиговое дерево, немного воды; завтра подует самум, который убьет вашего последнего верблюда.
Никто не знает, что может принести пустыня. Это небытие, которое обладает жуткой силой; это небытие сильнее кочевника. Человек покорно подчиняется необъяснимой пустыне. Беспомощный, он терпит ее власть. Ужасы пустыни держат его в оковах. Он покорно склоняется перед событиями, нависшими над его головой.
Итак, девять десятых Аравии принадлежат пустыне, а остальная часть в любой момент может оказаться захваченной ею. Арабу остается одно: быть фаталистом.
Этот человек, живущий в песках, подобен песку; незаметный большому миру, он остается неизменным на протяжении тысячелетий. Арабский народ не изменялся с начала времен. Он остается таким, каков он есть, подобный пустыне, из которой происходит, в которой живет и с которой не может расстаться.
Но что это за народ?
Для нас арабы всегда были не кем иным, как нищими и грабителями.
Йездегерд III
Когда родился Исаак, Авраам прогнал из своего шатра невольницу Агарь вместе с рожденным ею от него сыном Исмаилом. Мать и ребенок бежали в пустыню. Библия умалчивает о том, что с ними стало. Но мудрецы рассказывают, что в пустыне Исмаил повстречал дочерей Лилит. От них и от него, сына Авраама, произошел арабский народ. Этот народ сильно увеличился в числе, но пустыня, в которой он жил, была бесплодна и уныла. Место жительства определило условия существования жителя; он бродил от оазиса к оазису, пас скот до истощения скудных пастбищ, которые, чтобы прокормить небольшое племя, должны были иметь площадь средней европейской провинции. Когда же места для содержания скота оказалось недостаточно, потому что народ слишком умножился, части его пришлось покинуть родину. Эти эмигранты стали грозными завоевателями на Ниле и Евфрате или же наемниками на службе у иноземных правителей.
Таким образом, каждые двенадцать – пятнадцать лет пустыня избавлялась от лишнего населения. Во все времена для ее жителей существовал единственный путь: дорога в Месопотамию через плодородные равнины Палестины и Сирии. Орошаемые земли, благословенные земли,
