брать духовную его суть, смело отправился на поиски подлинного, незакамуфлированного
я, местонахождением которого, предполагалось, и были лежащие под горой подземелья.
Он проникает в ту классическую платоновскую пещеру (из 7-й книги «Государства»), на стенах которой мы, закованные пленники, с жадностью разглядываем отражения подлинных вещей. Ну а настоящие же вещи суть, как известно, голые, разоблаченные желания. Вера психоанализа – в том, что ничем не прикрытая, себя самой стыдящаяся и болотная наша глубина прячется именно здесь, под горой «заповеди седьмой» (Цветаева), и наше я приковано к своим подспудным иллюзиям, а его попытки выбраться из-под горы суть лишь фантазии, рожденные пленом.
БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
Сойдем на минуту в эти пещеры в поиске, как полагают, настоящей нашей идентичности, лишенной культурной маски. Это хранилище сжатой, упрятанной, подавленной мысли называют «бессознательным». Однако все зависит от того, с чего мы начнем бессознательное отсчитывать. При самом беглом взгляде можно различить по крайней мере три уровня psyche, ускользающих от контроля отчетливого, картезианского разума. Первый уровень – как неясная фотография прошлого, всегда неуловимого, наполненная только что пережитыми событиями, уже слегка отодвинутыми попечениями текущего дня. Вещи, слова, лица, имена, происшествия уже как бы и позабылись, но они могут явиться из временного своего убежища, как только мы позовем их, если мы скажем, что они важны и сегодня и что мы в них по-прежнему нуждаемся.
Это бессознательное вчерашнего дня, некая тень, бегущая от дыма нынешнего мышления. Другой уровень есть область, где прячутся страсти, вытесненные желания, незажившие, еще кровоточащие раны от всяких «ударов судьбы». Здесь, наверное, и пребывает то разведанное, размеренное психоанализом подполье, напоминающее скорее трюм корабля в штормовом море, где заперт нижний состав, который без просыпу пьян и бунтует, однако его крепко держит в страхе твердая рука офицеров в выглаженных мундирах с верхней палубы, представляющих, так сказать, цивилизованное наше «сверх-Я». Оно старается не выпускать нижнее я из трюма, которое если и появляется на публике, то лишь в качестве подсудимого перед лицом «общечеловеческих ценностей», перед трибуналом попранной нравственности. Перед нами разверзшийся подпол, созерцаемый как последняя истина настоящей нашей природы. В этом видении есть всегда «свернутое», интуитивное сознание греха.
ЭГО
О каком же грехе идет здесь речь? О грехе обладать своим «эго», любить его и лелеять больше всего на свете, уходить в него, запирая двери. Все глубинные психологии советуют эти двери взломать, идти дальше, копать глубже, делать раскопки в психологических слоях еще неизведанных, обещая там чудеса. Однако разрытая, сверху донизу раскопанная гора остается столь же нерасшифрованной и даже еще более тяжелой. Вросшая в самые основания земли, она ни на миг не сдвинется, никуда не ввергнется, сколько бы ее ни просили. Все ее лабиринты служат лишь для того, чтоб мы, заблудившись, повлекшись за всякими пещерными огоньками, не могли уже никогда выйти на волю. Чем больше мы прорываем подземных переходов, тем более агрессивной становится каменная масса в своей тяжести, враждебной в своей плотности, полной ощущения дурноты, теснящейся внутри нас.
ЧУДО
И вот здесь однажды, бывает, случается чудо. Непредусмотренно и внезапно. В пещеру, полную тяжелых, отравленных испарений, проникает неизвестно откуда взявшийся свет. Именно здесь, в пещере, как говорят нам иконы Рождества, в мир входит Слово и всякий раз заново облекается в каменную плоть нашего эго-сердца. И вся эта каменность проливается как молоко. Это может произойти в одно мгновение, это может длиться всю жизнь. Человек, поднимаясь к истоку своего творения, встречает Бога, Который нисходит к нему. О, если бы Ты расторг небеса и сошел! горы растаяли бы от лица Твоего, – восклицает Исайя (Ис. 64:1), с сердцем, истаевающим от радости. Ибо Бог стал человеческим я – позволим себе парафраз святоотеческой максимы, – для того, чтобы каждое я, отрешившись от эго, могло стать Я Божиим. Потерять себя в Нем. Когда Его Я входит в наш слух и сердце (через Я говорю вам… Нагорной проповеди), небеса расторгаются, горы плавятся в нас. Это Я Божие через все преграды нисходит на призыв веры и устраивает малый очаг света, который греет и сжигает, освещает и растопляет пирамиду камней, ставших в нас горой. Тогда обнажается третий уровень «бессознательного», в котором подлинное наше я – уже не наше, но Христово, светлое, освещенное Солнцем правды.
«ДЕРЖИ УМ ВО АДЕ»
Бог обитает выше неба небес и ниже последних глубин: он глубже нашей совести (действующей или уснувшей), нашего пола, нашего ада. Кто-то сказал, что предпочел бы быть в аду со Христом, чем в раю без Него. Еще один парадокс? Нет, это просто истина знающей место обитания веры. «Держи ум свой во аде…», – было сказано преподобному Силуану. Чтобы идти ко Христу, следует пройти через преисподнюю, как восходят на гору от подошвы к вершине. Мы погружаемся в подземные ходы, пробираемся сквозь стены, которые грозят вечным заточением, выходим наконец к зеленым пастбищам, лесам, листве, сгибающейся под ветрами и выпрямляющейся вновь. Праздник цветов постепенно оскудевает, пейзаж суровеет, и вот уже мы перед снегом, чья чистота завораживает и одновременно пугает.
ПУТИ АНГЕЛОВ
Делая предложение своей будущей жене (аналогия убога, хорошо сознаю это), зрелый уже Толстой, не решаясь ни высказать его, ни запечатлеть полными словами, писал свое признание лишь первыми буквами. И юная Софья Андреевна тотчас прочитывала их, угадывая то, что подразумевалось. И вот так читают по первым буквам послания ангелов. Так удается уловить то, что ты не смеешь ни произнести, ни даже подумать. Но оно вспыхивает внезапно в сердце. Доверяясь ему, мы без раздумий отдаем себя тому, что лишь угадывается. Вера рождается от брака между порывом, ностальгией, «смутного влеченья чего-то жаждущей души» (Пушкин) и буквами неизреченного, оставленными прикосновениями Неба. И после этой близости брак становится нерасторжимым. Ангелы прошли раньше нас, обогнали нашу мысль, даже и ту, что еще не родилась, она «и музыка и слово» (Мандельштам). Та же гора может возвещать славу Божию как своими вершинами, так и недрами и глубинами. Слово Божие пребывает на вершине человека, которую птица не может коснуться крыльями, и в безднах, куда не проникнет ни единый аналитический скальпель. Христос открывает нам доступ к основаниям земли, как и к истокам нас самих, к творению, несомому Его любовью.
«Вся нага и обнаженна пред очима Твоима, ведый яже о мне…»
(Чин Крещения)
УЗНАТЬ СЕБЯ
Бог, допуская человека к общению с Собой, дает ему узнать и себя самого. Перед откровением Того, Кто есть, ты становишься тем,
