Величайшая несправедливость
Справедлив ли Бог? Ответ на этот вопрос зависит от того, отождествляем ли мы Бога с жизнью. Земная жизнь, безусловно, далека от совершенства. И Дуглас прав: сам факт распятия Христа способен кого угодно убедить в несправедливости жизни.
Писатель Генри Нувен рассказывает об одной парагвайской семье. Глава семьи, врач, открыто высказывался против военного режима и нарушения прав человека. Местные полицейские отомстили ему — схватили сына–подростка и замучили его насмерть. Жители деревни, возмутившись, предложили превратить похороны в демонстрацию протеста, но отец поступил иначе: он выставил на похоронах тело своего сына в том виде, в каком его выдали тюремщики — на пропитанном кровью матрасе вместо гроба, обнаженное, покрытое ожогами от сигарет и электрошока, все в синяках. Соседи прощались с этими окровавленными останками. Трудно было бы сильнее выразить свой протест, ибо тем самым совершенно очевидной и нестерпимой становилась совершившаяся несправедливость.
Разве не то же самое произошло на Голгофе. «Пусть Бог страдает, а мы–то тут причем?» — ворчат люди, возлагающие на Него ответственность за несправедливое устройство жизни. Расхожая фраза догнала нас: все стало «не слава Богу». Тело Иисуса, нагое, покрытое рубцами, висящее на кресте, раскрывает нам всю несправедливость, всю жестокость нашего мира. Крест показал нам, как устроен наш мир, и каков наш Бог — мир чудовищно несправедлив, Бог идет в Своей любви на самопожертвование.
Никому из нас не укрыться от трагедий и разочарований, как не избежал их и сам Господь. Иисус не сулил нам безопасности, не учил, как обойти несправедливость — мы должны пройти ее как бы насквозь, с начала до конца, пока не выйдем по другую сторону. Страстная пятница раз и навсегда избавила людей от слепой веры в справедливость жизни, Пасха дала нам ключ к загадке вселенной. Из тьмы воссиял яркий свет.
Конечно, страсть к справедливости не умирает. Так И должно быть. Кто из нас не мечтает, не вопиет о справедливости здесь и сейчас? Как бы я хотел, чтобы В этом мире существовала гарантия против разочарования, чтобы все мои статьи неизменно находили читателя, чтобы тело мое не старело и не дряхлело, чтобы У всех рождались здоровые дети… Но если я буду слепо верить в совершенство мира, моя вера подведет меня. Даже величайшее чудо не разрешит проблемы нашего мира, ведь те, кого исцелил Иисус, со временем умерли.
Нам нужно нечто большее, нежели чудо — нам нужны новое небо и новая земля! Пока мы не обрели их, несправедливость не прекратится.
Один мой знакомый, пытавшийся посреди боли и горя сохранить веру в любящего Бога, как–то раз воскликнул: «Единственное оправдание Бога — Пасха!» Разумеется, это высказывание нельзя причислить к богословским положениям, да и сформулировано оно чересчур резко, но истина в нем есть: распятие Христа одолело силы зла, но не уничтожило несправедливость — для этого потребовалась Пасха. Однажды Бог и физическую реальность преобразит в соответствии с законами Своего Царства, но до тех пор нам следует почаще вспоминать, что все дни нашей жизни — это Великая Суббота.
Заповедь возлюбить Бога — где бы она ни прозвучала, а тем более посреди пустыни, — звучит как требование: пусть ты тяжко болен — поднимись! пусть ты томишься жаждой — пой от радости! иди вперед на сломанных ногах! И все же это — первая и величайшая из заповедей. Мы должны любить Его даже посреди пустыни. В особенности посреди пустыни.
Фридрих Бюхнер
25. Почему Бог ничего не объясняет [42]
Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал.
Иов 42:3
Ближе к концу Книги Иова самоуверенный юноша Елиуй произносит длинную речь, высмеивая желание Иова получить объяснения от Бога: неужто Богу есть дело до столь незначительного существа, как ты? Неужто Всемогущий Господь, творец Вселенной, удостоит Своим посещением землю, чтобы лично побеседовать с тобой? Разве Он обязан отчитываться перед нами? Брось эти глупости, Иов.
Едва Елиуй произнес последние слова, как на горизонте за его спиной сгустилось облако, надвинулось, превратившись в грозовую тучу, и из бури зазвучал Голос, заглушающий все голоса. Превосходная речь Елиуя так и оборвалась на полуслове. Иов содрогнулся: Бог и впрямь посетил его. Бог пришел, чтобы лицом к лицу ответить на жалобы Иова.
Если считать Иова главным библейским примером разочарования в Боге, то речь, прогремевшая из грозы и бури, должна помочь и нам преодолеть сомнение и смятение. Что же сказал Бог в Свое оправдание?
Я бы мог предложить Ему два–три разумных аргумента. Бог мог бы сказать: «Иов, Мне очень жаль, что все так сложилось. Ты претерпел ради Меня много тяжких испытаний. Я горжусь тобой. Ты сам не знаешь, как много сделал для Меня и для всего мира». Два–три комплимента, небольшая доза утешения или, по крайней мере, краткое описание того, что имело место за кулисами, в недоступном для нас мире — и Иов, скорее всего, успокоился бы.
Но Бог не говорит ничего подобного. Его ответ состоит из одних вопросов. Он словно отметает в сторону разговор о страдании, занявший тридцать пять глав, и вместо этого дает нам величественное описание чудес природы. Бог словно вводит Иова в галерею, где выставлены самые любимые Его шедевры. Бог с гордостью указывает страдальцу на горных козлов, диких ослов, страусов и орлов. Он говорит так, словно Сам дивится Своему творению. Прекрасные стихи, завершающие Книгу Иова, выдержат соперничество с любым произведением мировой поэзии. Но, восхищаясь поразительной картиной природы, нарисованной самим Творцом, я не мог избавиться от некоторого удивления. Почему Бог выбрал именно этот момент, чтобы напомнить Иову о многообразии животного мира? Имеют ли вообще Его слова какое–то отношение к делу?
В книге «Досужие домыслы» Фридрих Бюхнер так суммирует речь Бога: «Бог ничего не объясняет, Он «взрывается». Он спрашивает Иова, за кого тот себя принимает. Он показывает: пытаться объяснить Иову проблему страдания и несправедливости — все равно что объяснять улитке теорию относительности… Бог так и не явил Иову Свой великий замысел — Он явил ему только Самого Себя» [43]. Вся поэтическая речь Бога сводится к следующему: Иов, ты не знаешь, как управлять миром видимым, так неучи Меня управлять миром невидимым.
— Почему Ты так несправедлив ко мне? — плачет Иов на протяжении всей книги. — Поставь Себя на мое место!
— Нет! — грохочет в ответ Голос из бури. — Это ты поставь себя на Мое место! Покуда ты сам не научился каждое утро поднимать солнце на небеса, пока не знаешь, куда направить молнию или как сотворить гиппопотама, не берись судить, как Я правлю миром — молчи и слушай!
Действие этой речи на Иова столь же неожиданно, как и сама речь. Бог не отвечает Иову на самый насущный его вопрос, но все же эта гроза успокаивает страдальца. Он склоняется в прахе и пыли, полностью избавившись от разочарования в Боге.
