class="p1">Апостолы открыто признают: вся их вера покоится на пасхальных событиях. На Пасху Бог превратил величайшую в истории трагедию — смерть своего Сына — в праздник (ведь называем же мы Страстную Пятницу еще и Святой). Ученики, из укромного уголка глядевшие на крест, наконец осознали то, что не усвоили за три года общения с Учителем: Господь бывает ближе всего к нам именно в те часы, когда кажется, что Он нас оставил. Когда кажется, что Бог умер, наступает Воскресение.
Последовательность трех событий — трагедия, тьма, триумф — в Новом Завете применима к любому испытанию. Даже если мы не можем найти ответа на вопрос «Почему?», следует вспомнить об Иисусе — безусловном свидетельстве Божьей любви. Страстная Пятница показала нам, что Бог не оставляет нас в страданиях. Бог настолько не равнодушен к злу и боли, терзающим и уродующим нашу жизнь, что Он разделил их с нами. Он принял зло и боль на Себя. Он тоже «познал скорбь». На Голгофе Иисус столкнулся с молчанием Бога: на кресте Он повторяет стих из Псалма 21, а не из Псалма 22.
Пасха убеждает нас: в конце концов страдание будет побеждено. А потому «с великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения», — пишет Иаков. «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений», — подхватывает Петр. «Радуюсь в страданиях моих», — пишет Павел. Апостолы говорят о благе «искупительного страдания», о дарах зрелости, мудрости, глубокой веры, стойкости, о грядущей награде.
Почему мы должны радоваться страданиям? Речь идет, конечно, не о мазохистском удовольствии от самого процесса. Но то, что Бог совершил в пасхальное воскресение в масштабах вселенной, Он способен в меньших масштабах сделать для каждого из нас. Испытания, о которых упоминают Иаков, Петр и Павел, в ветхозаветную эпоху спровоцировали бы кризис веры, а вот авторы Нового Завета приходят к убеждению, что — говоря словами апостола Павла — «все содействует ко благу».
Эту фразу часто понимают неверно. Ее толкуют примерно так: с любящими Бога не может случиться ничего дурного. Однако Павел имел в виду нечто прямо противоположное: уже в следующем абзаце он говорит, что любящим Бога следует ожидать скорбь, притеснения, гонения, голод, наготу, опасности, меч. Павел испытал все это на себе. «Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас», ибо никакое испытание «не может отлучить нас от любви Божией».
Это лишь вопрос времени, — будто бы говорит Павел. — Ждите терпеливо, и чудо Господне, преобразившее глухую тьму Страстной пятницы в светлое Христово Воскресенье однажды накроет всю вселенную.
Пусть туча гнева Твой скрывает лик,
Я различать за ней Твой взгляд привык,
Порой Твой взгляд меня обходит стороной,
Но и тогда я знаю: Ты — со мной.
Джон Донн, Гимн Христу, написанный во время последнего путешествия автора в Германию [51].
Все трудности указывают на то, что существует нечто, недоступное нашим представлениям о жизни.
Джордж Макдональд
27. Почему Бог не вмешивается [52]
Но вот, я иду вперед — и нет Его,
назад — и не нахожу Его;
делает ли Он что на левой стороне, я не вижу;
скрывается ли на правой, не усматриваю.
Иов 23:8–9
Я догадываюсь, как отнесется Ричард к идеям, изложенным в предыдущих главах. Я достоверно знаю его мысли, поскольку мы с ним подробно обсуждали все эти вопросы. Как вы знаете, Ричард написал собственное исследование по Книге Иова, так что он прекрасно владеет материалом. В наших беседах я постоянно возвращался к концу Книги Иова, я размышлял вслух о том, почему Бог так и не ответил страдальцу, высказывал различные предположения относительно существования Бога вне времени, неспособности Иова Постичь точку зрения Бога, а также о том, как высоко Бог ценит веру.
Ричард слушал внимательно. Когда же я закончил блуждания в лабиринте еще неоформившихся идей, он одобрительно кивнул: «Неплохо. Вероятно, вы во многом правы. Мне нечего вам возразить, однако между судьбой Иова и моим опытом есть одно существенное различие: сколько бы Иов ни страдал, он, в конце концов, все же услышал Божий голос, а со мной Бог так и не заговорил. Думаю, именно поэтому Иов сохранил веру, а я — нет».
При дальнейшем обсуждении выяснилось, что Ричард совершенно не приемлет концепцию двух миров. Он живет здесь — среди деревьев и зданий, людей и машин, и не способен поверить в существование параллельного, невидимого мира. «Мне нужны доказательства, — повторял он. — Как я могу убедиться в существовании Бога, Который не хочет войти в мой мир?»
Этот разговор напомнил мне о тех временах, когда я сам был скептиком. Как ни странно, Ричард утратил веру во время обучения в христианском колледже, где был окружен людьми, утверждавшими, что они постоянно общаются с Богом. Мне в подобной обстановке — в библейском колледже — тоже казалось невозможным сохранить веру.
Я наткнулся на тот же камень преткновения, что и Ричард: товарищи по учебе воспринимали как «чудо» и «проявления духовности» самые, на мой взгляд, обыденные события. Если незримый мир и впрямь вторгается в земной, разве этот контакт не оставляет ожогов, очевидных следов Сверхъестественного?
Возьмем хотя бы молитвы. Студенты готовы были все что угодно истолковать как ответ на молитву. Если дядюшка присылал пятьдесят долларов на оплату счетов в колледже, они расплывались в улыбке, они плясали от радости и созывали друзей помолиться и воздать благодарность Богу. Это и был ответ на молитву, несомненное доказательство того, сколь внимательно Бог прислушивается к каждой их просьбе. Я же полагал, что можно подобрать и другое объяснение. Дядюшка просто решил побаловать в этом месяце племянника. А может быть, и всех своих племянников, так что пятьдесят долларов — это просто совпадение. Мой дядя тоже присылал мне порой подарки, хотя я о них в молитве никогда не просил. И неужели эти ребята не замечали, как часто их молитвы остаются без ответа? Мне казалось, что молитва — это пустое сотрясение воздуха. Зачем же задним числом превращать ее в пророчество?
Тогда, в колледже, я решил провести эксперимент и принялся симулировать «духовность»: истово молился на собраниях, сочинял какие–то доказательства снизошедшей на меня благодати, непрестанно повторял «Слава Богу» и «аминь». Это сработало, и оттого мои сомнения только усилились. Меня,
