не кроется ли за внешней антиномичностью одна более глубокая идея, одна мысль, одно понимание?
4.3.2. Акценты, разногласия, ереси
Важным для патролога является умение различать природу видимых, формальных противоречий в святоотеческих текстах.
Догматические формулировки и определения всегда были особо важным плодом соборного церковного разума; значение их огромно, а место уникально. Богословие того или иного святого отца, как правило, сияло теми или иными гранями этого соборного церковного опыта. Несмотря на удивительное согласие отцов в вопросах церковной мысли, каждому из них присущи свои особые отличия, или акценты, в переживании и выражении тех или иных вопросов:
– свои особые предпочтения в их освещении, своя доза внимания к ним;
– свои задачи настоящего момента, побуждающие к их осмыслению и выражению;
– своя степень и глубина понимания их;
– свой способ их формулировки;
– своя степень ясности и точности их выражения и т. д.
Все вместе эти факторы формируют личный образ богословия того или иного святого отца, но не нарушают и не разрушают consensus patrum, согласие отцов, которое лежит глубже соборно-личного исторического вызревания богословия Церкви и коренится во всецелой и всесовершенной обоженной человеческой природе Христа Спасителя – источнике всех догматов, всего учения Церкви.
Порою акценты могли переходить в неточности понимания и выражения богооткровенных истин кем-либо из святых отцов и даже порождать полемику между отцами. Однако история показывает, что именно в результате таких обсуждений всякий раз выявлялось именно согласие отцов, внутренне присущее их духу и помогающее преодолеть временное разногласие слов.
Безусловно, у святых отцов случались и ошибки, разногласящие с церковным учением; но эти ошибки представляют собой явление редкое сравнительно с тем великим многообразием оттенков святоотеческой мысли, которое являет ее согласие как в великом, так и в малом. Как правило, эти ошибки (высказанные в порядке частного мнения) не попадали в фокус церковного внимания и, таким образом, не опровергались при жизни святого, что иначе непременно произошло бы при его собственном участии. Вот как говорит об этих ошибках прп. Викентий Леринский (V в.):
«О чудный оборот обстоятельств! Виновники <…> (ошибочного) мнения признаются православными, а последователи (противопоставившие себя Церкви) – еретиками; учителя разрешаются, а ученики осуждаются, писатели сочинений будут сынами царствия, а защитники оных подвергнутся геенне» (Викентий Леринский, прп. Памятные записки Перегрина о древности и всеобщности кафолической веры против непотребных новизн всех еретиков. I: VI)
От акцентов, неточностей и ошибок следует отличать ереси – учения не просто ошибочные, но и громогласно заявляющие Церкви о своем существовании, открыто претендующие на роль истины, противопоставляющие себя учению Церкви. Ересь как учение всегда имеет конкретного носителя – сообщество людей, ему приверженных и в этой приверженности так или иначе обособленных. Окончательный «статус» ересь приобретает после соборного осуждения ее Церковью, а само наименование закрепляется не только за соответствующим учением, но и за сообществом, его исповедующим и от Церкви видимо и окончательно отторгнутым.
Итак, видимые противоречия между святоотеческими текстами могут представлять собой акценты (обычно), неточности (намного реже) или ошибки (очень редко) святых авторов. Ереси, которые можно обнаружить даже у учителей Церкви (например, у Тертуллиана, отторгнувшего себя от Церковной полноты), остаются совершенно чужды святоотеческому богословию.
Таким образом, по степени верности, точности и ясности выражения богооткровенной истины всякое слово о ней можно классифицировать в следующем нисходящем порядке:
– Догматическая формулировка
– Акцент
– Неточность
– Ошибка
– Ересь
4.3.3. Язык: сочетание старого и нового
В отношении терминологии и языка патрологическое исследование нуждается в том органическом единстве «старого» и «нового», примеры которого мы неизменно находим в творениях святоотеческих. Сами святые отцы, неизменно опираясь на выработанную святоотеческой мыслью терминологию, дорожили тем смыслом, которым обогащались использованные ими термины, слова, понятия, проходя сквозь горнило церковного сознания. По их примеру и нам необходима опора на святоотеческую богословскую терминологию, точность передачи смыслов святоотеческого понимания того или иного термина.
С другой стороны, относясь с величайшей бережностью к святоотеческим выражениям, к святоотеческим терминам, по примеру тех же отцов, патрологическая наука не должна бояться для раскрытия содержания этих терминов пользоваться современным языком, включая любые его средства. Можно сказать, необходима некая синергия старого и нового – в области языка, терминологии, в области выражения единого смысла, стоящего за этим старым и новым.
Когда это было возможно, святоотеческая мысль имела стремление к простоте. Также и нам необходимо избегать искусственного усложнения формы изложения, избегать того наукообразия, которое на практике нередко превращается в «необходимый» атрибут науки. То, что может быть выражено просто, должно быть выражено просто, – именно такой подход являют нам лучшие образцы не только святоотеческой богословской мысли, но и общенаучного подхода в целом.
4.3.4. Предание как предмет патрологии и патрология как часть Предания
Современная патрологическая (и шире – вообще богословская) наука должна не только изучать Предание, не только быть наукой о том, что содержится в этом Предании, но и стремиться к тому, чтобы самой всецело пребывать в границах этого Предания, а в конечном счете, в предельном своем устремлении – самой быть частью Предания Церкви.
На этом пути для патрологической науки становится особенно важным следующее: святоотеческая письменность должна быть для всякого патролога не только объектом научного исследования, но также и образцом его собственной научной работы – в самом широком смысле. Опора на Предание предполагает и опору на святоотеческую «методологию» в той ее составляющей, которая неизменна для всех эпох. Не только предмет, но и метод патрологии укоренен в Предании Церкви.
С другой стороны, особую важность для патролога имеет вопрос соотношения святоотеческого наследия и личного духовного опыта. Без личного, хотя бы и небольшого, духовного опыта, без пропускания через себя слов святых отцов, без переживания сказанного ими невозможно увидеть, понять и прочувствовать дух святоотеческого учения – а значит, без этого православная патрологическая наука невозможна как таковая. Как Церковь построена из живых личностей святых, так что само ее бытие и наше участие в нем невозможны без нашей живой связи с ними, точно так же и богословие, и церковная наука невозможны вне реальной и живой связи с мыслью этих святых.
С точки зрения технического исполнения конкретных задач научной работы в современном патрологическом исследовании возможны две противоположные крайности: ненаучность и гипернаучность.
Вопрос меры научной скрупулезности является очень актуальным для современной патрологии. Очень часто научной тщательности, научной скрупулезности не хватает нашей науке. Но возможна и противоположная крайность. Иногда церковные ученые понимают задачу научной работы как предельную тщательность во всех возможных элементах научного процесса исследования, возводя этот