еще сложнее отвергать всякое естественное богословие пред лицом этих и других отголосков чего-то высшего.
Из книги «Я просто интересуюсь»
11 января
Проблема удовольствий
Почему нам нравится секс? Почему нам нравится еда? Почему существуют разные цвета?
Однажды, после прочтения очередной книги о проблеме страданий, меня вдруг осенило, что я никогда еще не встречал книг о «проблеме удовольствий». Как не встречался мне и философ, который ходил бы, сокрушенно качая головой, в раздумьях над фундаментальным вопросом: «Почему мы получаем удовольствие от тех или иных вещей?»
Каков источник удовольствия? Для меня это — вопрос огромной важности. Для атеистов он является философским эквивалентом проблемы страданий для христиан. Но почему же атеисты и светские гуманисты не чувствуют себя обязанными объяснить происхождение удовольствий в мире хаоса и бесцельности?
Я знаю как минимум одного человека, решившего прямо взглянуть в лицо этой проблеме. В своей уникальной книге «Ортодоксия» Г. К. Честертон рассматривает причины своего обращения ко Христу в разрезе удовольствий. Он увидел, что материализм слишком ничтожен, чтобы отвечать за чувство восхищения и радости, которое иногда вспыхивает в этом мире, — чувство, переводящее такие простые человеческие явления как секс, рождение детей и художественное творчество в разряд едва ли не волшебства.
Удовольствия — это одновременно и великое благо, и смертельная опасность. Начав стремиться к удовольствиям как самоцели, мы по пути можем упустить из виду Того, Кто дал нам такие чудесные дары, как сексуальное влечение, вкусовые рецепторы и способность воспринимать красоту. Как сказал Екклесиаст, чрезмерное увлечение удовольствиями, как ни парадоксально, ведет к состоянию полной безысходности.
Христиане почему-то приобрели репутацию противников удовольствий, и это — невзирая на тот факт, что они верят, что способность получать удовольствие была заложена в нас Самим Создателем. У нас, христиан, есть выбор. Мы можем выставлять себя чопорными занудами, которые жертвенно отказываются от половины радостей жизни, ограничивая себя в сексе, еде и других чувственных удовольствиях. Или же мы можем начать радоваться удовольствиям во всей полноте, но так, как это предусмотрено Творцом.
Христианскую философию удовольствий как дара, которому лучше всего радоваться в рамках Божьего замысла, принимает не каждый. Некоторые скептики поднимают на смех любое требование умеренности. Для таких скептиков у меня есть ряд простых вопросов. Почему нам нравится еда? Почему существуют разные цвета? Я до сих пор так и не услышал нормального объяснения, которое бы не содержало слово «Бог».
Из книги «Я просто интересуюсь»
Я никогда не забуду одну встречу с поразительной силой искусства. Как-то я приехал в Рим, и в первый же день, встав задолго до рассвета, добрался на автобусе до реки Тибр, которая протекает прямо возле Ватикана. Я стоял на мосту, украшенном колоннадой из ангелов работы Бернини, и наблюдал за восходом солнца. Потом я тихо, неспешно прошел несколько кварталов к собору Святого Петра. В столь ранний час под его просторным куполом было настолько тихо, что звук моих шагов эхом отражался от изящных стен. Там не было никого, кроме меня и нескольких верных монахинь, стоящих на коленях в молитве.
Спустя некоторое время я поднялся по лестнице на крышу. Осмотрев скульптуры, я выглянул вниз на площадь и увидел, как к собору приближается длинная вереница людей. Как оказалось, это были не туристы, а хор из двухсот человек, прибывший на автобусах из Германии. Когда они вошли в собор, я уже стоял на балконе под куполом работы Микеланджело. Внизу подо мной хор сформировал большой круг и запел а капелла. Часть слов была на латыни, часть — на немецком, но это было не важно. Внутри этого величественного купола с его идеальной акустикой я буквально воспарил в звуках музыки. У меня было такое чувство, что если я подниму руки, то так и повисну в воздухе.
Микеланджело (наверное, величайший из всех когда-либо живших художников) позже признался, что его труд вытеснил его веру. На закате своих дней он написал следующие строки:
Вот, из-за страсти сей безумной,
Что повлекла творить меня для идола и короля,
Познал ошибок бремя я,
Что эта страсть несет с собою.
О, сколько бед берут исток в страстях людских…
И легкомыслие мирское лишило времени меня,
Что было мне дано о Боге размышлять.
Возможно, это действительно так, но Микеланджело и другие, подобные ему, своими трудами помогают нам отвратиться от легкомысленности этого мира, давая время для размышлений о Боге. В тот миг в соборе Святого Петра я оказался в славных, неземных сферах. Это был момент времени вне времени. Искусство произвело свою работу.
Из статьи «Посох, гвоздь и надписи на песке»
в журнале «First Things», февраль 2009 года
13 января
Созерцание Мессии
В 1993 году я прочитал в газете о так называемом «созерцании Мессии» в нью-йоркском районе Краун-Хайтс (Бруклин), где на тот момент жило двадцать тысяч любавичских евреев-хасидов, многие из которых верили, что Мессия живет среди них в лице ребе Менахема Мендла Шнеерсона.
Слух о появлении ребе на публике распространился по улицам Краун-Хайтс со скоростью молнии, и вскоре изо всех переулков к синагоге, где обычно молился Шнеерсон, начали сбегаться облаченные в черное хасиды с длинными пейсами.
Ребе уже шел девяносто второй год. Незадолго до этого он пережил инсульт и с тех пор не мог говорить. Когда занавес, наконец, открыли, толпа в синагоге увидела дряблого, длиннобородого старика, который был в состоянии лишь махать рукой, кивать головой и двигать бровями. Впрочем, никого из собравшихся это ничуть не смущало. «Долгих лет жизни нашему господину, нашему учителю и нашему ребе, Царю, Мессии навеки и веки!» — запели они в унисон, повторяя эти слова снова и снова, и с каждым разом — все громче, пока, наконец, Шнеерсон не сделал какой-то таинственный жест рукой, и занавес закрылся. Хасиды расходились медленно, наслаждаясь моментом, находясь в состоянии экстаза.
Впервые прочитав эту новость, я едва не расхохотался. Престарелый немой «Мессия» из Бруклина? (Он умер в 1994 году.) Кого эти люди пытаются обмануть?! Но вдруг меня поразила мысль: я реагирую на ребе Шнеерсона в точности так же, как люди первого столетия реагировали на Иисуса. Мессия из Галилеи? Сын плотника? Не смешите меня!
Презрение, которое я ощутил, читая об этом ребе и его фанатичных последователях, указало мне на причину, по которой Иисус постоянно сталкивался с противлением. Его соседи спрашивали: «Не Его ли мать называется Мария, и братья Его Иаков
