Я пригласила всех поужинать у меня перед дорогой, а заодно и познакомить Юрия Константиновича с нашей (общей) дочерью. Двадцать пять лет минуло, как‑никак. Да, забыла (увлеклась воспоминаниями), заезжали к Цывану в дацан на Березовке, там была горячая пора: доделывали к завтрашнему дню скульптуру Будды Шакьямуни (при этом инспектировал Хамбо — лама). Как и должно, Цыван организовал бутылку и горячие позы. Подготовили все необходимое для заполнения бумбы (травы, кораллы, какие‑то пилюльки), а бумбы не оказалось в наличии (потом у меня нашлось). Выпили на посошок и уехали. Юра же опять ничего не ел и почти не пил.
Приехали ко мне. Знакомство, беседы. Я все созваниваюсь с Надей, так как была убеждена, что наличие родственников необходимо, как элемент успеха. Если родственники просят прах, то почему сами не поехали, а послали кого‑то. Возник вопрос о том, что нужна доверенность от родных на эксгумацию. Поутру они съездили к Гунга — Нимбе (сын Дандарона и Зундымы — прим. ред.), но тот своего согласия на доверенность не дал. В конце концов, утром, около десяти часов утра, все было собрано: бензин, спирт, бумба, пища, мешки, видеокамера. Надя за ночь нашла машину и с кем‑то из своих племянников отправилась вслед за синей "Тойотой" с разницей в час или полтора. Я окончательно успокоилась. Юра забыл, оставил дома в Кижинге, листки с моими пометками, как искать. Я ехать не могла, так как утром следующего дня уезжала в Китай. Главное было найти им столб с надписью "150 шагов". Уехали и — суток не прошло — вернулись. Я, хоть и была спокойна, вздрогнула‑таки, когда отпирала ворота. Машина вкатилась в ограду. И слово "успех" расставило все на свои места. Тут уже и Юра поел. Посмотрели видеозапись. Ребята все сделали очень быстро. Нашли столб сразу, могилу тоже. Препятствий никаких. Гроб в полной целости, мантра на крышке. Полностью истлевшее тело: кости, череп с волосами. Прах упаковали в белые мешки, в гроб положили бумбу. Могилу снова засыпали. Все как раньше, по возможности. Это было ноябрьское полнолуние, последний его день… Юра все рассчитывал по звездам. По дороге они видели лунную радугу. И, как я поняла, Надя догнала их еще по дороге в Выдрино. Дорога сама несла их (как и меня в апреле) в точку мишени, как острие стрелы.
Ночь машина с прахом стояла у меня на Шишковке. Они, возбужденные и очень уставшие, на перебой переживали событие прошедшего дня. Юра ел понемногу, потом под утро улеглись‑таки. Я уехала, а они еще спали. Потом заносили прах домой, часть его просыпалась и осталась здесь, на Шишковке. Я счастлива, что Учитель оставил, захотел (?) оставить, здесь свой след. Для меня это так важно.
Вот, Володя, и все, что я могу написать. Все внутреннее действие известно Юре и ребятам. Боюсь, что я написала больше о своем состоянии, описывая это, с точки зрения, правоверного буддиста, необычайно важное событие, которое завершится субурганом над прахом Учителя и, может быть, Саши Железнова. Это дело будущего.
Как я понимаю, проповедь не прекращается, и даже прах — суть Проповедь.
И ученики с их действиями — часть проповеди не только словом, но и действием. Знаешь, я всегда избегала говорить об этом вслух. Я только радуюсь, что все это случилось, что и я пережила свою встречу. Много чего мне приснилось потом. Много о чем я думала; надеюсь, та помощь, которую я всегда (бестолочь, бестолочь), как дитя в люльке, получала, наконец прорастает во мне. Иначе — конец.
Володя, перечитала конец. Это отголоски моей борьбы с собой и моих покаяний. Не обращай на них внимания…
Никак не могу вернуть себя за письменный стол, хотя все предпосылки налицо. Уповаю на то, что внутри идет серьезная работа и рано или поздно я стану похожей на ту себя, которая мне нужна.
Обнимаю вас всех. Ира.
P. S. Посылаю обещанное (делюсь) [прах Учителя]. И уж раз не получилось сделать гау, то отправляю в шкатулке, что мне была подарена зэком — ширетуем в Выдрине.
*
* *Из дома Ирины Васильевой в Улан — Удэ прах Дандарона был перевезен в Кижингу.
Через год, в июне 1998, прах Дандарона хоронится на Плоской горе, что выше Соорхэ. Для этого в земле было сооружено хранилище праха в виде полуяйца с большой полуосью в два метра. 19 июля 1998 г. хранилище было герметично закрыто металлической крышкой с необходимой символикой. В сооружении хранилища принимали участие ученики Ю. К. Лаврова: Т. И. Лаврова, С. И. Проказов, А. Петреня, М. Ноздрина, О. Петров, Дм. Жеребов, а также Н. Мункина, Д. Баяртуева и Геннадий Цыбиков.
1997–2002 гг. — Сангха Лаврова созерцает проект Ступы и во главе с ним создает его.
2000–2002 гг. — Новый проект Ступы архитектора В. Б. Бухаева, на этот раз на Поклонной горе в Санкт — Петербурге. Не осуществлен из‑за противодействия потомков известного знатока тибетской медицины Петра Бадмаева.
2002 г., 22 апреля — уход Ю. К. Лаврова.
2002 г. — ученики Лаврова сооружают две дхармодаи (два перекрещивающиеся треугольника) из бетона над нижним полуяйцом, в котором покоится прах Учителя.
Дальнейшему строительству предшествовала переписка об архитектурном облике внешней Белой Ступы Дандарона. Я не был удовлетворен ее пропорциями и пытался добиться согласия учеников Лаврова на некоторую коррекцию проекта. Поняв, что компромисс с ними невозможен и что строительство Ступы под угрозой срыва, согласился строить Ступу, как задумал Юра. Вот некоторые из этих писем.
(В. М. Монтлевич — Дасарме Баяртуевой, Наталии Пупышевой)
14.12.2002 г.
Привет вам, Наташа и Дасарма!
Ступу строить трудно. Ступа не груда камней и цемента. Ступа — это правильное понимание сангхой Проповеди Учителя.
Будда в этом рождении под именем Дандарона родился в Бурятии. Любил Родину и желал в ней и умереть. Так и случилось. Но сам, как Великий Нирмана, был человеком Космоса, всего необозримого Пространства. Так и говорил.
В Бурятии давно сложилось то, что мы называем буддийской духовной культурой. Это тибетская традиция в преломлении национальных особенностей бурятской культуры. Родившись бурятом, Дандарон принадлежит ее истории. Но, будучи Буддой, он принадлежит всему миру. Эту полноту бытия совершенного Существа ярко показал всем Лубсан Сандан и передал своему Великому Ученику: "Ты — Дхармараджа!". И Дандарон стал им, невзирая на адское обличие советской сансары.
Бидия Дандарович учил нас вечности, чувству непосредственной, живой причастности буддизму и буддистам. Он, беседуя с нами, совершал акт удивительной трансформации времен. Будды прошлых времен, Шакьямуни, Его великие ученики, архаты, Асанга, Луива, Лалитаваджра, Ра — лоцава, Марпа, Цзонхава и надвигающееся будущее — все переживалось рядом с ним как настоящее.
Лубсан Сандан Цыденов, подписывавшийся коротким словом-статусом Сугада (Сугата), и Бидиядара (Видьядхара) Дандарон, не прятавший гордое "Дхармараджа", принадлежат и не принадлежат бурятской истории, бурятской культуре.
Нас, учеников Бидии Дандаровича и принадлежащих к его Линии духовной преемственности, в первую очередь интересуют практические наставления Учителя. Они нетрадиционны до такой степени, что иногда говорилось, что у Дандарона нет традиции. Так говорили, кто понимал, так говорили и сторонние, не понимая, что говорят. Мы же иногда называли проповедь Учителя "подпиткой сверху", проповедью, идущей не через Линию передачи, а, минуя традицию, непосредственно из Мира Будд. Эта нетрадиционность стиля ученичества, стиля передачи, стиля жизни и, наконец, стиля практик и составили для нас, его европейских учеников, то, что мы называем Традицией Дандарона, понимая, что таково было время, такова наша карма и что это была Джняна Дандарона.
Мощный бурятский клан родных Бидии Дандаровича, славных его учениц и учеников, освященный долгой жизнью его матери, замечательной йогиней, ученицей Лубсана Сандана и сподвижницей Агвана Силнама, "бабушкой" Балжимой, предстал перед нами, европейцами, как живое воплощение бурятской буддийской культуры, как традиции. И мы кланяемся этому Роду, в котором родился, любил и долгие годы жил наш Учитель.
Наши духовные бурятские собратья знают, какой духовный взрыв осуществил Лубсан Сандан, возродив взаимоотношения Учитель — ученик времен индийских сиддхов и тибетцев времен Падмасамбхавы. Он уединился на поляну Соорхэ не только для созерцания, но и для того, чтобы создать сангху последователей. И вовсе не рвал он специально связь с дацанской традицией, а просто однажды, произнеся без всякой эмоции "дацан — это сансара", "ушел в глушь тайги".
Героическую стезю избрал себе в долю Дандарон и прошел ее, передав ученикам всё. Именно всё (даже такие "мелочи", как Жуд Ганжура), но каждый из нас вместил только то, что смог, или то, что предначертано. Проповедь Дандарона не была ни по стилю, ни по содержанию традиционной, хотя и содержала все необходимые смыслы Канона и особенно такую классическую строгость, как обязательное знание "Абхидхармакоши".
