Я пытаюсь сказать, что наши умы постоянно и непрерывно фиксируются на отношении, говорящем вещам «да» или «нет»; «да» — в смысле существования, «нет» — в смысле опровержения существования. Однако структура нашего ума всё время находится в рамках этих двух позиций. «Да» основано на том же чувстве точки отсчёта, что и «нет».
Итак, основная структура ума, связанная с чувством точки отсчёта, не прерывается, что означает постоянное присутствие энергии. С точки зрения нашего отношения к принципу Падмасамбхавы, это означает, что нам не следует отрицать свой жизненный опыт. Нам не следует отрицать свои переживания, связанные с материализмом или духовным материализмом. Нам не следует отвергать их как что-то дурное, не следует и принимать как нечто благое. Нам следует принимать одновременно рождённое таким, как есть[3].
Это имеет смысл, поскольку мы постоянно пытаемся бороться на этом участке или поле боя — вне зависимости от того, кому оно принадлежит — атакующим или обороняющимся. Но в этой битве никто никогда не задумывался о том, существует ли поле боя само по себе. Мы утверждаем, что поле боя существует. Наши отрицания и утверждения о принадлежности поля не имеют совершенно никакого значения. Всё время, пока мы утверждаем или отрицаем, мы стоим на этом поле. Земля, на которой мы стоим, является одновременно местом рождения и местом смерти. И с точки зрения принципа Падмасамбхавы, именно благодаря этому возникает чувство устойчивости.
Мы говорим об особой энергии, дающей принципу Падмасамбхавы возможность передавать учение. Принцип Падмасамбхавы не принадлежит ни греховности, ни добродетели; он не принадлежит ни «да», ни «нет». Он вмещает в себя всё, что существует в жизненных ситуациях. А поскольку эта энергия существует в жизненных ситуациях людей, принцип Падмасамбхавы смог принести Буддадхарму в Тибет. В каком-то смысле теистические верования, существовавшие в Тибете, — вера в «я» и в Бога как различные сущности и стремление достичь более высоких сфер — должна была быть разрушена. Эти примитивные верования должны были быть уничтожены. То же самое мы делаем сейчас. Примитивные верования в существование отдельной реальности «меня» и объекта моего почитания должны быть уничтожены. До тех пор, пока не уничтожены эти двойственные воззрения, не существует начальной точки рождения тантры. Рождение тантры происходит из не-существования веры в «это» и «то».
Но когда пришёл Падмасамбхава, тибетцы были очень сильными людьми. Они не верили ни философии, ни искусным уловкам пандитов. Образованность пандитов ничего им не доказывала. Тибетская традиция бон была очень крепкой, определённой и разумной. Тибетцы не верили философским рассуждениям Падмасамбхавы о таких вещах, как преходящее эго. Они не видели никакого смысла в его утверждениях. Они относились к его логическому анализу как к набору загадок — буддийских загадок.
Тибетцы верили, что существуют жизнь, «я» и мои ежедневные заботы — уход за домашними животными, работа в поле. Молочная ферма и поля существуют, а моя практическая деятельность, связанная с ними, — это мои священные действия, мои садханы. Воззрение бон таково: всё это существует, поскольку мне нужно кормить детей, доить корову, собирать урожай, делать масло и сыр. Я верю в эти простые истины. Наша традиция бон верна, потому что подразумевает веру в святость вскармливания жизни, рождения пищи от земли для пропитания потомков. Эти очень простые вещи существуют. С точки зрения бон, это религия, это истина.
Простоту, подобную этой, мы встречаем в традиции американских индейцев. Убийство буйвола — это созидательное действие, поскольку оно даёт пищу голодным. Оно также контролирует рост поголовья буйволов, таким образом, сохраняя равновесие в природе. Вот такой экологический подход.
Существует множество чрезвычайно разумных и устойчивых экологических подходов, подобных этому. Вообще-то, некоторые могут усомниться в том, что эта страна готова к восприятию мудрости Падмасамбхавы, поскольку одни верят в различные виды экологической философии, другие — нет. Одни люди безапелляционно защищают экологическую философию, другие вообще ничего о ней не знают. В связи с этим может возникнуть вопрос: какой подход к этой культуре следует выбрать? В целом в происходящем есть определённая непрерывность. В этой культуре есть одно общее положение: мы думаем, что всё существует для нашего блага.
Например, мы думаем, что тело крайне важно, поскольку оно поддерживает ум. Ум кормит тело, а тело кормит ум. Мы думаем, что для нашего блага необходимо, чтобы этот процесс был здоровым, и что проще всего осуществить этот грандиозный замысел сохранения здоровья, начав с самого простого: накормив тело. После этого мы подождём и посмотрим, что произойдёт с умом. Чем менее голодными мы будем, тем больше будем радоваться, и тогда, возможно, нам захочется познакомиться с учениями глубинной психологии и другими направлениями философии.
Подобный подход был свойственен традиции бон: давайте убьём яка — это повысит нашу духовность. Наши тела будут здоровее, и от этого наши умы станут выше. Американские индейцы сказали бы: давайте убьём буйвола. Логика здесь одна и та же. Это очень разумно. Мы ни в коем случае не можем сказать, что это безумно. Это очень здраво, очень реалистично, очень логично и резонно. Эту схему необходимо уважать, и если вы примените её на практике достойным уважения образом, она будет действовать, и вы достигнете результатов.
Такой же подход существует и в этой стране. Здесь многие являются приверженцами культа краснокожих американцев, который противопоставляется культу белых американцев. Что касается культа красных американцев, тут всё просто: у вас есть ваша земля, вы ставите свой вигвам типи, общаетесь со своими детьми, внуками и прапраправнуками. У вас есть достоинство и характер. Вы ничего не боитесь — вы развиваете качества воина. Затем вы размышляете о том, как обращаться с детьми, как научить их уважать свой народ. Вы даёте им соответствующие наставления и становитесь уважаемым гражданином.
Подобная философия характерна не только для краснокожих американцев, но и для кельтов, дохристианских скандинавов, греков и римлян. Её можно обнаружить в прошлом любого народа с дохристианской или добуддийской религией — культом плодородия или экологии — у иудеев, кельтов, американских индейцев и многих других. Такой подход почитания плодородия и отношений с землёй распространён по сей день, он очень могуч и очень красив. Я очень ценю его и сам мог бы стать последователем такой философии. В сущности, я им и являюсь. Я бонец. Я верю в бон, потому что я тибетец.
Эта сильная вера заставляет меня думать о чём-то другом, о том, что лежит за пределами этой структуры, касающейся лишь плодородия, ориентированной исключительно на тело, и верящей в то, что тело будет кормить психологию высшего просветления. Из этих мыслей возникают общие вопросы. Если у вас появились такие вопросы, это ещё не значит, что вы должны отбросить старую веру. Если вы поддерживаете культ краснокожих американцев и выполняете его практики, вам не обязательно становиться белым американцем. Весь вопрос в том, как ваша философия соотносится с психологической стороной жизни. Что мы на самом деле называем телом? Что мы на самом деле называем умом? Что есть тело? Что есть ум? Тело — это то, что нуждается в питании, а ум — это то, что должно следить, чтобы тело питалось должным образом. Таким образом, потребность в питании — это ещё одна составляющая структуры ума.
Проблема не в том, чтобы как следует питаться и должным образом беречь своё здоровье — проблема возникает из веры в раздельность «себя» и «того». Я отделён от моей еды, моя еда — это не я, следовательно, я должен поглотить ту еду, которая не есть я, чтобы она смогла стать частью меня.
В тибетской традиции бон существовал мистический подход к преодолению разделённости, основанный на принципе адвайты, на принципе недвойственности. Но, даже избрав этот подход, до тех пор, пока вы не станете самой землёй или создателем мира, вы не сможете решить вашу проблему. Некоторые ритуалы бон отражают очень примитивный уровень веры в преодоление раздельности. Идея в том, чтобы создать объект почитания, а затем съесть, прожевать, проглотив, поглотить его. И как только мы переварим его, мы должны верить в то, что достигли адвайты, недвойственности. Что-то подобное происходит во время традиционной христианской церемонии святого причастия. Сначала вы не едины с Богом или Сыном Божьим, или Святым Духом. Вы — отдельные структуры. До тех пор, пока вы не ассоциируете себя с плотью и кровью Христа, представленными определёнными субстанциями, в которые входит Святой Дух, вы не можете полностью слиться с ними. Вы не можете полностью слиться с ним до тех пор, пока не съедите хлеб и не выпьете вино. Сам факт того, что вы не можете слиться до тех пор, пока не выполните эти действия, говорит о том, что они являются актом разделения.
