bonum [11], а всего-навсего аспект того самого незнания. Философы махаяны дошли до этого тупика, когда дзен только появился как отдельный культ.
Учителя дзен очень скоро заметили, что с точки зрения ума эту проблему никак не решить. Они увидели, что махаяна в тупике из-за своих собственных попыток обдумать вопросы жизни словами и идеями; и что нирвана, постигнутая умом, была не лучше и не хуже сансары. Они также увидели, что философы махаяны пытаются объяснить жизнь словами и определениями, зная, что это приведет лишь к полному замешательству. Поэтому в самом начале дзен поставил для себя цель отмести всякие определения, идеи и размышления. И это было сделано бескомпромиссно и тщательно. Он заявил, что нирвана и сансара – одно и то же, и что искать нирвану, находясь снаружи сансары, а еще и пытаться достичь ее через привычное достойное поведение – это просто нелепо. Нирвана – здесь и сейчас, посередине сансары, и здесь не стоит вопрос о том, находится ли она в состоянии единственности или же в состоянии множественности. Все зависит от внутреннего понимания. Мудрец сразу же увидит нирвану в обычных предметах мира. А глупец будет философствовать, думать о ней, как о чем-то ином. И все же:
Старая сосна учит мудрости,
А дикая птица выкрикивает истину.
Однажды учителя Ляньцзе [12] спросили: «Что есть Будда?». Он ответил: «Три фунта льна». Техника дзен заключалась в том, чтобы вывести людей из их умственной рутины и привычных принципов поведения. Учителя задавали щекотливые вопросы, на которые нельзя ответить. Они высмеивали логику и метафизику. Они перевернули ортодоксальную философию с ног на голову, чтобы она выглядела нелепо. Учитель Сюаньцзянь [13] сказал: «Нирвана и бодхи (просветление) – это трухлявые пни, к которым вы привязываете своих ослов. Двенадцать разделов писаний – это всего лишь список призраков, листы бумаги, которыми можно вытереть грязь с лица. И ваши четыре добродетели и десять ступеней – призраки, умирающие в своих гниющих могилах. Может ли хоть что-то из этого быть связано с вашим спасением?»
Бодхидхарма представил дзен Китаю в 527 году н. э. Об истории дзен в Индии практически ничего не известно, и, возможно, Бодхидхарма сам предложил его Китаю, который затем развил его и создал ту уникальную форму, которую дзен имеет сейчас.
История гласит, что Бодхидхарму привели к императору У, который очень хотел увидеть этого величайшего мудреца и добиться от него одобрения своих религиозных деяний. Поэтому он спросил Бодхидхарму:
– Мы построили храмы, увеличили количество священных писаний, приказали монахам и монахиням обратиться в веру. Есть ли еще какая добродетель, Ваше Преподобие, которую нам необходимо совершить?
– Добродетелей вообще нет.
Император, опешив, подумал, что такой ответ нарушает порядок всего учения, и спросил снова:
– А что тогда святая истина, первый принцип?
– Этот принцип существует во всем. А священного нет.
– Да кто сейчас смеет стоять передо мной!
– А я и не знаю, Ваше Величество.
Китайские и японские художники всегда изображали Бодхидхарму свирепым старцем с могучей черной бородой и большими проницательными глазами. О нем или его работах известно совсем немного: по всей видимости, никакого особенного послания или учения он Китаю так и не оставил. Его влияние не в том, что он сделал или сказал, а в том, кем он был, и ни в одной из двух других записанных бесед с его учениками нет ничего о его учении. Хуэйкэ [14], его духовный наследник, простоял возле храма, где Бодхидхарма медитировал, целую неделю, прежде чем его допустили. Все это время шел снег, но Хуэйкэ был решителен в своем намерении узнать секрет Бодхидхармы, так что он стоял там с обморожением, а потом даже отрезал себе левую руку и преподнес ее учителю, чтобы показать, что он готов пойти на любые жертвы ради возможности стать его учеником. В конце концов его приняли, но Бодхидхарма ничего не объяснил. Он лишь озадачил его загадкой, которая каким-то образом открыла тому глаза на истину. Хуэйкэ сказал:
– Нет во мне душевного покоя. Могу ли я попросить вас, учитель, умиротворить мой разум?
– Выскажи все, что кроется в твоем разуме, прямо здесь, передо мной, – ответил ему Бодхидхарма. – Тогда я сделаю это!
– Но это невозможно, я не смогу высказать все…
– Значит, я уже умиротворил его.
Вскоре после смерти Бодхидхармы кто-то сообщил, что видел его в горах по пути в Индию – Бодхидхарма шел босиком, в одной руке он нес сандалию. Его могилу вскрыли и не нашли ничего, кроме второй сандалии, которую он там оставил!
Он пробыл здесь девять лет, и никто так и не узнал его.
И он тихо ушел домой, без церемоний, неся в руке сандалию.
Возможно, непросто обнаружить в этой нелепой истории хоть что-то, но дело жизни Бодхидхармы изменило всю историю Дальнего Востока. Старец приходит из Индии, он груб и резок с императором, отказывается видеть беднягу, который хочет знаний, пока тот не отрезает себе руку, а затем говорит лишь что-то невразумительное. И наконец его видят расхаживающим с сандалией в руке! Но именно тогда началось что-то такое, что вдохновило художников и писателей, солдат и государственных деятелей; оно оказало большое влияние на культуру Китая и Японии – даже сильнее, чем что-либо еще. Правда в том, что Бодхидхарма обрел мудрость, которую мог передать только готовому принять ее, а мудрость эту нельзя сформулировать с помощью ума. Только те, кто по-настоящему хотел эту мудрость, как Хуэйкэ, и был готов отдать что угодно, могли понять ее. Для других же это был вздор, и смехотворные легенды о Бодхидхарме, вероятно, происходили из желания подчеркнуть его нестандартность, придать ему легкое юмористическое настроение, которое, кажется, всегда окружает истолкователей дзен. Почти все изображения Бодхидхармы, выполненные художниками дзен, рассчитаны на то, чтобы вызвать улыбку.
Это юмористическая сторона дзен, и она очень близка даосизму, поскольку в высказываниях Лао-цзы и Чжуан-цзы мы тоже не увидим напыщенной важности и серьезности. Следующие после смерти Бодхидхармы годы и до начала дзен, каким мы его знаем сейчас, он без сомнений должен был войти в тесный контакт с учениями Дао, так как у поздних учителей слово «Дао» часто используется как синоним «природы Будды» и «дхармы» (закон). Вероятно, секрет юмора дзен и Дао в том, что никто из них не воспринимает объективный мир всерьез. Они насмехаются над бременем ума, над всеми формами традиционности и помпезности. Когда жена Чжуан-цзы умерла, его ученик увидел, как он поет и подыгрывает себе на
