Иногда, перечисляя грехи, люди говорят на исповеди: «Отче, я теперь вижу, что я натворил, я такой‑то и такой‑то…», я же иногда переспрашиваю: «Как вы думаете, какое слово является самым главным из тех, что Вы сейчас произнесли?» Обычно никто не знает, и тогда я говорю: «Самое главное слово — „вижу“. Будь счастлив, что ты видишь и понимаешь, и не печалься чрезмерно от того, что ты видишь. Если ты сознаешь грех, то тем самым держишь ум во аде, как это делал святой Силуан. Он видел свою вечную погибель, и говорил: „Я один буду вечно плакать в аду и говорить: „Где Ты, мой Боже, где Ты, Жизнь моя?“ Но как только, по слову Господа, он начинал так делать, Дух Святой утешал его и свидетельствовал в сердце спасение. И чем более полным и глубоким бывает видение ада, тем ближе мы к спасению. Хотя, конечно, то, что мы видим в себе и переживаем, является для нас самым настоящим мучительным адом. Например, ты видишь себя все время гневающимся и раздражающимся, и страдаешь от этого. Что делать? Признайся, что ты таков и есть, и другим быть никак не можешь. Признайся, что ты раздражительный, и, исповедуясь, скажи Господу: „Господи, я хочу быть таким, каким Ты хочешь видеть меня, а не таким как я есть“, и с таким расположением и молитвой иди ко святому Причастию. И тогда, весьма возможно, что наступит день, когда ты неожиданно для себя обнаружишь, что больше не гневаешься и не раздражаешься на людей. Мы не знаем как, но именно так действует Бог, это Он преображает нас. От нас требуется даже не столько усилие, сколько выбор и познание себя. Слова святого Силуана держи ум твой во аде я перифразирую так: „Будь реалистом. Именно ты таков, не кто‑то другой. Но не отчаивайся“. Господь заповедует не отчаиваться не потому, что в противном случае Он тебя накажет и ты попадёшь в ад. Совсем нет, Он не угрожает и не предостерегает, а просто хочет сказать, что ничто не должно приводить нас в отчаяние. Ты видишь вечные муки и не можешь избежать их — все равно не отчаивайся. Святой Силуан принял слова Христа, даже не зная, почему ему не должно отчаиваться, он принял их потому, что так сказал Бог. Он стал осуждать себя и ждать, что же далее сотворит с ним Бог. „Я стал делать, — пишет он, — как научил меня Господь, и усладилась душа моя покоем в Боге“».[114]
После, благодать Божия была очень требовательна и строга с ним, отступая при малейшем недобром взгляде на брата или худой мысли, при поступке не по любви. Благодать отходит незаметно, ты даже не чувствуешь как это происходит, и замечаешь её отсутствие, когда её уже нет с тобой. Но наученный Господом побеждать врага, Силуан погружался тогда в свою любимую песнь[115], говоря: «Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет во ад, и там буду один я страдать в мрачной темнице и горько рыдать: Скучает душа моя о Господе и слёзно ищу Его. Как мне Его не искать? Он прежде взыскал меня и явил мне грешному Себя»[116]. И тогда благодать Божия вновь возвращалась к нему.
Вопрос: Скажите, пожалуйста, исходя из своего личного опыта, какой путь вы нашли наилучшим для постоянного пребывания в Боге?
Ответ: Знаете, я пока ещё не нашёл этого пути… Но, тем не менее, я знаю ответ. Как‑то отец Софроний сказал, что для живущего в этом мире человека нет ничего труднее молитвы[117]. Мне тогда было непонятно, что он имеет в виду. Теперь же ясно, что молитва — это не просто слова, обращённые к невидимому Богу. Молитва — это, как Вы сказали, непрестанное пребывание в присутствии Божием. Молитва — это преодоление своего плотского биологического состояния чрез причастность состоянию сверхъестественному, нетленному, вечному. Вот почему так трудно молиться в мире сем, и так трудно найти благодатную жизнь, недосягаемую для нас. Я вкусил эту новую жизнь, я знаю — она существует, а стяжать не могу…
И в то же самое время, молитва есть самое лёгкое дело, доступное для всех. Если мне надо было поговорить с отцом Софронием, я шёл к его домику, стучал в дверь, и ждал, примет ли он меня или нет… Если надо что‑то спросить у кого‑нибудь, то ждёшь, пока он освободится… Или стараешься дозвониться по телефону. И так далее… С Богом же все иначе. В мгновение ока ты можешь излить пред Ним свою душу, потому что Он уже все знает и видит, ты только обрати к Нему взор, мысль. Он не нуждается в каких‑то формальных обращениях, или написанных прошениях… Скажи: «Господи!», и Он уже с тобой. Что‑то доброе произошло в твоей жизни, не говори: «Мне повезло», а скажи: «Господи, благодарю Тебя». Ты согрешил…, скажи: «Господи, посмотри на меня, вот я какой…», и это станет твоей подготовкой к исповеди перед духовником. Ты сомневаешься, у тебя есть вопрос — спроси об этом Бога. Может и не получишь ответ, но уже то, что ты обращаешься к Богу, приближает тебя к Нему. Нам все время надо поступать так, как нас учит Требник, то есть во всякой нужде прибегать к Богу. Требник — это учитель непрестанной молитвы, в основу которой положены наши прошения. Нам следует расширить эту книгу, пользуясь всякой возможностью обратиться к Богу. Конечно, в идеале мы всегда должны пребывать в Боге, жить в Его присутствии, ходить пред Ним, молиться непрестанно. У святых подвижников в сердце пребывало Имя Иисусово. Но, если мы ещё не достигли такого состояния, мы можем использовать каждый случай как повод призывать Его помощь. Возможно, что такое устроение и стремление, такая аскетическая жизнь станет для нас школой непрестанной молитвы. Постепенно мы научимся все делать с Богом, для Бога, пред Богом. Не раз отец Софроний говорил, что надо учиться всякое событие в жизни связывать со словом Божиим. Например, ты моешь руки и говоришь: «Умыю в неповинных руце мои, Господи…»[118], и вспоминаешь другие слова псалма. Видишь огонь, и начинаешь думать об огне геенском, или о пламенной любви Божией. Для нас, наверное, полезнее размышлять о любви Божией, так как многие настолько сокрушены жизнью, что мысль об адских муках уже не способствует зарождению молитвы в сердце… Если же это помогает тебе молиться, то думай об аде. Когда готовишь пищу, подумай о Христе, питающем нас. Открываешь дверь, скажи: «Господи, отверзи мне дверь спасения». И так далее. Употребляй всякий повод, чтобы вспомнить слово из Писания и обратиться к Богу. Иногда, находясь в крайнем смущении, я говорил: «Господи, не знаю, что мне просить у Тебя. Ты Сам скажи мне, что мне надо просить у Тебя…»[119]. Конечно, не следует ожидать немедленного ответа, но Бог, образно говоря, хранит все твои молитвы в «базе данных», и в необходимый момент обратит их тебе во спасение.
Вопрос: Если человек впадает в тяжкий грех, то у него и покаяние горячее, мы видим это на примере блудного сына в Евангелии. Но если у человека нет явных и тяжких грехов, как ему умножить своё покаяние?
Ответ: Думаю, что молитвой и внимательной духовной жизнью. Отец Софроний также напоминает о важности послушания и терпения.
В годы юности отец Софроний оставил веру во Христа ради веры в некий безличностный абсолют[120], и его пламенное покаяние касалось, главным образом, этой ошибки. В разговоре со мной он как‑то сказал, что, может быть, не всем надо приносить такого рода покаяние, какое было у него, ведь не все отходили от Христа, как он. Но почему‑то его слова не убедили меня, и надеюсь не потому, что я погрешил недоверием ему. Мне не хочется погрешить пред отцом Софронием даже в малом.
Но вот к какому выводу я пришёл. В сущности, совсем и неважно совершал ли он подобный грех или нет, а важно то, что у отца Софрония было видение, которого нет у меня. В данном случае я не имею в виду видение им Нетварного Света, я имею в виду его понимание и переживание греха. И думаю, что он каялся бы точно так же, если бы согрешил менее или не согрешил вообще. Однажды я спросил его, в чем разница между грехом смертным и грехом простительным, и он сказал: «В моем понимании существует только один род греха. Всякий грех — смертный». Разделение грехов на категории полезно в аскетике, но, по сути, любой грех является смертным. Если бы мы знали, что есть грех, и осознавали, что самый малый грех — смертелен, так как разлучает нас с Богом, то мы бы, думаю, каялись также, как отец Софроний.
Весь вопрос в том, как нам стяжать подобное переживание греха. Думаю, что даровать нам его может только Бог, если, конечно, мы стараемся быть внимательными, если просим даровать нам зрение грехов и если не превратили Божественную Литургию и молитву в привычку. Как сохранить должное отношение к Литургии? Надо стараться чувствовать и переживать каждое слово с трепетом. И таких слов, приводящих во время богослужения душу в трепет, не мало. Поющий на клиросе или служащий в алтаре — помни о дарованной тебе чести, помни, что каждое слово — великая ценность, сокровище, и потому будь внимателен. Мне тоже давалось почувствовать то, о чем я вам сейчас говорю, хоть я и не могу постоянно жить в таком состоянии.
