Отец Димотеос описал их. Одна не существовала в абиссинском алфавите, хотя он и утверждает, что надпись была сделана "по-абиссински". Она обозначала "десять" (десять в эфиопском алфавите обозначается буквой, напоминающей латинскую букву "I" с короткими линиями вверху и внизу). Оставшиеся буквы означали звук "ца" и нечто подобное непроизносимому французскому окончанию "е". Димотеос решил, что эти три буквы вместе составляют нечитаемую дату. С другой стороны скрижали было выгравировано еще больше цветов в различных стилях. Окончательный вердикт Димотеоса гласил: "этот камень практически не тронут и не несет на себе следов времени; он может датироваться самое раннее XIII или XIV веком", хотя он не указал, что позволило ему говорить о столь точной дате.
В присутствии генерала Касса их спросили, что же они видели: "был ли текст выгравирован с двух сторон, как на скрижалях Моисея, на тех объектах, что вы видели?" (Исх. 35:15: "и сошел Моисей с горы; в руке его были две скрижали, на которых написано было с обеих сторон". Этого не говорится о вторых скрижалях, но Бог обещал Моисею [Исх. 34:1], что напишет на них "слова, какие были на прежних скрижалях, что ты разбил", так что можно предположить, что обе пары были идентичны). Армяне ответили, что текст был на обеих сторонах:
Разговор на эту тему не продолжился, так как духовенство боялось, что правда откроется. Великий принц был доволен нашим положительным ответом и сказал: "Подозрения, что завладели духом некоторых, теперь развеяны; они верили, что Десять заповедей были высечены в середине, эту же скрижаль считали апокрифической".
Димотеос был уверен, что "камень, столь охраняемый ими, не настоящий оригинал, но тому, кто знает Святое Писание, нет нужды доказывать это". По его мнению, Десять заповедей были высечены на двух скрижалях, на еврейском языке, без даты. Они хранились в ковчеге Завета и теперь потеряны. Камень, что им показали, был всего лишь фальшивкой, и священники это прекрасно знали. Димотеос снова обращает внимание на свои подозрения, вызванные секретностью. По его мнению, обман верующих поддерживался традиционным способом, принятым в таких случаях, — спрятать вещь так, чтобы никто не мог ее увидеть[125].
Как и в случае с Товмасяном век назад, история не упоминает о "ковчеге", но только о скрижали, хотя в данном случае присутствует "индийский" ларец. Димотеос мог видеть каменный табот, алтарную скрижаль. Описание, которое он нам оставил, крайне интересно. Три буквы "IXS", "X" в форме деформированной "Н", сильно напоминают католический символ "IHS", обозначающий Иисуса. Мог ли камень быть забытой реликвией, оставшейся со времен краткого католического владычества в Эфиопии, а священники сами не понимали, что же это было? Некоторые из известных (деревянных) примеров таботов вне Эфиопии очень похожи по типу орнамента, описанного Димотеосом (особенно табот коллекции этнографического отдела Британского музея, № 1868-10-1-21). У него похожий стиль декорирования, включающий достаточно длинную надпись, хотя и сделанную без закругленных линий, характерных для "турецкой" манеры.
Наконец, в 1881 году немецкий посланник Герхард Рольф записал свой разговор с хранителем о реликвии. Рольф спросил, выжил ли ковчег при мусульманском нападении, когда церковь Марии Сионской была сожжена в 1530-х годах. Ответ был положительным: реликвия не только спаслась, но до сих пор хранится здесь, спрятанная в стенах церкви, за секретной дверью. То, что представлено в святая святых, всего лишь копия. Никто не может увидеть ковчег, кроме его хранителя, не император, не духовенство, даже сам патриарх не может вынести вида реликвии. "Так было тысячи лет назад, так будет до конца дней", — провозгласил хранитель.
ЭПИЛОГ
Последним свидетелем "ковчега" был американец Теодор Вестал, работавший в Эфиопии в 1965 году. Будучи в Аксуме, он посетил церковь Марии Сионской. Без какой-либо просьбы с его стороны ему вынесли довольно большой (60x45x35) темный деревянный ящик, который был закрыт и запаян. Это был, согласно переводу со слов священника, ковчег Завета. Вестал не особо заинтересовался и потому не изучил его так, как это сделал бы ученый или священник. Он вспоминал, что на ящике были какие-то украшения, хотя ничего интересного или роскошного. По-видимому, золото не сияло со всех сторон и с крыльев херувимов.
Что это был за "ковчег"? В этот раз, возможно, у меня будет ответ. Скорее всего, это был сундук, который до сих пор выносится на головах священников во время различных церемоний, и в нем хранится один или несколько таботов церкви. Он, или его предшественник, был сфотографирован в начале XX века на процессии в Аксуме, покрытый тканью с серебряной аппликацией. В наше время он обычно скрыт покровом с вышивкой, изображающей голубя. Гораздо более весомый, чем таботы, что выносят на головах священники, он кажется примерно тех самых размеров, что описал Вестал.
Ковчег Завета, разумеется, был темой множества книг различного достоинства и содержания. Некоторые были серьезными библейскими исследованиями, другие — чтивом, недалеко ушедшим от сценария фильма "В поисках потерянного ковчега". Не одна из них не уделяла серьезного внимания ковчегу Аксума. Он, конечно, упоминается более или менее отрывочно в большинстве серьезных книг по эфиопской истории и культуре, но только как символ эфиопского христианства. Кирстен Стоффреген-Педерсен, например, приводит его как модель эфиопской религии и религиозной практики. Она просто замечает в конце своего рассказа о КН, что "в наше время многие эфиопы верят в ковчег Завета, хранящийся в Аксуме". Она также крайне сдержанна в вопросах, касающихся таботов. Они упомянуты только один раз в книге, посвященной церкви, ее символике и ритуалам. В сноске, касающейся захоронения ноги святого Такла Хайманота под "ковчегом", она объясняет слово "табот" как "деревянную табличку, символизирующую ковчег Завета, которая кладется на алтарь в эфиопских церквях".
Совершенно другого рода работа Грэма Хэнкока. Здесь ковчег встречается в компании излюбленных тем популярного сочинительства: тамплиеров, ордена Креста, Святого Грааля, масонства, Атлантиды, Великих пирамид, секретов Древнего Египта и мистических источников энергии. Разумеется, подобная смесь стала бестселлером. Эта книга предлагает увлекательнейшее чтение, хотя многие доказательства более чем спорны. Когда, например, Хэнкок находит кресты характерной формы, вырезанные в камне рядом с фигурой львицы в Гобедре и в "могиле Калеба", оба расположенные рядом с Аксумом, то с энтузиазмом восклицает: "Теперь я уверен, что тамплиеры действительно были здесь!" А где доказательства столь далеко идущей теории? Если бы данный автор ознакомился с нумизматикой Эфиопии, то знал бы, что на монетах, чеканящихся христианскими царями Аксума на протяжении нескольких веков, было огромное количество самых разных крестов, включая крест тамплиеров и крестоносцев. Они предшествуют европейскому использованию подобных форм креста, и их можно видеть на египетских храмах коптских христиан.
Интерпретация эфиопской истории, сделанная Хэнкоком, страдает от множества лакун. Он не удосужился включить информацию из более современных исследований. Его главные аргументы, ведущие к сенсационным, но ошибочным заключениям, основаны не на фактах, а на драматизме и изобретательности. Но тем не менее в "Знаке и Печати" все же есть польза. Эта книга заставляет нас посмотреть на проблему с совершенно ненаучной стороны. Хэнкок очень хорошо видит логические провалы в некоторых работах по эфиопской истории. Вдобавок здесь можно найти несколько действительно забавных пассажей, посвященных поискам ковчега в наше время.
ГЛАВА 6
МАРИЯ СИОНСКАЯ: МЕСТО КОВЧЕГА
И если Господь доволен тем местом, где она живет, то это оно, если же Он не доволен, то не место ей быть там.
Кебра Нагаст, гл. 8
МАРИЯ СИОНСКАЯ, AKСУM
КН рассказывает нам о роскоши небесного Сиона, земным отображением которого является ковчег. Текст дает нам понять, что священный объект — всего лишь копия, но он наполнен святостью, как и его оригинал. Ковчег (Seyon tabota hegg — Сион ковчега закона) был создан в "самом начале, когда Бог установил небеса". Ему "было предназначено стать вместилищем божественной славы на земле", и именно поэтому он был принесен вниз, чтобы Моисей смог сделать "его подобие":
И небесный, духовный [оригинал] внутри него разных цветов, и труд этот прекрасен, и напоминает он яшму, и камень сверкающий, и топаз, и камень гиацинт, и кристалл, и свет, и невозможно оторваться, увидев его, и поражает он разум, и удивляет чудесами; сделан он был духом Господним, а не руками ремесленника, человека, но Он сам создал его для вместилища славы своей. Это вещь духа, и полна она сострадания: это вещь небес, и полна она света; это вещь свободы и жизни божественного разума, дом которого небо, но сила которого на земле, и обитает он среди людей и среди ангелов, город спасения человеческого, и пространство Духа Святого.
