Желание, которое действительно дает жизнь, — это желание познать Бога. Это желание нельзя удовлетворить, потому что оно возрастает по мере того, как мы утоляем его; и взаимоотношения с Богом меняются и ведут к усилению интенсивности желания.
Желание сердца
По мере того как душа возрастает в любви к Богу и наш путь приближается к Нему, возможности сердца тоже увеличиваются и расширяются: «Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое» (Пс. 118:32). Один мой друг, миссионер в Сенегале, рассказывал, что после беседы с ним мусульмане впервые начинают замечать красоту цветов. Сосредоточившись на идее спасения, мусульмане в этой засушливой стране ведут очень утилитарный образ жизни. Вещи ценятся только по их практической применимости. Их дома скучные и мрачные; из всех деревьев в цене лишь те, которые дают фрукты; значение имеет лишь польза. Такое впечатление, что мусульмане прожили без красоты всю жизнь, а теперь, когда с их души сняли оковы, они смогли свободно наслаждаться красотой Божьего творения. Это поразительно напоминает современный фундаментализм. Их ненависть к удовольствию вовсе не признак благочестия; совсем наоборот. Если сердце искуплено, то оно жаждет красоты.
Но это палка о двух концах. Если сердце становится более восприимчивым к удовольствию, то и к боли тоже. Боль и удовольствие идут рука об руку. Что же в этом случае делать с разочарованием? От того, как мы переживаем сердечные невзгоды, которые приходят вместе с желанием, зависит, станем ли мы врагами самим себе или нет. Хотеть — значит страдать; слово «страсть» означает «страдание». Именно поэтому многие христиане не склонны прислушиваться к голосу сердца: они знают, что сдержанность удерживает их от разочарований и страданий, которые приносит жизнь. Многие из нас стремятся просто не желать слишком многого; так безопасней. Но в этом нет Бога. Это стоицизм, а не христианство. Рождение свыше — значит пробуждение души от мертвого сна греха к полноте жизни.
Мы часто относимся к желанию как к врагу, потому что оно пробуждает стремление, которое не удовлетворить в один момент. Говоря словами Т. С. Элиота,
Апрель, беспощадный месяц, выводит
Сирень из мертвой земли, мешает
Воспоминание и страсть, тревожит
Сонные корни весенним дождем.
Бесплодная земля (Перевод с англ. А. Сергеева)
Весна пробуждает мечты о лете, которого еще нет. Разбуженная душа — часто душа разочарованная, но разочарование может увести нас вперед, увеличивая желание и возвышая его до истинной страсти.
Я счастливый человек. Меня любят в моей семье, любят друзья. Но они также и разочаровывают меня. Когда мне становится больно от их промахов, у меня есть несколько возможностей дальнейшего поведения. Я могу уйти в цинизм («Разве может в этой жизни быть по-другому?») и умерить боль, убив желание. Или я могу стать более требовательным («Никогда больше так не делай»), манипулируя своими близкими и в какой-то степени увеличивая свою склонность к такого рода взаимоотношениям. Или отнестись к этому как к напоминанию, что близится день, когда все мы будем любить совершенно. Я могу позволить боли увести меня глубже в сердце и выше к небесам. И тут в дело вступают воспоминания. Желание заставляет нас двигаться вперед; память ставит перед необходимостью идти в нужном направлении.
Повторение истории
Если мы выберем путь желания, наш главный враг в предстоящем путешествии — не Стрелы, не сатана, не любовники, которые обманывают. Самая травмирующая вещь, которая мучает паломника сердца, — это простая забывчивость, точнее, невозможность вспомнить. Вы забудете; ведь это не первая книга, которую вы прочитали в поисках Бога. Что вы запомнили из других? Если Бог был так милостив, что коснулся вас словами этой книги, то ведь это не в первый раз, когда Он коснулся вас. Что вынесли вы из них? У меня их было достаточно, чтобы моя вера окрепла раз и навсегда, — почему же я не жил более праведно? Потому что я забывал.
Я был морально раздавлен историей с золотым тельцом. Эти люди, евреи, которых Господь вывел из Египта, видели все своими глазами. Сначала была моровая язва, затем Пасха, затем спасение от армии фараона и чудесное бегство среди воды по суше, когда расступилось Чермное море. Потом была манна: завтрак в постель, можно сказать, каждое утро на протяжении нескольких месяцев. Они пили воду из скалы. Они слышали и видели громы и молнии у горы Синай и вострепетали в присутствии Божьем. Думаю, вполне можно сказать, что у этой группы освобожденных рабов были все основания, чтобы верить. Их предводитель, Моисей, исчез на сорок дней в облаке огня поядающего, который покрывал вершину горы, и все это они видели собственными глазами. Пока он был там, они сделали литого тельца и сели пить и есть, а после встали играть, воздавая честь идолу, которого они изготовили из золотых серег. Моей первой реакцией было высокомерие: как они могли быть настолько глупыми? Как они могли забыть обо всем, что получили прямо из рук Божьих? Моя вторая реакция была более честной: это же я; я тоже могу так поступать; я постоянно забываю.
Духовная амнезия — такое распространенное явление от Бытия до Откровения, что Писание полно призывов помнить. «Только берегись, и тщательно храни душу твою, — говорит наш Любимый, — чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей» (Втор. 4:9). Как же нам удержать что-то в сердце? Как суметь нам, говоря словами Дена Аллендера, «отвоевать сокровища памяти для жизненного пути»? Автор Послания к Евреям отвечает: «Повтори еще раз всю историю. Пункт за пунктом — особенно центральную сцену».
Распятие Христа, как сказал Т. С. Элиот, «неподвижная точка во вращающемся мире». Все, что было прежде, ведет к нему, все, что было после, — вытекает из него. Это кульминация истории, наивысшая точка всей драмы. Как сказал Павел, «ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати» (1 Кор. 15:3–5).
К этому надо относиться осторожно, или это останется всего лишь религиозными словами. Мы объясняем их, они несут определенный смысл и вызывают ассоциации. Но истинный смысл будет потерян, если мы либо забудем историю, в которой эта сцена — наивысшая точка развития, либо забудем ее значение для нашей истории. Каким образом запомнить так же важно, как и что запомнить. Кажется невероятным, что истина о смерти и воскресении Христа может быть забыта или заучена механически, без проникновения в суть этого события, но это происходит постоянно. Только вспомните о количестве мертвых, безжизненных церквей в вашем городе. Когда мы забываем или когда запоминаем лишь логику развития событий в Писании, этого не избежать. Мы можем прочитать несколько томов, содержащих ценные теоретические богословские изыскания, которые вполне могут быть истинными, но, если эти знания отделены от реальности — особенно от жизни сердца, — они не окажут никакого влияния на нашу жизнь. Роберт Дженсон приводит следующий пример:
В нескольких отрывках Нового Завета смерть Иисуса называется «жертвой», чтобы прояснить до конца ее значение. В древнем мире жертвы предлагались на каждом углу и каждый младенец понимал, для чего они нужны. Когда христианский проповедник говорит: «Смерть Иисуса сделала то, чего пытались достичь жертвами», — то все становится ясно и слушатели могут ответить: «Так вот что, должно быть, так возвышает Его…» Проповедники по-прежнему говорят об Иисусе, как о «великой жертве», а затем должны тратить двадцать минут, объясняя, что это значит. Таким образом, если в Евангелии вообще имелось в виду то, о чем говорят проповедники, что маловероятно, то это касается последствий, которые это событие имело, а не самой проблемы «жертвы».
