Так, ношение женщинами покрывала и «полного комплекта исламского одеяния» стало обязательным после принятия соответствующего закона в апреле 1983 года, то есть сразу же после разгрома левых движений. Закончив охоту на «безбожников левых», комитэ смогли отныне перестроить свою деятельность и взять на себя обязанности полиции нравов. Активисты принялись устраивать облавы на женщин, «недостаточно укрытых» («бад хеджаби»). Нарушительниц препровождали в революционные трибуналы. Критерии ношения покрывала действительны и по сей день. Эти правила, определяющие длину, форму и цвет женской одежды, вывешены во всех общественных местах. Потенциальные «недостаточно укрытые» обычно принадлежат к секуляризированным средним классам и интеллигенции, тогда как комитэ пополняют свой контингент в народной среде. Последние выполняют, таким образом, отведенную им роль носителей и хранителей ценностей Исламской Республики и в этом качестве притесняют средние классы в отместку за то, что те все-таки сумели сохранить свой социальный статус и культурный капитал. Моральное поощрение обездоленных, которым было доверено культурное подавление общества во имя религии, служит компенсацией за их исключение из политической жизни.
В экономическом плане Исламская Республика привела в действие механизмы материального и морального поощрения, дабы превратить в свою клиентуру ту бедную городскую молодежь, которая совершала революцию и отдавала жизни на иракском фронте. Семьи мучеников могли посылать своих детей в университет без экзаменов. Выделялись пособия на жилье, продукты питания и т. д. Они выплачивались через фонды, подконтрольные духовенству. Получатели этой помощи были, таким образом, всецело заинтересованы в прочности режима и стали бы сражаться ради незыблемости власти хомейнистского духовенства и примыкавшей к нему исламистской интеллигенции: режим представлял интересы религиозной буржуазии базара, которая отныне полностью контролировала экономику, и платил за социальный мир сочетанием субсидий и пуританизма. Однако, как мы это увидим в последней части книги, управление экономикой этой социальной группой привело режим к банкротству и породило социальную напряженность, приведшую Исламскую Республику к кризису и рождению «постисламистского» общества.
Победа исламской революции в Иране стала самым ярким символом социальных потрясений 70-х годов XX века. По сравнению с концом 60-х, когда исламистское движение было маргинальным, а его идеи выражали мало кому известные интеллектуалы, изменения произошли поразительные. Исламизм превратился в главную силу в мусульманских государствах, диктующую свой политический сценарий. Тем не менее в мировых средствах массовой информации еще бытуют представления о фанатичном характере этого движения. Иллюстрациями к этому служат образы мулл в тюрбанах, марширующих с автоматами наперевес. Реальность же весьма многолика. За внешним религиозным единомыслием скрываются противоположные интересы социальных групп, заключивших между собой временные и хрупкие союзы. К тому же международное исламское идейное пространство, формировавшееся в этот момент, не составляло единого блока, каким еще оставался советский блок, а было ареной конфликтов, на которой различные претенденты боролись за гегемонию. На всем протяжении 80-х годов экспансия исламизма, который укреплялся в новых обществах и распространение которого казалось неудержимым, будет сопровождаться обострением его внутренних противоречий.
Часть вторая
ЭКСПАНСИЯ И ПРОТИВОРЕЧИЯ
Глава 1
Дыхание Иранской революции
Победа Хомейни в Тегеране в 1979 году до основания потрясла современный исламский мир, находившийся под гегемонией Саудовской Аравии с момента создания Организации Исламской конференции в 1969 году и победы «нефтеислама» в октябрьской войне 1973 года. Новые хозяева Ирана полагали, что только они — истинное воплощение ислама, несмотря на свою шиитскую специфику. Правителей Эр-Рияда они изображали узурпаторами, которым, несмотря на показной религиозный ригоризм, не удавалось скрыть свою истинную роль поставщиков нефти для Запада, который взамен предоставлял военную защиту консервативной реакционной монархии. Один из соратников Хомейни, отбывавший ссылку в Париже, в беседе с журналистом одного из арабских изданий заявил зимой 1978/79 года: «Наберитесь терпения. (…) Увидите, что произойдет с саудовцами через шесть месяцев после нашего возвращения в Иран». [558] Действительно, через девять месяцев после этого заявления, на рассвете 20 ноября 1979 года, в день нового года пятнадцатого века хиджры, Большая мечеть Мекки была взята штурмом несколькими сотнями саудовских оппозиционеров. Их сопротивление удалось подавить лишь через две недели. [559] Ничто не указывало на то, что нападавшие, выступавшие с позиций крайнего ваххабизма, были в контакте с Тегераном, хотя в дни осады Большой мечети его влияние ощущалось в менее громких инцидентах, произошедших в зоне проживания шиитского меньшинства — Эль-Хасе, главной нефтяной зоне на востоке страны. [560] Для руководителей Саудовской Аравии эти события стали свидетельством того, что тщательно поддерживаемый ими на протяжении десяти истекших лет баланс оказался под угрозой: на их же собственной территории была поставлена под вопрос исламская легитимность самой монархии, выявилась ее беспомощность в деле обеспечения и поддержания порядка в святынях ислама. Иранская революционная пропаганда напрямую апеллировала к исламским чувствам народа, призывая его свергнуть нечестивых правителей, прикрывавшихся Кораном и шариатом. Вся суть саудовской политики состояла в финансировании экспансии исламизма по всему миру, дабы обеспечить повсеместный контроль, например через Всемирную исламскую лигу, и не допустить, чтобы группы, желавшие изменить существующую социальную пирамиду, присвоили эту контролирующую функцию себе. Словосочетание «исламская революция» таило в себе воплощение всех опасностей. Однако эта революция случилась в той части уммы, куда ваххабитский прозелитизм не отваживался заходить и где у него не было никакой точки опоры — в шиитском мире, который большинство саудовских религиозных деятелей считали еретическим.
В 1979 году оформились две противоположные стратегии контроля над мусульманским миром, взбудораженным иранской революцией. Первая, исходившая из Тегерана, стремилась заменить саудовское верховенство авторитетом Хомейни. Она пыталась нивелировать свою шиитскую специфичность, чтобы облегчить доступ в мусульманский мир, на 80 % суннитский. В основном, объектом этой стратегии стала молодая исламская интеллигенция, сочувствовавшая самым радикальным направлениям. Центром второй стратегии выступила Саудовская Аравия. Ее целью стало сдерживание хомейнистского натиска посредством мобилизации всей пропагандистской системы ислама, выстроенной за минувшее десятилетие вокруг Лиги исламского мира и Организации Исламской конференции. На первых порах процесс сдерживания представлял трудную и довольно деликатную задачу, поскольку иранские события были благосклонно восприняты даже на исконной территории ваххабитского прозелитизма. Египетская исламистская пресса, например, выражала симпатии революции, провозгласившей исламскую республику и свергнувшей проамериканского тирана. [561] «Сдерживание» («containment») Ирана выстроится на двух принципах: на первых порах будет подчеркиваться шиитская специфика феномена, чтобы помешать его распространению в суннитской среде; позднее иранскую революцию будут сводить к проявлению персидского национализма. Последний тезис будет широко использоваться Ираком при нападении на Исламскую Республику в сентябре 1980 года. За нападением скрывался целый ряд мотивов: Саддам Хусейн хотел воспользоваться революционной неразберихой, чтобы одержать легкую победу, позволявшую расширить узкое морское окно Ирака путем взятия под контроль Шатт-эль-Араб — устья, поделенного между двумя странами в соответствии с Алжирским соглашением 1975 года. Благодаря милитаризации общества наступление также позволяло упрочить Саддаму недавно обретенную власть [562] и помешать иракским шиитам, составлявшим в стране незначительное большинство, восстать против режима под влиянием иранского примера. И наконец, самое главное: в регионе и на международной арене нападение на Иран встретило одобрение всех, кто был обеспокоен иранскими событиями и опасался их выплеска за пределы этой страны. Первыми почувствовавшие угрозу, богатые арабские монархии полуострова поддерживали (и щедро финансировали) войну, которая поднимала современный арабский национализм на борьбу против неарабского Ирана, ища опору в первоначальном арабском исламе, победившем Сасанидскую Персию в битве при Кадисии в 636 году — иракское военное наступление будет названо в честь этого сражения. [563] Тегеран не останется в долгу, обвинив в «безбожии» Саддама Хусейна — руководителя светской партии Баас, а значит, «отступника» ислама, — и тем самым лишая его какой бы то ни было легитимности. Соответственно, иранские наступательные операции получат названия битв, которые первый халиф, Абу Бакр, вел против отпавших от ислама арабских племен (хурубар-ридда). [564]
