Начиная с лета 1982 года, особенно в период с 1984 по 1988 год, «Хизбаллах» в качестве инструмента интересов Исламской Республики приступила к широкомасштабному захвату заложников, граждан тех стран, на которые Тегеран хотел оказать давление. Несколько похищений были совершены единственно с целью получения выкупа или отдельной частной выгоды. В большинстве же случаев мотивами захвата заложников было выполнение заказов иранских спецслужб. Этим объясняется то, что «Партия Аллаха» ни в одном из случаев «официально» не взяла на себя ответственность за совершение того или иного террористического акта. В роли исполнителей выступали различные группировки. Это от их имени подписывались листовки с требованиями выкупа под угрозой казни заложников или информацией о приведении в исполнение «приговоров». [591] «Хизбаллах» выступала в роли посредника, способствующего поиску решений, то есть в роли получателя выкупа, который шел на помощь «сиротам и нуждающимся», находившимся на их попечении.
В середине 80-х годов захват заложников принял крайнюю форму противостояния Исламской Республики и ее врагов. Это противостояние носило завуалированный характер, но тем не менее такая тактика позволила Тегерану разжать тиски, в которых оказался Иран в результате войны с Ираком, и смягчить враждебное к Республике отношение со стороны западных и арабских государств. Им дали понять, что любая враждебная акция против Ирана может вызвать ответную волну терроризма против ее заказчиков и исполнителей. Целью многочисленных похищений людей было освобождение или помилование исламистских шиитских террористов, находившихся в тюрьмах различных стран и обвинявшихся в организации взрывов и убийствах. Так, в Кувейте прохомейнистские активисты, среди которых было несколько ливанцев, были арестованы и приговорены к смертной казни за совершение ряда преступлений, в том числе за нападения на американское и французское посольства в декабре 1983 года. [592] Во Франции ливанский шиитский интеллектуал-революционер Анис Наккаш, связанный с иранским истеблишментом, был отправлен в тюрьму за попытку убийства Шапура Бахтияра — последнего премьер-министра при шахе и противника Исламской Республики, бежавшего в Париж. Аресты активистов, фигурировавших в делах о терроризме, прошли в Германии и Швейцарии. Помимо освобождения своих сторонников, захваты заложников вписывались в контекст войны Ирана против Ирака. Франция поставила Ираку партию ультрасовременных истребителей-бомбардировщиков и отказывалась возместить кредит, подписанный при шахе и связанный с европейской ядерной программой Евродиф. [593] США, заморозившие все иранские авуары в отместку за захват американского посольства в Тегеране 4 ноября 1979 года, держали в руках ключ к поставкам запчастей для армии Исламской Республики, вооружение которой было американским. Таким образом, захват заложников, воздействуя на общественное мнение названных стран, влиял на их внутреннюю политику. В случае Франции террористы и их спонсоры использовали в своих целях приближение выборов 1986 и 1988 годов. В США каждый американский гражданин помнил о том, что Джимми Картер проиграл Рональду Рейгану потому, что не сумел решить первую же проблему, возникшую в связи с захватом заложников, — проблему дипломатов, аккредитованных в Тегеране, пленение которых длилось 441 день.
В 1985 году начались секретные переговоры с целью поставок вооружений и запчастей иранской армии в обмен на освобождение заложников в Ливане. Эти переговоры провалились после обнародования фактов об их проведении одной из противившихся их ходу иранских фракций. [594] Разразился скандал, названный «Ирангейтом», который долго сказывался на президентстве Рональда Рейгана.
Развитие движения «Хизбаллах» в ливанской шиитской общине было единственным успешным примером экспорта исламской революции. Она смогла породить исламистское движение, в которое муллам удалось вовлечь бедную шиитскую молодежь темами, лозунгами и действиями, схожими с темами, лозунгами и действиями в Иране. Она также использовала это движение, чтобы с помощью терроризма шантажировать враждебные государства. Успехи революции, однако, были ограничены как в пространстве, так и во времени. В самом деле, ни в одной другой стране мусульманского мира не возникло движения, сравнимого с ливанским «Хизбаллах», проводившим в жизнь политическую линию Хомейни. Распад Ливана, деление территории страны на зоны, контролировавшиеся соперничавшими вооруженными группировками, — вот обстоятельства, благоприятно сказавшиеся на развитии этого исламистского движения. В суннитском мире восприятию воинствующей исламистской политической культуры препятствовал ее лексикон, слишком сильно маркированный шиитской символикой, несмотря на усилия небольших групп активистов, пытавшихся преодолеть различия двух доктрин. Шиитские общины Пакистана, Индии, арабских стран Залива не имели той социальной и демографической специфики, какая сложилась в Ливане, где неимущая, недавно урбанизированная и получившая образование в 80-е годы молодежь была значительно более многочисленной и более обездоленной, чем это было в других конфессиях.
Однако в начале 80-х годов аналитики и политические деятели во всем мире, пораженные успехом исламской революции в Иране, не располагали достаточным историческим промежутком времени для того, чтобы реально оценить ее потенциал. Зачастую они переоценивали ее силы и недооценивали слабости. Тегеранские же правители, напротив, быстро осознали реальную притягательность своих идей. Организуемые ими международные конференции и конгрессы сторонников привлекали к себе внимание лишь маргинальных исламистских интеллектуалов и некоторых молодых улемов, из которых лишь немногие имели влияние на религиозную жизнь своих стран. [595] Пропагандистский аппарат, журналы на разных языках оказались не на высоте революционных устремлений и не могли противостоять тяжелой артиллерии саудовского прозелитизма. Вот почему Иран, в духе своего исламистского популизма, сконцентрировал силы на подрывной работе против самого уязвимого места своего противника и самой сокровенной ценности его религиозной легитимности — организации паломничества в Мекку. Однажды возглавив массовые шествия, завершившиеся победой исламской революции, правители Тегерана чувствовали себя в силах повести за собой толпы манифестантов во время двухмиллионного собрания паломников.
В шиитской традиции хадж в Мекку пользуется огромным престижем, хотя многочисленные верующие совершают также паломничество к святым местам шиизма: к гробницам имамов и членов семьи Пророка в Неджефе и Кербеле (Ирак), в Мешхеде и Куме (Иран), мавзолею Сайиды Зейнаб (Сирия). Об особой политической значимости самого большого форума мусульман планеты говорили революционные шиитские мыслители. Али Шариати посвятил этому целый труд, в котором показал, какую пользу могут извлечь из хаджа «обездоленные», учитывая их численность и силу, в борьбе против врагов ислама. Первый хадж после революции в сентябре 1979 года стал для иранских паломников возможностью поделиться своими взглядами и идеями и довести их до мусульман всего мира, не вступая при этом в борьбу против саудовских властителей, к которым они имели две основные претензии. Прежде всего, ваххабитская концепция паломничества рассматривалась как враждебная шиитскому благочестию: хозяева Мекки разрушили (как уже говорилось в предыдущей главе) гробницы имамов в Медине, оставив от них лишь бесформенные руины на кладбище, обнесенном высокими стенами. [596] С другой стороны, стремление саудовских властей избежать любых эксцессов шло вразрез с революционным духом, в котором иранские руководители трактовали хадж.
