Алжирская городская молодежь получила прозвище хиттистов — от арабского слова «хит» («стена») и французского суффикса «-ист». Эта лингвистическая идиома местных юмористов обозначала молодого безработного, проводившего целые дни подпирая стены домов. На самом деле в этом прозвище была своя политическая и идеологическая подоплека. Предполагалось, что в социалистической стране, где каждому гарантировалась занятость, профессия хиттиста заключалась в «подпирании стен», чтобы они не падали. Прилипшая к молодым людям кличка превращала их в социально пассивный объект, не озабоченный своей дальнейшей судьбой. Этим они отличались от иранских «обездоленных» («мостадафин»), воспетых религиозными движениями, которые звали их под свои знамена и возводили в ранг носителей смысла Истории и Откровения.
Октябрьские дни 1988 года также вписались в специфически алжирский контекст конца этого десятилетия: углеводородное сырье составляло 95 % выручки от всего экспорта и обеспечивало 60 % бюджетных поступлений. При президентах Бен Белле (1962–1965 гг.) и Бумедьене (1965–1978 гг.) Алжирское государство представляло собой своего рода народную нефтедемократию. Доходы от нефти позволяли монополизировавшему их режиму покупать социальный мир, субсидируя импортируемые продукты потребления в обмен на политическую пассивность населения. По примеру советской модели общества, власти запрещали свободу слова, преследовали любое проявление оппозиционных настроений. В государстве существовала однопартийная система. Партия власти — Фронт национального освобождения (ФНО) — пользовалась неоспоримой легитимностью в память о своих заслугах в войне 1954–1962 годов за независимость против Франции. [158] На деле же под прикрытием социалистических лозунгов и призывов к «сплоченности революционной семьи» вокруг ФНО подлинные обладатели власти подбирались в основном из арабоязычного населения востока страны (именно из этого района были родом высшие чины армейского командования и партийной номенклатуры) [159] в ущерб представителям центральных и западных областей, а также кабилов, понесших огромные жертвы в период войны за независимость и тем не менее заслуги которых в расчет не принимались.
Этот баланс сил, скрещенный из социализма и субсидий, репрессий и официальной идеологии, покоился на хрупком экономическом равновесии, обусловленном в основном высокими ценами на энергоносители. В 1986 году крах нефтяного рынка, сопровождавшийся двукратным сжатием госбюджета, обрушил всё здание. Ко всему прочему демографический взрыв вызвал резкий рост спроса как в продовольственной сфере, так и в сфере городской инфраструктуры, привел к острому жилищному кризису, росту безработицы и т. д. Сбои плановой экономики обернулись нехваткой многих товаров первой необходимости, что, в свою очередь, отягощалось коррупцией и расширением неформального спекулятивного коммерческого сектора, трабендо. [160] В частности, на строительном рынке наметилось значительное отставание предложения от спроса, [161] что создавало ситуацию перенаселенности и скученности, способствовавшую социальному взрыву.
В этой атмосфере общего спада, отмеченной непрекращавшимися забастовками, 4 октября 1988 года вспыхнули народные волнения. Бедная алжирская молодежь громила символы государственной власти, общественные организации и службы (автобусы, дорожные знаки, агентства алжирской авиакомпании «Эр Альжери»), шикарные автомобили и великолепные магазины коммерческого центра «Рияд аль-Фатх» («Сады победы»), выстроенного в верхней части города, — излюбленного места времяпрепровождения «чи-чи» — золотой молодежи. Последовала мгновенная ответная реакция сил охраны правопорядка, в результате которой погибли многие сотни человек. Безжалостность полицейских по отношению к молодым участникам волнений, ежедневно наблюдавших по телевизору за жестокими репрессиями израильской армии против повстанцев в Палестине, стоила им (полицейским) презрительной клички «евреев». Правящий режим и представить себе не мог, что его антисионизм обернется против него же подобным образом. Октябрьские волнения носили спонтанный характер. Они продемонстрировали также накал социального недовольства против политико-идеологической линии властей, граничившего со слепой яростью: рядом с коммерческим центром «Рияд аль-Фатх» кем-то из «хулиганов» был спущен государственный флаг и на его место водружен пустой мешок из-под пшеничной крупы. Однако эти дни не свелись только лишь к «студенческому разгулу», [162] как это пытались представить политические обозреватели и представители власти. Происходившее свидетельствовало о появлении на политической арене нового независимого субъекта — неимущей городской молодежи. Отныне презираемые «хиттисты» стали полноправными хозяевами улицы, способными поколебать сами основы отвергшего их режима, законность власти которого они не признавали.
Тем не менее мятежу не удалось оформиться в политическое движение. Предоставленная сама себе, бедная городская молодежь была неспособна сформулировать свои требования. И поскольку социалистический лексикон был основательно скомпрометирован правившим режимом, левые силы оказались не в состоянии возглавить и направить восстание. Зато этот социальный взрыв был немедленно замечен исламистским движением, которое увидело в нем уникальную возможность для укрепления своих позиций.
Салафитское движение в Алжире имело крепкие и давние корни. Как мы уже упоминали в Прологе, Ассоциация мусульманских улемов была создана Абдель Хамидом Бен Бадисом в Константине в 1931 году, три года спустя после основания организации «Братья-мусульмане» в Египте. Ассоциация мусульманских улемов разделяла тот же, что и «Братья», ригористский взгляд на религию. Исламские ценности ставились во главу угла частной жизни каждого правоверного мусульманина. Социальная организация общества должна была базироваться на законах ислама. Однако ассоциация не выдвигала на первое место вопрос об исламском государстве, тем более вопрос о националистической борьбе. Как и деобандцы в Британской Индии или же палестинские «Братья-мусульмане» в период, предшествовавший интифаде, Бен Бадис и его друзья считали опасным и напрасным выступать против колонизаторов: за год до создания ассоциации Франция с большой помпой отметила столетнюю годовщину завоевания Алжира. Основной задачей улемы считали борьбу против любых попыток ассимиляции алжирцев Францией, нарушавшей ту исламскую идентичность, гарантами и защитниками которой они себя считали, выступая как против светскости, так и против «суеверий» марабутов. Улемы с подозрением относились к националистам, пребывавшим под влиянием социалистических и западнических идей. Когда в 1954 году ФНО начал борьбу против французских колонизаторов, прошло целых два года, прежде чем к ней присоединились улемы.
В рядах самого ФНО, как и в большинстве националистических партий мусульманского мира, не было единства по отношению к исламу. Возглавляемый элитами западной формации, он тем не менее видел в религии средство объединить население, практически не понимавшее современного языка, — в первую очередь это касалось сельских жителей — и обозначить разрыв с христианскими колонизаторами. Так, ноябрьское восстание 1954 года было начато «во имя Аллаха», хотя это не делало ФНО религиозным движением. После обретения независимости в 1962 году исламское течение в ФНО было вытеснено с политической арены режимом Бен Беллы, который в то время больше смотрел в сторону Москвы и Кубы, чем в сторону Мекки. [163] Марабуты и их братства, завии, являвшиеся крупными земельными собственниками, подверглись национализации в рамках аграрной реформы и в наказание за свою примиренческую позицию по отношению к колонизаторам. Улемы пользовались большей благосклонностью ввиду их участия — хотя и запоздалого — в войне. Однако любая попытка улемов заявить о себе встречала жесткий отпор со стороны марксистской фракции правившего режима. Так, в 1964 году одна из газет назвала их «улемами зла». В 1963 году группа интеллектуалов и религиозно настроенных членов партии основала ассоциацию «Аль-Киям аль-исламийя» («Исламские ценности»), чтобы бороться против «вестернизации» и проповедовать создание исламского государства, в котором они видели логическое завершение войны за независимость. Близкие в этом плане идеям Сайида Кутба, в августе 1966 года, за несколько дней до его казни, они направили Насеру прошение о его помиловании. Ассоциация была распущена, но ее влияние возросло в самих эшелонах власти. За отстранением Бен Беллы и приходом к власти Бумедьена в июне 1965 года последовала кампания арабизации и исламизации, что позволило сторонникам данного течения взять под контроль образование и культуру. Среди египетских помощников, набиравшихся в те годы для преподавания арабского языка с целью вытеснения французского из обращения, было много представителей «Братьев-мусульман», бежавших от насеровских репрессий. Они должны были воспитать поколение преподавателей-арабистов, в массе своей преданных их идеям; впоследствии эти бывшие студенты составят основу многочисленной исламистской интеллигенции, которая создаст Исламский фронт спасения (ИФС). Ее лидером станет учитель Али Бенхадж, человек «номер два» в ИФС.
