Изложив эти подготовительные замечания о распространении алхимии среди евреев, мы можем теперь вернуться к исходном вопросу: как Каббала в качестве системы мистической символики связывается с алхимией? Ответ на этот вопрос мы будем напрасно искать у историков алхимии.
Сердцевиной алхимии, как её ни понимать, является превращение основных металлов в золото, высший и благороднейший металлический элемент. Как символ высшего морального и духовного статуса, золото находится в центре или является целью «Делания» всех алхимиков, включая и мистиков от алхимии. Без этой предпосылки не существует алхимии; главенство золота, однако, трудно примирить с каббалистической символикой. В каббале золото отнюдь не выступает символом высочайшего состояния. Сотни и сотни текстов и списков символов (последние стократ чаще встречаются в рукописях [24]), составляющих массив каббалистической литературы, в этом — за немногими и очень специфическими исключениями — вполне едины: серебро является символом правой стороны, мужского начала, милосердия и любви (и соотносится с белым цветом и молоком); напротив, золото — символ левой стороны и символизирует женское начало и строгость Суда (красный цвет, кровь, вино) [25]. Это разделение впервые появляется в старейшем известном каббалистическом тексте, Sefer ha-Bahir («Книга яркого света») [26]. Такая символика, достаточно уникальная в истории религий, изначально не позволяет считать сотворение золота ключевой темой каббалы — ни согласно истинной и общеизвестной каббалистической схеме мироздания и уж никак не согласно внутреннему, духовному, теософскому мировоззрению. Для этого позднее понадобились особые толкования и ухищрения. Да и как мог каббалист посчитать золото наивысшей ценностью, если золото представляло именно то, что он должен был преодолеть на своём мистическом внутреннем пути, а именно дин, суровый Суд? По Зосиме Панополитанскому, алхимия которого сильно тяготеет к мистике, серебряный человек (‘αργυσάνδρωπος) предшествует золотому (χρυσάνδρωπος) [27]. В каббалистической символике дело обстоит ровно наоборот. Таким образом, налицо антагонизм самых фундаментальных мотивов; правда, мистические алхимики, поглощённые своими усилиями выстроить любой ценой единую символическую систему, вряд ли бы это заметили, поскольку лишь немногие из них читали или были способны прочитать подлинные каббалистические тексты. Как упоминалось выше, каббалистический символизм довольно своеобразен. В других символических схемах эллинистическо-европейского мира и, в особенности в самой алхимии, мужское начало считается красным, тогда как женское белым; отсюда, определённые алхимические субстанции именуются «белой женой» и «красным мужем». В то же время внутренне еврейское, агадическое развитие мысли, приведшее к таким парадоксальным мистическим концепциям, как соотнесение женского начала с суровостью Суда, часто не замечается; но в данном случае мы не можем это игнорировать.
В свете сказанного вполне понятно, что в каббалистических кругах, остававшихся в рамках иудаизма, редко кто занимался практической алхимией. Две эти области плохо соответствовали друг другу, связь же между ними, как мы увидим, возникла сравнительно поздно. Мне не удалось обнаружить алхимические рецепты, связанные с Великим Деланием, ни в одной каббалистической книге или рукописи, составленной до 1500 г. Рецепты же в более ранних рукописях (XIV или XV вв.) никак не связаны с каббалой и изначально возникли вне еврейской традиции [28].
Хотя основы теоретической каббалистической мистики противоречат основным тенденциям алхимической символики, в сплетении множества каббалистических мотивов и символов всё же появились и некоторые алхимические нити. В этом смысле можно, пожалуй, говорить об определённом влиянии алхимии. Разумеется, именно эта космологическо-алхимическая символика металлов (и других субстанций, которые могут относиться к данной категории) не удостоилась внимания алхимиков с XVI по XIX вв. включительно и не сыграла никакой роли в развитии «христианской каббалы» и в розенкрейцерстве. Она, однако, не лишена важности в контексте каналов влияния позднеэллинистического мира на еврейскую мистику Средних веков.
Один из древних фрагментов, сохранивших алхимическую символику золота как мужского начала, можно найти в Bahir (разд. 36). Существенного влияния на систематическое развитие каббалы он не оказал. Этот фрагмент, о котором каббалистам приблизительно с 1230 г. и вовсе, скорее всего, не было известно, размещён между двумя диаметрально противоположными образчиками классической каббалистической символики (разд. 35 и 38). Он гласит:
Почему золото именуется זהב (zahab)? Потому что в нём содержатся три начала: мужское, zakhar, на что указывает ז (zayin); душа, на что указывает ה (he) [очевидно, женское начало, так как согласная he в мистических толкованиях алфавита всегда интерпретируется подобным образом];… ב (bet) же утверждает бытие золота, как написано [в Торе, начинающейся с этой буквы]: «В начале».
Как видим, золото здесь следует всем предписаниям алхимической символики: оно представляет собой мистическое единение высших начал, управляющих космосом, и возникает посредством творения — как сотворения Богом космоса, так и завершения алхимического Делания. Символика «царской дочери», описывающая в этом иносказании роль буквы bet, соотнесена — сознательно или неосознанно — с символикой prima materia алхимиков, которая в свою очередь соответствует первичной материи, хаосу, что предшествовал Божественному сотворению мира. Подобный отрывок, прямо обращённый к алхимическим воззрениям — редкое явление в классической каббалистической литературе. Уже в Tiqqunei ha-Zohar, где используется (в № 21) этот отрывок из Bahir, предлагается менее изящная и более конвенциональная интерпретация (основанная на числе «семь», т. е. семи днях Творения), поскольку прочтение zayin как мужского начала было неприемлемо в рамках каббалы. Исходное же толкование, пусть и оставшееся изолированным, сохранило отблеск своего алхимического происхождения: золото как символ высочайшего совершенства Творения, символ, наполненный светом — очевидно, первозданным светом.
Конфликт между мистическим и мирским пониманием золота в Каббале ярко подчёркивается попытками каббалистов объяснить, отчего ценностное соотношение между золотом и серебром в природном нижнем мире — в духовном, горнем мире оказывается перевёрнутым. Эти попытки восходят к одному классическому отрывку, который содержится в Sefer ha-Zohar [29] («Книга сияния»), главном тексте испанской Каббалы, написанном между 1280 и 1285 гг., и распространяются на множество других сочинений. Так как золото могло сохранять своё главенствующее положение по крайней мере в низшей Меркаве (merkavah, божественная колесница) и, соответственно, в чувственно воспринимаемом мире, оставалось место и для сугубо материальной, алхимической работы, но тем самым ещё более решительно отвергалась духовная интерпретация алхимии как мистической практики.
Упомянутый выше отрывок из «Зоара» (2.197b) гласит:
Иди и взгляни, здесь [Исх. 35:5] золото упомянуто первым, серебро же вторым, так как это совпадает с низшим способом исчисления [возможно: «с низшим миром»?]. Если бы он [Моисей] воспользовался исчислением высшей Меркавы, то начал бы отсчёт справа [т. е. с серебра] и только после обратился бы к левой стороне. Почему? Потому что написано [Агг. 2:8]: «Моё серебро и Моё золото» — сперва серебро, затем золото [30]. Но в низшей Меркаве начинают с левой стороны и только после [переходят] к правой стороне, как написано [Исх. 25:5]: «Золото, серебро, медь».
