В бою герой второго поколения впадает в ярость, боевое безумие, бешенство, которые часто связаны с огнем, исходящим от его тела, - это уже описанные искры и пламя в "гневном преображении", а также буквально понимаемый пламень ярости: "Велик был воинский пыл Кухулина и такой жар шел от его тела, что растаял снег на тридцать шагов вокруг, и невмоготу стало вознице сидеть близ него, ибо велики были ярость и пыл воина, и страшный жар испускало его тело"85. Чтобы избавиться от ярости, надо потушить гнев - для этого Кухулин окунается в три чана с ледяной водой86. В нартском эпосе этот мотив устойчиво связан с образом Батрадза: разгневавшись и распалившись, он прожигает семь ярусов башни и падает в стоящий внизу котел с водой, либо, раскалившись в бою, кидается в море - вода испаряется и гнев иссякает, или кладет на голову ледник с горной вершины (каких же размеров голова?!) - с таянием ледника остывает и ярость87. Когда нарт Бадыноко разъярен, пламя пышет из ноздрей его коня88 - так состояние героя переносится на помощника; нарт Сосруко был рожден пылающим и в детстве растопил лед реки, лежа на нем89, образ сияющих как солнце кольчуги, щита и шлема Сосруко - видимо, не что иное, как трансформация образа героя, объятого огнем гнева.
Пламенная ярость доводит героев до безумия. Кухулин стягивает свое тело путами, "дабы не помутиться в уме от приступов ярости"90, об Илье Муромце в бою говорится так:
И сомутились у старого очи ясные,
И разгорелось у старого ретиво сердце;
Не увидел старый свету белого,
Не узнал старый ночи темныя,
И расходились у него плечи могучие,
И размахнулись руки белые,
И засвистела у него палица боёвая91.
(В связи с этим нельзя не вспомнить, что имя скандинавского 'Одина, покровителя берсерков и вообще воинов, переводится не только "вдохновенный", но и "бешеный", "безумный", как и имя одной из ирландских богинь войны и разрушения - Немайн92.) Герой, впавший в безумную ярость, крушит всех, кто встал у него на пути, не различая своих и чужих. Этот мотив встречается даже в относительно поздней по времени "Песни о Роланде", где об Оливье говорится:
Так стало у него в глазах темно,
Что он узнать не может никого,
К нему подъехал побратим его,
А он по голове Роланда бьет,
Шлем золотой рассек на нем мечом,
Но сталь, по счастью, не задела лоб [1992 - 1997].
Архаический герой вообще нередко является врагом своих. Так, Кухулин говорит: "...не жить мне, коль не смогу я сразить до заката врага или друга в их войске"93, он же, не насытившись битвой, готов обратить оружие против родной страны94; Сосруко без причины насылает мороз на нартов, отчего большинство их гибнет95; конь Бадыноко, явившегося на хасу незванным, калечит нартов, а сам герой опрокидывает котел с кипятком им на ноги96; убивает нартов Батрадз97; в героических песнях "Старшей Эдды" (цикл, посвященный Гудрун) враги героев - только родичи, нередко кровные; Илья Муромец, будучи не приглашен на пир, крушит княжеские палаты, избивает гостей, сшибает золотые маковки с церквей98; Ахилл, разгневавшись на Агамемнона, хочет обречь на гибель все греческое войско... Не удивительно, что такой герой вызывает у своих ненависть или страх, - именно это и является причиной ссоры эпического государя с лучшим из богатырей (в тех эпосах, где государя нет, герой ссорится с богатырским племенем). Другая причина страха перед архаическим героем - вредоносность его помощи: он настолько могуч, что, сражаясь с врагом, рушит мир (о бое Кухулина говорится: "то ли рушатся небеса, то ли мелеют моря, то ли раскалывается твердь"99; в алтайских героических сказаниях герои "дрались так, что степи стали озерами, а горы - степями", и бог Гурмусту вынужден их остановить: "Так кончайте же биться... Над средним миром разразилась страшная беда! В густом облаке пыли, поднятом вами, не могут найти дороги люди, животные и птицы..."100). Такая способность архаического героя особенно ярко выражена в образе Мгера Младшего и других кавказских "прометеев"101. Итак, герой-защитник мира людей от врагов оказывается не только родичем врага, но и сам в некоторых случаях врагом.
У героев второго поколения есть две важные черты, роднящие его с образом Змея, - это ненасытность до хмеля и женщин: Кухулин требовал себе всех женщин враждебной страны102, число возлюбленных у него вообще велико; Илья Муромец, не будучи женатым, имел двух любовниц - жену Святогора и Латыгорку - мать Сокольника (для чрезвычайно целомудренного русского эпоса это - очень много); множество любовных связей было у Сосруко, а в истории с Адиюх ему вообще придаются черты насильника103; у Кришны было шестнадцать тысяч жен; Гильгамеш досаждал гражданам Урука притязанием на всех женщин104; любовными подвигами прославлен и Геракл. Мотив совершения подвигов в опьянении представлен менее ярко: это Сосруко на пиру у богов105; в известной степени - Илья Муромец в сцене ссоры с Владимиром; выходя за пределы эпоса, следует упомянуть ведического Индру [Ригведа, I, 32; I, 130 и др.] и эйнхериев 'Одина.
Что же побуждает архаического героя к подвигам? Едва ли главной причиной является забота о мире людей - ибо архаический герой нередко вредит людям. Цель героя - это слава, в жертву которой может быть принесена и своя жизнь ("Пусть убьют тебя, но не скажут, что ты испугался"106), и жизнь своих людей:
Граф Оливье сказал: "Врагов - тьмы тем,
А наша рать мала, сдается мне.
Собрат Роланд, трубите в рог скорей,
Чтоб Карл дружины повернуть успел".
Роланд ответил: "Я в своем уме
И в рог не затрублю, на срам себе.
Нет, я возьмусь за Дюрандаль теперь" [1049 - 1055],
и даже возможная победа (героические песни "Старшей Эдды").
Ск'атах назвала Кухулина "гордый и безжалостный защитник"107 - такой защитник нередко безжалостен к тем, кого защищает, поскольку обладает немеренной силой и яростью, но не ведает моральных законов; он сокрушает всякого, кто встает у него на пути, будь то враг или друг
ДОБРО И ЗЛО
Определяя эпических героев третьего поколения как мужей "битвы и совета", Шталь подчеркивает, что главным их достоинством является ужене столько сила, сколько доблесть108, иначе говоря, оцениваются не только физические качества героя, но и душевные, оценивается его личность.
Процесс трансформации архаического эпоса в классический происходит в эпоху ранней государственности109. Какие же изменения в мифологическом мышлении являются причиной этой трансформации? А.Ф.Лосев пишет, что в эту эпоху "самостоятельность субъекта прогрессирует"110, и потому называет такой тип мышления номинативным. Осознание индивидуумом собственной самоценности, невозможное при архаическом коллективистском мышлении, приводит к тому, что мифологические образы приближаются к человеку, теряя при этом ужасные и грозные архаические черты. "Номинативная мифология есть в сущности только такая... которая доведена... до системы разума"111.
