Сергей Шуляк - Вопросы священнику

Вопос: Есть ли Бог и что это такое?

Отвечает священник Александр Мень:

Вопрос простой и ясный.

Одного муравья спросили: что такое Млечный путь? Муравей долго думал, думал и сказал: “ Это что-то очень большое”. Размышляя о Боге, человек может только сказать, что это есть начало всего. Может ли он познать это бесконечно разумное начало? Ведь между Космическим Разумом и нашим — такая же дистанция, как между разумом Ньютона и разумом мартышки. А, может быть, еще больше.

Он является источником жизни, источником моральных заповедей, Он дает человеку пульс жизни.

В природе нравственность не открывается. Химические процессы идут в организме негодяя так же, как у человека хорошего. Бог открывается иными путями. И если мы Его не слушаем, то только по одной причине: мы не хотим слушать. Потому что Он есть свобода, и Он ничего не навязывает. Это люди навязывают свои взгляды. Бог свободен от пропаганды, Он только предлагает нам путь жизни — все остальное зависит от нас: ведь мы созданы по Его образу и подобию. У нас тоже есть творческое начало, пусть маленькое, но есть. У нас тоже есть чувство добра и зла. У нас тоже есть любовь, есть разум, есть самосознание. Так что мы можем иметь представление о Нем вполне достаточное.

Вопрос: Как Вы представляете Бога-Творца?

Я мог бы, конечно, задать встречный вопрос: а как вы себе представляете пространство в десять парсек? Это трудно себе представить, и это будет не хуже и не лучше, чем представить Бога-Творца в виде огненного языка или голубя, или еще какого-нибудь символа. Всякий символ есть отражение реальности. Когда вы в учебнике по физике или по химии видите формулы, ведь это тоже символы. Символы — это знаки определенной реальности, и иначе мы не можем общаться.

Божественное, безусловно, превосходит наше мышление. Бог, которого человек мог бы до конца понять, был бы не Богом, а чем-то полностью равным человеку. Человек может постигать отдельные элементы, отдельные аспекты божественного мышления и то, что ему открыто, — но не более. Претендовать на всеобщий охват бессмысленно, это просто научно некорректно, потому что даже природа не открыла нам и сотой доли своих тайн. Как же мы можем говорить о Том, Кто стоит за этой природой?

Вопрос: Как сочетаются и соотносятся Бог и Христос?

Давайте попытаемся представить себе бесконечность мироздания. Это не укладывается в нашем мышлении. Попробуйте вечером посмотреть на звезды. Ведь это миллионная часть того, что есть. Огромные миры... Человек перед этим теряется. И вот безмерное, как бы не имеющее имени Божественное, открывает Себя нам. Как Оно могло это сделать? Если Космос хотел говорить с нами, Он должен был найти для Себя человеческий облик, язык и голос. Если Вечность хочет говорить с нами, Она говорит нам через человека. Вот это и есть сочетание. Он — наш брат и Он — Откровение Божие.

Вопрос: Некоторые считают, что Бог только в душе. Что Вы скажете?

Он не только в душе — Он в мироздании. Что говорил Иммануил Кант? Он говорил: “Есть две вещи, которые меня поражают: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне”. И то и другое — отражение Бога.

Вопрос: Что означает вочеловечение Христа и воплощение?

Великие люди потому и велики, что они возвышаются над нашим обычным уровнем и поднимаются в какие-то особые дали будущего, предугадывают будущие открытия, философские, мировоззренческие. И были великие люди в истории мира, которые рассказали нам о своем великом духовном мистическом опыте. Среди них самые великие, величайшие — это основатели религий. Это Мухаммед, это Будда, это Заратустра и т.д.

Мы знаем, что до сих пор, по прошествии многих и многих столетий, дух и мысль этих людей продолжают управлять миллионами, продолжают оплодотворять культуру, вдохновлять целые народы. Мы имеем все основания верить опыту этих людей.

И когда Будда, индийский царевич Гаутама, говорит, что он освободился от бренного и растворился в полном свете или безмолвии, в непостижимости нирваны, мы имеем право и основание верить ему.

Когда великий греческий философ Платон после многих размышлений, жизненных перипетий, трагедий, углубленного умозрения говорит о высшем как о последнем благе, мы тоже имеем право ему верить. Мы также верим его словам, когда он говорит: “Трудно постичь Отца всяческих”. Это великие слова.

Когда Мухаммед говорит о том, что ему открылся Единый Бог, Творец Вселенной, Тот Бог, Который говорил Аврааму, мы ему верим. Я ему верю, как верят ему миллионы, сотни миллионов мусульман.

Когда пророк Исайя говорит о Боге, Который явился ему и послал его в мир возвестить слово Его, мы тоже ему верим.

Это потрясающие свидетельства, это грандиозные свидетельства, переворачивающие мир. Это семя, которое посеяно на земле, чтобы в будущем проросли новые посевы. И когда оно сеялось, уже тогда всходы возникали.

И вот приходит Иисус Назарянин, Который тоже возвещает нечто. Но Он не говорит, как Будда, что Он достиг чего-то упражнениями и усилиями. И Он не говорит, как Мухаммед, что Он считает себя ничтожным перед лицом Аллаха — Всевышнего. И Он не говорит, как Платон, что трудно постичь Отца всяческих. Он не говорит, как пророк, который чувствует себя только человеком, грешным человеком, проводником Божественной воли. А Он говорит о Себе так, как может говорить о Себе только Властитель мира и судеб. Он разворачивает перед людьми строки Священного Писания и говорит: “Вам сказано... а Я говорю вам так!” То есть Он ставит Свое слово наряду с Писанием.

Он не говорит: “Я вам дам учение”. Он не говорит: “Вот так-то сказано в Библии, то-то, то-то и то-то...” А Он говорит: “Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас”. Ко Мне...

Его личность является единственной и уникальной, Его личность, в Которой становятся проницаемы взаимно божественное и человеческое начала.

Да, это соприкасалось в опыте пророков, соприкасалось на какие-то мгновения, потом все уходило. Это подобно тому, как описывает Пушкин: “Пока не требует поэта к священной музе Аполлон...” Вот так и пророк: он живет и действует, и вдруг его призывает Бог.

Мы не находим в Иисусе Христе ни внутренней борьбы, ни сознания греховности, столь свойственного всем святым и мистикам всех времен. Мы не находим в Нем экзальтации, мы не находим в Нем того, что есть почти у всех основателей религий. Он ясен и прост и говорит (у Иоанна мы читаем): “Видевший Меня видел Отца”.

Та таинственная жизнь, та грозная и грандиозная безмерная жизнь, которая творит Вселенную, в которой мы даже не в состоянии различить этического, нравственного начала, вдруг обращает к нам Свою любовь. И это может происходить только через человеческую личность, только через живое лицо.

В древности некоторым казалось, что Христос — это призрак, это божественное видение, которое сошло на землю, но Церковь и создатели Евангелий правильно подчеркивали, что Он был человек.

Он был человек в полном смысле слова. Догмат Церкви в том, что Христос — подлинный человек. Истинное явление Бога на земле, Он в то же время является и подлинным человеком. Он не только открывает нам Божественную любовь, Он также открывает нам величие человека. Не величие по человеческой природе, а величие существа, отражающего Вечность. Это основа христианского гуманизма.

Христианский гуманизм — это то, что можно выразить словами: человек есть святыня, потому что он отблеск святыни вечной, духовной. И поэтому явление Христа есть вочеловечение Бога, вхождение Его в нашу обычную жизнь.

И заметьте еще, что Христос вел образ жизни самый обыкновенный. Он не был отшельником, который жил где-то на горе или питался, скажем, один раз в неделю, или дышал десять раз в сутки. Нет, Он был обычным человеком и в то же время человеком Божественным. Божественный человек — это человечный Бог. Это есть человеческий лик Космоса Духовного, Божественного Разума, непостижимого для нас, необъятного абсолютно. Для того чтобы говорить с нами, Он облекает Свой лик в лицо Иисуса Назарянина, Который идет по дорогам мира, двигаясь по полям, по холмам, по берегу озера, Который страдает вместе с миром, умирая на кресте, и Который являет победу Духа в Своем Воскресении и в Своем незримом пребывании в этом мире.

Вот что означает вочеловечение Христа и воплощение.