Это явление легко объяснимо, если проследить за тенденциями общественного развития последнего столетия. Двадцатый век перевел систему моральных ценностей в область пропаганды. Термины, которые активно эксплуатируются различными политическими структурами (как правило, господствующими), должны были найти свое место в новоязе, гармонично вписаться в него. Беда в том, что в тот момент, когда слово занимает отведенную ему ячейку в лексиконе пропагандиста, на газетной странице или в словаре диктора, оно теряет свое истинное значение и переходит в разряд клише. Можно посвятить целую диссертацию словам, утратившим первоначальный смысл; тысячи из них уподобились разноцветным флажкам в руках демонстрантов: тот, у кого в руках наш флажок, — хороший, а тот, кто несет не наш, — плохой, словно цвета сами по себе могут быть хорошими или плохими. В одних случаях уход от подлинного значения термина носит всеобщий характер, в других — региональный, но, так или иначе, им, обессмысленным, пользуются весьма активно.
Понятия, независимо от первоначально заложенного в них смысла, обслуживают цели тех, кто их использует: позитивные призваны возвеличить, негативные — дискредитировать. При этом один и тот же термин — к примеру, социализм или марксизм — в одном месте воспринимается со знаком плюс, в другом — в результате того же смыслового выхолащивания — со знаком минус. В США для того, чтобы сделать кому-нибудь гадость, достаточно намекнуть: этот человек — коммунист, — дав тем самым понять, что с ним не стоит иметь дела, ведь, как известно каждому американцу, единственное занятие коммуниста — подрывная, антигосударственная деятельность. Очередное слово, ставшее модным термином, появилось на Западе и ныне распространилось на весь цивилизованный мир: терпимость. Сегодня оно имеет только положительную коннотацию. Слово, противоположное ему по значению, — экстре-мизм, — стало почти непристойным. Неважно, какие позиции ты занимаешь, — если ты экстремист, это, вне всякого сомнения, плохо. И названный так человек уже несет на лбу каинову печать.
Одним из наиболее податливых и гибких в этом отношении является слово демократия. Что такое демократия? Разница между классической древнегреческой и современной демократией — к примеру, американского типа — тем более ощутима, что прослеживается практически на всех смысловых уровнях. Так, в Афинах, на родине классической демократии, только незначительная часть населения непосредственно участвовала в формировании законодательной и исполнительной властей. Люди, не входившие в сословие граждан, и рабы вообще не имели гражданских прав, в том числе права голоса, долгое время там действовал имущественный ценз — таким образом, во времена расцвета афинской демократии лишь около десяти процентов жителей города имели право решать его судьбу.
Так было не только в Афинах времен Сократа или Перикла, но и в Швейцарии, причем до самых последних лет. Весьма примечателен тот факт, что в этом общепризнанно демократическом государстве до недавнего времени женщины не имели права голоса. Оказывается, общества, в которых определенная часть населения не имеет избирательных прав, тоже могут считаться демократическими.
С другой стороны, уже с древних времен в тех государствах, недемократический характер которых ни у кого не вызывал сомнений, возникали островки демократии — совсем незначительные в количественном отношении группы, внутри которых сохранялось относительное равноправие.
Очевидно, что ни при каких условиях не может быть создано сообщество, в котором были бы уравнены в правах все без исключения. Ведь даже в странах с образцовой демократией пятилетних детей никто не допустит для участия в голосовании. Кроме того, хотя в демократическом государстве каждый совершеннолетний гражданин имеет право выразить свое мнение и в соответствии с ним проголосовать, многие, как это ни парадоксально, не имеют ни малейшего представления о том, за что, собственно, они голосуют, и в этом отношении немногим отличаются от пятилетних. В некоторых африканских странах подавляющее большинство граждан не умеют читать и писать и поэтому вместо бюллетеней опускают в избирательную урну фотокарточки кандидатов.
Демократия — это не более чем абстрактная идея, полная реализация которой невозможна. Но чем, в таком случае, вызвана ее популярность, на каком основании мы утверждаем, что эта распространенная модель общественного устройства является самой справедливой? Ведь при решении вопросов такого рода требуются, как минимум, не меньшие ясность и определенность, чем при решении любых задач в повседневной жизни. Не только к хирургической операции, но и к покупке пары брюк неплохо бы основательно и всесторонне подготовиться. Как в том, что касается операций на сердце, так и в вопросах кройки и шитья невозможно считать все точки зрения заслуживающими внимания в равной степени. При обсуждении покроя платья мнение одной швеи оказывается куда более весомым, чем трех профессоров философии. Мастерим ли мы дубовый стол или строим мост, запускаем спутник в космос или варим суп, нам не обойтись без компетентного заключения специалиста. Ни в одном из этих случаев не прибегают к голосованию.
Как вы поступите, если захотите привести в порядок растрепавшуюся книгу: обратитесь к переплетчику или созовете референдум? И если очевидно, что не стоит прибегать к голосованию по любому поводу, то почему, когда дело касается войны и мира, состава парламента, личности премьер-министра и т. д. и т. п., это равноправно решают академики и невежды, инженеры и домохозяйки? Между тем, во всех демократических странах происходит именно так! Например, в Израиле во время выборов премьер-министра в 1996-м году решающим оказался перевес в несколько тысяч голосов. Кто-то тогда едко заметил, что судьбу государства Израиль решили голоса либо уголовников, либо умалишенных.
Может ли каждый, кому закон дает право голоса, разобраться в серьезнейших политических проблемах, способен ли он объективно оценить ситуацию? Нормально ли положение, при котором судьбы страны зависят от решений, принятых дилетантами? В одном из платоновских диалогов, когда разговор заходит о демократии, оппоненту дается такой совет: прежде установи демократию в своей семье, а уж потом принимайся за государство! И действительно, проведите среди детей референдум, поставьте на голосование вопрос: читать приключенческую книгу или делать уроки? Итог предопределен… Так почему же в семье взрослые никогда не прибегают к демократическому принципу решения проблем, а вне ее полностью на него полагаются? Ведь ответ на вопрос, кто будет премьер-министром, определяется порой на том же детском уровне.
Демократический способ голосования — это своего рода лотерея, последствия которой непредсказуемы. И при всем этом необходимо отметить, что мировая история последних десятилетий свидетельствует о том, что интеллигенция ошибается еще чаще, чем обыватели. Еще памятны всем времена, когда интеллектуалы — отнюдь не советские, а западные! — питали безграничное доверие к коммунистическому режиму и оказывали ему всестороннюю поддержку. Некоторые из них были настоящими корифеями в своих областях науки и культуры, всесторонне и глубоко эрудированными, просвещенными людьми — и при этом свято верили в прогрессивность строя, погубившего, среди прочих своих жертв, бессчетное множество людей только за то, что они были… интеллектуалами. Не случайно в последнее время появилось немало книг, посвященных благоглупости интеллигенции. Можно найти множество примеров тому, что именно она была той общественной группой, которая чуть ли не в последнюю очередь понимала, что происходит вокруг. Парадоксально, но факт: люди, располагающие информацией во всевозможных областях, зачастую оказываются беспомощными при анализе определенных вопросов либо столь зашоренными, что не задумываются над всеми возможными последствиями своих решений. Именно поэтому не столь важно, чем обусловлено то или иное предпочтение избирателя, — ведь вероятность ошибки у сапожника ничуть не выше, чем у доктора наук. Исходя из всего, что было здесь сказано, свободный демократический выбор отнюдь не рационален, а подобен бросанию жребия. Поступая так, современное человечество полагается в этом вопросе скорее на веру, чем на здравый смысл.
Считается, что западная демократия в ее сегодняшних формах в значительной степени сформирована под влиянием двух различных источников: эллинизма и иудаизма. У Платона сказано: Человек, который чего-либо не знает, имеет верное представление о том, чего он не знает. Иначе говоря, каждому из нас, независимо от полученного образования, присуще некое общее представление об истинной природе вещей. Но, тем не менее, нельзя сказать, что уже в Древней Греции повсеместно руководствовались этим принципом.
