— А по мне, — отвечает отец Федор, — все равно, кто кого пасет, лишь бы мир был и все были довольны.
Этот ответ совсем вывел архиерея из себя, и он отправил отца Федора за штат.
Бузихинцы вновь присланного священника вовсе не приняли и грозились, что если отца Федора им не вернут, то они до самого Патриарха дойдут, но от своего не отступят. Самые ретивые предлагали заманить архиерея на приход и машину его вверх колесами перевернуть, а назад не перевертывать, пока отца Федора не вернут. Но архиерей уже сам поостыл и решил скандала далеко не заводить. И отца Федора вернул бузихинцам.
Пять лет прошло с того времени. И вот теперь Слава держал телеграмму, недоумевая, что же могло произойти в Бузихине.
А в Бузихине произошло вот что. Отец Федор просыпался всегда рано и никогда не залеживался в постели; умывшись, прочитывал правило. Так начинался каждый его день. Но в это утро, открыв глаза, он почти полчаса понежился в постели с блаженной улыбкой: ночью видел свою покойную мать. Сны отец Федор видел редко. А тут такой необычный, такой легкий и светлый.
Сам отец Федор во сне был просто мальчиком Федей, скакавшим на коне по их родному селу, а мать вышла к нему из дома навстречу и крикнула: «Федя, дай коню отдых, завтра поедете с отцом на ярмарку». При этих словах отец Федор проснулся, но сердце его продолжало радостно биться, и он мечтательно улыбался, вспоминая детство. Видеть мать во сне он считал хорошим признаком, значит, душа ее спокойна, потому как в церкви за нее постоянно возносятся молитвы об упокоении.
Бросив взгляд на настенные ходики, он кряхтя встал с постели и побрел к умывальнику. После молитвы по обыкновению пошел пить чай на кухню, а напившись, расположился тут же читать только что принесенные газеты. Дверь приоткрылась — и показалась вихрастая голова Петьки, внука церковного звонаря Парамона.
— Отец Федор, а я Вам карасей принес, свеженьких, только что наловил.
— Ну проходи, показывай свой улов, — добродушно пробасил отец Федор.
Приход Пети был всегда для отца Федора радостным событием, он любил этого мальца, чем-то напоминавшего ему своего собственного покойного сына. «О, если бы он прошел мимо, не осиротил бы своего отца, сейчас бы у меня были бы, наверное, внуки. Но так, значит, Богу угодно», — мучительно размышлял отец Федор.
Петьку без гостинца не оставлял, то конфет ему полные карманы набьет, то пряников. Но, конечно, понимал, что Петя не за этим приходит к нему, а уж больно любопытный, обо всем расспрашивает отца Федора, да такие вопросы иногда мудреные задает, что и не сразу ответишь.
— Маленькие карасики, — оправдывался Петя, в смущении протягивая целлофановый мешочек с дюжиной небольших, с ладонь, карасей.
— Всякое даяние благо, — прогудел отец Федор, кладя карасей в холодильник. — Да и самое главное, что от труда рук своих принес подарок. А это я для тебя припас, — и с этими словами он протянул Петьке большую шоколадную плитку.
Поблагодарив, Петя повертел шоколад в руке, попытался сунуть в карман, но шоколад не полез, и тогда он проворно сунул его за пазуху.
— Э-э, брат, так дело не пойдет, пузо у тебя горячее, шоколад растает — и до дому не донесешь, лучше в газету заверни. А теперь, коли не торопишься, садись, чаю попьем.
— Спасибо, батюшка, мать корову подоила, так молока уже напился.
— Все равно садись, что-нибудь расскажи.
— Отец Федор, мне дед говорит, что когда я вырасту, получу от Вас рекомендацию и поступлю в семинарию, а потом буду священником, как Вы.
— Да ты еще лучше меня будешь. Я ведь неграмотный, в семинариях не учился, не те годы были, да и семинариев тогда уже не было.
— Вот Вы говорите «неграмотный», а откуда же все знаете?
— Читаю Библию, еще книжки кое-какие есть. Немного и знаю.
— А папа говорит, что нечего в семинарии делать, так как скоро Церковь отомрет, а лучше идти в сельхозинститут и стать агрономом, как он.
— Ну, сказанул твой батя, — усмехнулся отец Федор. — Я умру, отец твой умрет, ты когда-нибудь помрешь, а Церковь будет вечно стоять, до скончания века.
— Я тоже так думаю, — согласился Петя. — Вот наша церковь сколько лет стоит, и ничего ей не деется, а клуб вроде недавно построили, а уж трещина по стене пошла. Дед говорит, что раньше прочно строили, на яйцах раствор замешивали.
— Тут, брат, дело не в яйцах. Когда я говорил, что Церковь будет стоять вечно, то имел в виду не наш храм, это дело рук человеческих, может и разрушиться. Да и сколько на моем веку храмов да монастырей взорвали и поломали, а Церковь живет. Церковь — это все мы, верующие во Христа, и Он — глава нашей Церкви. Вот так, хоть твой отец грамотным на селе слывет, но речи его немудрые.
— А как стать мудрым? Сколько надо учиться, больше, чем отец, что ли? — озадачился Петя.
— Да как тебе сказать… Я встречал людей совсем неграмотных, но мудрых. «Начало премудрости — страх Господень», — так сказано в Священном Писании.
Петя хитро сощурил глаза:
— Вы в прошлый раз говорили, что Бога любить надо. Как это можно и любить, и бояться одновременно?
— Вот ты мать свою любишь?
— Конечно.
— А боишься ее?
— Нет, она же не бьет меня, как отец.
— А боишься сделать что-нибудь такое, отчего мама твоя сильно бы огорчилась?
— Боюсь, — засмеялся Петя.
— Ну тогда, значит, должен понять что это за «страх Господень».
Их беседу прервал стук в дверь. Вошла теща парторга колхоза, Ксения Степановна. Перекрестилась на образа и подошла к отцу Федору под благословение.
— Разговор у меня, батюшка, наедине к тебе, — и бросила косой взгляд на Петьку.
Тот, сообразив, что присутствие его нежелательно, распрощавшись, юркнул в дверь.
— Так вот, батюшка, — заговорщицким голосом начала Семеновна, — ты же знаешь, что моя Клавка мальчонку родила, вот два месяца как некрещеный. Сердце-то мое все изболелось: и сами невенчанные, можно сказать, в блуде живут, так хоть внучка покрестить, а то не дай Бог до беды.
— Ну а что не несете крестить? — спросил отец Федор, прекрасно понимая, почему не несут сына парторга в церковь.
— Что ты, батюшка, Бог с тобой, разве это можно? Должность-то у него какая! Да он сам не против. Давеча мне и говорит: «Окрестите, мамаша, сына так, чтобы никто не видел».
— Ну что же, благое дело, раз надо — будем крестить тайнообразующе. Когда наметили крестины?
— Пойдем, батюшка, сейчас к нам, все готово. Зять на работу ушел, а евоный брат, из города приехавший, будет крестным. А то уедет — без крестного как же?
— Да-а, — многозначительно протянул отец Федор, — без кумовьев крестин не бывает.
— И кума есть, племянница моя, Фроськина дочка. Ну, я пойду, батюшка, все подготовлю, а ты приходи следом задними дворами, через огороды.
— Да уж не учи, знаю…
Семеновна вышла, а отец Федор стал неторопливо собираться. Перво-наперво проверил принадлежности для крещения, посмотрел на свет пузырек со Святым Мирром, уже было почти на дне. «Хватит на сейчас, а завтра долью». Уложил все это в небольшой чемоданчик, положил Евангелие, а поверх всего облачение. Надел свою старую ряску и, выйдя, направился через огороды с картошкой по тропинке к дому парторга.
В просторной, светлой горнице уже стоял тазик с водой, а к нему три прикрепленные свечи. Зашел брат парторга.
— Василий, — представился он, протягивая отцу Федору руку. Отец Федор, пожав руку, отрекомендовался:
— Протоиерей Федор Миролюбов, настоятель Никольской церкви села Бузихино.
От такого длинного титула Василий смутился и, растерянно заморгав, спросил:
— А как же по отчеству величать?
— А не надо по отчеству, зовите проще: отец Федор или батюшка, — довольный произведенным эффектом, ответил отец Федор.
— Отец Федор-батюшка, Вы уж мне подскажите, что делать. Я ни разу не участвовал в этом обряде.
— Не обряд, а таинство, — внушительно поправил отец Федор совсем растерявшегося Василия. — А Вам ничего и не надо делать, стойте здесь и держите крестника.
Зашла в горницу и кума, четырнадцатилетняя Анютка, с младенцем на руках. В комнату с беспокойным любопытством заглянула жена парторга.
— А маме не положено здесь на крестинах быть, — строго сказал отец Федор.
— Иди, иди, дочка, — замахала на нее руками Семеновна. — Потом позовем.
Отец Федор не спеша совершил крещение, затем позвал мать мальчика и после краткой проповеди о пользе воспитания детей в христианской вере, благословил мать, прочитав над ней молитву.
— А теперь, батюшка, к столу просим, надо крестины отметить и за здоровье моего внука выпить, — захлопотала Семеновна.
В такой же просторной, как горница, кухне был накрыт стол, на котором одних разносолов не пересчитать: маринованные огурчики, помидорчики, квашеная белокочанная капуста, соленые груздочки под сметанкой и жирная сельдь, нарезанная крупными ломтиками, посыпанная колечками лука и политая маслом. Посреди стола была водружена литровая бутыль с прозрачной, как стекло, жидкостью. Рядом в большой миске дымился вареный картофель, посыпанный зеленым луком. Было от чего разбежаться глазам. Отец Федор с уважением посмотрел на бутыль.
