Цитаты должны рассматриваться в контексте. Иначе, очевидно, чем короче цитата, тем более расширяется круг ее применения, и теряется ее специфический смысл. Например, когда христиане ссылаются на пророчества в Писании, желательно видеть совпадение контекста, в котором должны осуществиться эти пророчества (во время войны или мира, всеобщего процветания или торжества Израиля, царем или Мессией, и т. п.) Применимость изолированных фраз к образу Иисуса не рассматривается как доказательство — хотя можно спорить, что этот метод в ряде случаев удовлетворяет аргументации, применяемой для построения halakah.
Мистическое толкование не должно уходить в высоты фантазии, а основываться на теологических представлениях, приписываемых автору текста. Понятно, что в любом тексте, при достаточной свободе мысли, можно увидеть произвольный — и даже заранее заданный — смысл.
Параллели и заимствования из других текстов и, особенно, из традиций окружающих народов, рассматриваются как ущемляющие достоверность изложения. Христианская традиция со времен, как минимум, Юстина, считает языческие аналогии христианских текстов проявлениями дьявольской мимикрии в целях дискредитировать Иисуса до его прихода. Для современного критического восприятия — учитывая, к тому же, слабый авторитет Юстина как теолога — это неприемлемый довод.
Впрочем, здесь возникает чрезвычайно интересная проблема. По современным представлениям, Юстин жил на заре христианства. Фактически, при нем формировалась христианская доктрина и даже Евангелия. Здраво рассуждая, он не мог не знать о том, что параллели с языческими мифами являются прямым заимствованием. Но, вместо того, чтобы внести исправления, отойти от этих параллелей, он начинает весьма вымученно их объяснять. Трудно отделаться от впечатления, что христианские концепции сформировались задолго до Юстина. Это бы сильно нарушило принятую сегодня хронологию раннего христианства.
Как всегда в гуманитарных исследованиях, формальная логика остается недосягаемой. Возможно расхождение с другими авторами в интерпретации текстов, восстановлении событий по их литературным отражениям, оценке вероятности тех или иных обстоятельств. Постоянные указания на соответствующую неоднозначность выводов сделали бы эту книгу нечитаемой, поэтому во многих случаях такие ссылки отсутствуют, но всегда подразумеваются.
Пасторали 1 и 2Тимофею, Титу современными теологами однозначно рассматриваются как поздние фальсификации для обоснования позиции римской церкви, видимо, в борьбе с гностиками. 2Фессалоникийцам, Колоссянам, Эфесянам, 2Петра, 2 и 3Иоанна, Иуды большинство теологов также считает подделками. Филологический и контекстный анализ этих работ предпринят рядом авторов, доводы которых здесь вряд ли нужно переписывать. В анализе Посланий, поэтому, я буду лишь вкратце на них останавливаться.
В современном мире канонические христианские тексты едва ли могут представлять теологический интерес. Все Евангелия и послания (возможно, кроме некоторых Павла) однозначно признаются псевдоэпиграфией. Причем, за вставками, редактированием и гармонизацией практически невозможно установить не то что оригинальный текст, но даже аутентичную теологию.
Их анализ сводится к критике. Легко доказать, чем они не являются откровениями. Невозможно установить, чем они являлись изначально, как выглядело христианство. Как тексты многих христианских сект с разными основателями были приняты за вариации текстов одной из них, считавшей Христом именно Иисуса.
Несколько особняком в этом списке стоит Апокалипсис Иоанна. Еще Евсевий считал его фальсификацией. Сегодня теологи практически едины в том, что это иудейская псевдоэпиграфия, немного обработанная христианским редактором. Неудивительно, что ее события концентрируются вокруг города Мегиддо, объекта древних войн армий Египта и Месопотамии, — Армагеддона.
Крайне сомнительно предположение Морозова о том, что Апокалипсис Иоанна описывает астрологическую карту. Не только само сходство образов Иоанна с астрологическими несколько сомнительно. Но какое время описывал Иоанн в астрологической карте? Вряд ли настоящее (для него) — довольно абсурдно датировать апокалипсис настоящим временем, когда он, как заведомо известно Иоанну, не состоялся. По тем же причинам странно (астрологически) датировать апокалипсис и прошедшим временем. Если Иоанн говорил о будущем, то мог ли он рассчитать астрологическую карту? Нет никаких свидетельств такой учености Иоанна. Откровения тут не было уже потому, что так астрологически датированный 395 г. апокалипсис не состоялся. Более того, непонятно, какую дату Иоанн имел в виду. Не зная его методов расчета, невозможно определить, астрологическую карту какой даты он составлял. А ошибки расчета могут измеряться столетиями.
Собственно, не нужно быть теологом или историком, чтобы убедиться в фальсификации Евангелий. Здравого смысла и минимальной непредвзятости должно хватить.
Евангелия ничуть не похоже на рассказы очевидцев. Они различаются в основных событиях, совпадают в малозначительных эпизодах и отдельных перикопах. Совершенно очевидно, что их тексты формировались из отдельных, произвольно состыкованных, частей, которые каждый евангелист по-своему трактовал, комментировал и снабжал минимальным фоном.
Евангелия просто не построены так, как писал бы ученик о своем божественном учителе. В них нет никаких личных деталей Иисуса как человека, почти никакого фона, на котором разворачиваются события. Без сомнения, не существует мемуаров, написанных в таком стиле.
Насколько существенна достоверность текстов? Создавая тексты, претендующие на историческую достоверность, христианство, в некотором роде, построило себе ловушку. Если описываемые события — правда, то этого разумному человеку достаточно, чтобы убедиться в божественности Иисуса, и веры не требуется.
Если достоверность изложения непроверяема, то неизвестно, во что верить: в божественность Иисуса или в достоверность текстов. А если верить в божественность, то на основании чего? И в какой форме она проявилась, если достоверность текстов неизвестна? Еще раз укажем, что верить в то и другое бессмысленно, потому что веры в достоверность текстов достаточно уже для чисто логического признания божественности Иисуса.
Если тексты недостоверны, то во что верить? Ведь тогда об Иисусе ничего не известно вообще. Без текстов, мы даже не знаем, был ли Иисус и что он делал. Более того, даже если верить в Иисуса без Евангелий, то что дальше? Ведь, в отрыве от Евангелий, мы не знаем его учения. Как реализовать в жизни такую веру? И уж, во всяком случае, популяризирующая такие фальсификации церковь не может пользоваться авторитетом.
В этой книге анализируется, в основном, Матфей, по следующим причинам. Лука однозначно утверждает, что он не знал Иисуса и пишет на основании дошедших до него текстов. Он нигде не ссылается на полученное им откровение. То есть, его Евангелие является производным от некоторого набора текстов, и теологическое значение его минимально. По крайней мере, приоритет Луки для определения достоверности тех или иных эпизодов значительно ниже, чем когда они описываются учениками Иисуса. Если эпизоды Луки совпадают с описанными Матфеем, то нет надобности заострять внимание на Луке. Если не совпадают, то предпочтение следует отдать Матфею.
Иоанн почти наверняка является поздней псевдоэпиграфией. Глава Ин21, устанавливающая авторство апостола Иоанна, написана позднее основного текста. Рассматривая эллинизмы Иоанна, трудно сомневаться, что это Евангелие написано не иудеем — то есть, не учеником Иисуса.
Марк написан значительно позже описываемых событий человеком, не знавшим Иисуса. Автор Марка не был иудеем и даже не был знаком с иудаизмом, культурой, обычаями иудеев, географией страны. Учитывая многочисленные ошибки Марка в этих вопросах, трудно предполагать достоверность его изложения в других эпизодах Евангелия. Поскольку Петр вряд ли бы излагал Марку, например, географию Иудеи с грубыми ошибками, то необходимо предположить, что многие эпизоды придумал (или заимствовал из недостоверных источников) сам Марк. Если он сознательно фальсифицировал часть Евангелия, то откуда уверенность в том, что он верно передал другую часть? Кроме того, принятие Марка за основу Матфея разрушительно для христианской традиции. Ведь тогда получается, что Матфей не написан учеником Иисуса, а поздно и неправильно переписан с и без того искаженного Марка. Такая себе искаженная редакция крайне сомнительного текста, написанного человеком, не знавшим Иисуса — и не указывавшим, что он испытал откровение. Тогда бы получилось, что сколько-нибудь достоверная текстуальная основа христианства отсутствует вообще. Это явно менее предпочтительная для христианства позиция.
