Ознакомительная версия.
Прося Ваших святых молитв, имею честь быть навсегда
готовый ко услугам Вашим
недостойный Архимандрит Игнатий.
27 февраля 1853 года.
{стр. 454}
Ваше Высокопреподобие,
честнейший отец Игумен Дамаскин!
В сих строках продолжаю мою беседу с Вами, начатую в святой обители Вашей. По приезде моем в Санкт-Петербург, был я у Его Высокопреосвященства Митрополита Никанора [1091]. Он хотя ничего не сказал определенного относительно помещения. С моей стороны, намерение мое оставить настоятельство, к принятию которого я вынужден был необходимостию, есть намерение решительное. Остаток дней моих желал бы провести в Валаамской обители; только в случае невозможности поместиться в ней имею в виду Оптину Пустыню [1092]. Последняя представляет больше выгод в материальном отношении: там климат гораздо благораствореннее, овощи и плоды очень сильны и в большем количестве, но Валаам имеет бесценную выгоду глубокого уединения. Сверх того, сухие и теплые келлии (так как я из келлии выхожу только в хорошие летние дни, а весною, осению и зимою почти вовсе не выхожу) могут и в материальном отношении много облегчить для меня пребывание на Валаамском острове.
Посему, предоставив Самому Единому Господу исполнить во благих желание раба Его устроить мою судьбу по святой Его воле, с моей стороны считаю существеннейшею необходимостию для благого начала и окончания этого дела войти в предварительное объяснение и соглашение с Вами, отец Игумен. Как лично я Вам говорил, так и теперь повторяю, что всё доброе, всё душеполезное, которое по милости Божией может произойти от сего начинания, вполне зависит от нашего единодушия о Господе, то есть единодушия Вашего и моего. Господь, сказавший Своим ученикам в окончательные минуты Своего земного странствования: Мир Мой даю вам, мир Мой {стр. 455} оставляю вам [1093], силен и нам даровать Свой мир, если мы будем учениками Его, стремясь исполнить Его волю, а не свою. На сем камени мира, который сам утверждается на камени заповедей Христовых, основываясь, имею честь представить на благоусмотрение Ваше следующие мои рассуждения.
Во-первых, скажу Вам, что из всех известных мне настоятелей по образу мыслей и по взгляду на монашество, также по естественным способностям, более всех прочих мне нравитесь Вы. К тому надо присовокупить, что по отношениям служебным как я Вам, так и Вы мне давно известны. Сверх того, я убежден, что Вы не ищете никакого возвышения, соединенного, разумеется, с перемещением в другой монастырь, но остаетесь верным Валаамской обители, доколе Сам Господь восхощет продлить дни Ваши. Далее: как я выше сказал, по моей болезненности долговременной и сообразно ей сделанному навыку, я выхожу из келлии только в лучшие летние дни, а в сырую и холодную погоду пребываю в ней неисходно, то посему самому жительство в Скиту было бы для меня более сродным и удобным. Самая тишина Скита [1094], в которой навсегда воспрещен вход женскому полу [1095], совершенно соответствует требованию моего здоровья и душевному настроению. Скит защищен отовсюду древами от ветров: это бы дало мне возможность поработывать хотя в летние дни, что существенно нужно по моему геморроидальному расположению; на ветру же я не способен трудиться, потому что при малейшем движении от крайней слабости покрываюсь испариной и подвергаюсь простуде. При Вашей опытности, Вам понятно, что вслед за помещением моим в Скит, многие захотят в оный поместиться. Следовательно, если Вам внушит Господь расположение поместить меня в Скит, то необходимо Вам снизойти немощи моей и, может быть, и других, подобных мне немощию. Испытав себя, я убедился, что одною растительною пищею я поддерживать сил моих не в состоянии, делаюсь способным только лежать в расслаблении. И Вы, конечно, замечаете, что и братия, в настоящее время живущие в Скиту, отягощаются такою малопитательною пищею [1096], и к обеду наиболее приходят в монастырь. Удобное прежнему крепкому поколению соделалось неудобным для настоящего немощного поколения. Поелику же Вам небезызвестно, что суббота, пост и прочие внешние подвиги и наблюдения установлены для них, то не заблагорассудите ли ввести в Скит Валаамский постановления {стр. 456} Оптинскаго Скита, основательность которых и благоразумная сообразность с немощию настоящего поколения доказывается тем, что Оптин Скит изобилует избраннейшим братством, весьма много способствующим и цветущему благосостоянию Скита и самого монастыря. Это избранное братство состоит из нескольких Настоятелей, живущих на покое, и из нескольких лиц образованного светского круга. Будучи слабее телосложением, нежели простолюдины, они не способны к сильным телесным трудам и подвигам, зато способнее к подвигу душевному и к занятиям, требующим умственного развития. Вам известно, что святыми Отцами подвиг иного судится по тому, что он имел в миру и к чему он перешел, вступая в монашество; по этому расчету лица вышеупомянутые, живущие в Оптином Скиту, перешли к большему лишению, нежели те, которые в монастыре имеют, пожалуй, пищу и одежду лучше, нежели какие они имели в миру. Так же Вам известно, что Отцы древнего Скита Египетского не считали уже того подвига подвигом, о котором узнавали люди, и оставляли этот подвиг, вменяя его в грех (патерик Скитский, в статье о Сисое Великом [1097]). Так думали и поступали святые Отцы, желая приносить себя в жертву всецело Богу, а не человекоугодию и тщеславию. С сожалением я увидел, что некоторые журналы провозгласили печатно о строгости поста в Валаамском Скиту и решительную противуположность Евангелию, которое повелевает, чтоб пост и прочие подвиги благочестия совершались не только втайне (Мф. 6. 4), но и были скрываемы со всевозможною тщательностию. <…> [1098] Св. Василий Великий [1099] и, согласно с ним, другие св. Отцы утверждают, что если и нужно нам было иметь расслабленные тела, то таковыми сотворил бы их Бог; почему они заповедают меру поста именно таковую, какая необходима для обуздания плотских страстей, которая вместе с тем не расстроивала бы тех, но сохраняла их способными к исполнению заповедей Христовых или, проще сказать, к послушаниям и подвигам бдения, молитвы и коленопреклонений, к чему расслабленные тела окончательно не способны. Все сие предлагаю, возлюбленнейший Отец, на рассуждение Ваше, дабы Вы и подвиглись к нисхождению моей немощи и подобных мне немощию. Если нынешняя братия Валаамского Скита, состоящая единственно из простолюдинов, не в состоянии поддерживать силы свои исключительно растительною пищею, и для укрепления сил своих стремится к трапезе {стр. 457} монастырской, то для истощенного моего телосложения и для телосложения людей неясного воспитания, питание одною растительною пищею вполне не возможно.
Сначала и в Оптином Скиту ревность учредителей его устремлялась было к особенному строгому посту, но, усмотрев, что при такой строгости Скит должен остаться без братии, она смягчилась и дала устав для пищи более доступный, впрочем, все еще гораздо более строгий, нежели устав о пище, положенный церковию для схимника, живущего в монастыре. Однако, несмотря на таковое смягчение, мало, очень мало было охотников из многочисленнего братства Оптиной Пустыни для жительства в Скиту. Когда прибыл туда старец иеросхимонах Леонид [1100] с несколькими учениками своими, и настоятель предал ему Скит в духовное управление, тогда Скит начал населяться, и населяться преимущественно людьми некрепкого телосложения, искавшими спокойствия и уединения. Число жившей в нем братии простиралось до 30 человек. Всему этому, и к состоянию Скита до прибытия о. Леонида и к состоянию его по прибытии Старца, я был очевидцем [1101]. Старец распростер благотворное влияние на самый Монастырь, поддерживая братию в расположении к настоятелю, укрепляя их в душевных бранях. Такое обилие окормления удвоило число братства в самом Монастыре и потому возвысило в нем порядок и привлекло в оный значительные пожертвования, при помощи которых Монастырь отстроился и, сверх того, обеспечил свое содержание. Потому говорю я Вам так подробно о Оптинском Ските, что цветущее его состояние и происшедшее от него благоустройство самаго монастыря — суть факты, а факты составляют самое верное доказательство.
Что же касается до самого общежития, то есть самого монастыря Валаамского, то я нахожу настоящее его устройство первым в России, далеко высшим знаменитых общежитий — Белобережского, Площанского, Софрониевского, даже Оптинского и Саровского [1102]: потому что в этих монастырях, гораздо более близких к миру, иноки имеют несравненно более средств сноситься с миром, заводить с ним связи, иметь свое, и тем отделяться от общего тела общежития. Общежитие Валаамское должно оставаться надолго в настоящем его виде: оно необходимо для натур дебелых, долженствующих многим телесным трудом с телесным смирением, косно, как выражается святой Иоанн Пророк, ученик Великого Варсонофия [1103], войти в духовное, или, {стр. 458} по крайней мере, душевное делание [1104]. В материальном отношении братия Валаамского монастыря снабжены несравненно обильнее вышеупомянутых общежитий и одеждою, и пищею. В Пасху там братия не кушают такой ухи, какую кушают валаамские иноки в обыкновенный недельный день, также и одеждою братия Валаамского общежития снабжены гораздо удовлетворительнее, нежели братия означенных общежитий. Начертав пред Вами состояние Валаамского монастыря и Скита, какими они представляются моим взорам — взорам, впрочем, очевидца их — я перехожу теперь к начертанию моего грешного и недостойного лица пред сими святыми обителями. Вам известна моя немощь, — мое происхождение и нежность воспитания. Для них принятие и того устава, который и Вам предлагаю по образцу Скита Оптина, есть уже великий подвиг и распятие. Предпринятое чего-либо большего превышает мое соображение. «Да не в смятении и отсечении житие твое, — говорит Преподобный Исаак Сирский [1105] в 80-м слове, — и за вожделение мала труда да не останешься и престанеши от всего течения твоего. Яждь умеренно, яко да не всегда еси, и да не простреши ноги твоей выше силы, да не отнюдь праздней будеши».
Ознакомительная версия.
