Будь здоров и передай мой привет ученейшему Альду. Насчет «тертого калача» с Крита[936] мне нечего сейчас сказать. Я еще не потряс его письмом, боясь испытать то, что бывает, коща шевелят кусты анагира[937].
Приветствуй от моего имени всех друзей, особенно кожевника, ты знаешь, о ком я говорю. В первую очередь, не забывай мне ответить. Я сказал Захарии[938], чтобы он позаботился выполнить то, что он взялся сделать, когда я уезжал.
Еще раз, будь здоров. Март, не знаю, какое число. Передай от меня привет Маэстро Франческо[939].
Твой Дорилеос[940] Триволис, лакедемонянин из Спарты.
(На полях).
Я пишу Альду, чтобы он прислал мне несколько книг, среди них просил я прислать Диоскорида[941]. Если он есть у тебя, то заработай на этом деньги лучше ты, чем кто‑нибудь другой; лучше же всего, доставь мне удовольствие и пришли мне экземпляр Павла[942], который он переплел в Падуе; деньги за него я собираюсь прислать, когда буду посылать Альду за другие книги.
5. Письмо Сципиону Картеромаху от 21 апреля 1504 г.
Образованному и ученому господину Сципиону Картеромаху.
Да пребудешь ты в добром здравии, любимый мой друг Сципион. Благодарение Богу, здоров и я. Я встретил нашего любимого и почтенного Петра Леухеймона[943]и слышал от него о твоем процветании и прекрасном твоем и милостивом ко мне расположении. Я вознес за это благодарность Богу — началу всех благ — и произнес лучшие обеты за тебя, столь благородного, расположенного ко мне и заботящегося обо мне, как единоутробный брат, в то время как я ни разу еще не потрудился для тебя.
Желаю тебе счастья и удачи во всем.
Без сомнения, ты слышал, как это кончилось, ведь честный Петр все тебе подробно рассказал, а поэтому и сейчас мне кажется лишним рассказывать это тебе. Кроме того, нет у меня ни времени, ни спокойствия души и ума, не только потому, что я ничего не нашел ни у кого из здешних, но и потому, что меня кидает вверх и вниз, как корабль, сотрясаемый переменчивыми ветрами в открытом море. Поэтому‑то я и не распространяюсь тебе сейчас ничего больше, помимо того, что я отказался от монашеской жизни из‑за многих болезней, одолевающих меня, а не по какой другой причине. Я прошу тебя перед лицом самого Спасителя, займись моими делами, как ты (это) начал (когда‑то), избавь меня от теперешней моей подавленности и, каким сможешь способом, вытащи меня к вам. Вот я предоставлю тебе распоряжаться моими делами так, как тебе покажется нужным, чтобы это было полезно для меня и почетно для тебя. Знай, что сейчас, при таких напастях судьбы, все будет мне приятно. Будь здоров, отрекомендуй меня, честному Альду и передай от меня привет критянам Иоанну и Николаю[944] и всем друзьям.
Из Флоренции 29 апреля. Весь твой Михаил Триволис.
6. Письмо Сципиону Картеромаху от 24 апреля 1504 г.
Знатоку обоих языков, гражданину Пистои, господину другу, в Венеции, в типографии господина Альда Мануция римлянина.
Петр Кандида показал мне три дня тому назад твое письмо, в котором ты упоминаешь обо мне с большой любовью и поистине дружески. Если друзья познаются в трудных обстоятельствах (беде) и среди испытанных (друзей) имеются и такие, ты один, поистине, можешь быть назван вполне испытанным другом, оказавшим мне больше всего услуг. Хотя тебя не звали, не просили, ты, побуждаемый одной лишь прекрасной и поистине благородной твоей природой, так заботишься о моих делах, как немногие отцы (стали бы заботиться). Пусть за такое человеколюбие вознаградит тебя божественное провидение — причина всех благ. Насчет того, что ты написал обо мне, я не пишу тебе больше ничего, кроме того, что я недавно высказал тебе в письме по тому же поводу, а именно, чтобы ты распоряжался моими делами, как тебе покажется нужным и как тебе будет угодно. Итак, сейчас должно тебе распоряжаться моими делами и так использовать меня, как тебе кажется нужным. Будь здоров, любимейший из всех моих друзей. Я вполне разделяю радость просвещенного Марка[945] по поводу знаков уважения, которые он получил, и горячо его поздравляю. Пусть (уважение к нему) возрастает со дня на день, и я молю Бога, причину всего благого, сделать так, чтобы (Марка) ценили еще выше.
Приветствуй его от моего имени, а также доброго Альда, нашего общего благодетеля, и критян Иоанна и Николая[946]. Будьте вы все здоровы, любимые мои и справедливые.
Из Флоренции, 29 апреля. Михаил Триволис.
АФОНСКИЕ СОЧИНЕНИЯ МАКСИМА ГРЕКА
1. Эпитафия на патриарха Иоахима I от господина Максима Тривола
Сладчайший Иоахим[947], любезный и милосердный, бывший патриархом Византии с ее широкими улицами, здесь погребен 8 мая в праздник рожденного громом[948], (тот, кто) стал образцом для предводителей клира.
2. Эпиграмма на Мануила великого ритора.
Мануилу[949] великому ритору[950] и философу, Максим монах.
Великого ритора эти благоуханные песни
музами, грациями и мудростью порождены;
ведь музы дали им стройность, удачливые грации — благозвучее
а мудрость — убедительность (речи).
Человек, не ищи в них длиннот,
но в этих малых строках
восхищайся силой сказанного.
Откуда же он происходил и
как его звали? Мануил имя
его и Исфм[951] его родина.
3. 1–я эпитафия на патриарха Нифонта от господина Максима Тривола
Великий архиерей Византии Нифонт[952] покоится здесь освященный апостольскими милостями; он, взошедши на колесницу, подобно Илии, достиг небесных врат.
4. 2–я эпитафия патриарха Нифонта II.
Надпись на роскошнейшей из серебра и золота гробнице, в которой покоятся священные останки блаженного патриарха Нифонта, (исполненная) господином Максимом Триволом.
Сверкающего сильнее серебра и золота
и всевозможных драгоценных камней
блистательного архиерея Нифонта,
служителя Богу и молящего Его,
великий Бог удостоил этой драгоценной гробницей,
побудив великого владыку Мозов[953], искуссного
в сражениях, Нягое[954] соорудить ее.
И да будет она вечным прославлением
этому служителю Бога.
Приветствую тебя, великий отец,
не забудь постоянно оберегать этот монастырь
своими молитвами, обращенными к Создателю;
самому же владыке не забудь, блаженный,
даровать несокрушимую мощь и здоровье при жизни,
когда же он покинет землю, введи его
в божественный дворец на Олимпе.
5. Третья эпитафия патриарха Нифонта II.
Другая надпись на той же гробнице.
Гробница из золота, скрывающая внутри себя того, кто драгоценней золота — Нифонта–архиерея Византии.
МАКСИМ ГРЕК· КАНОН ИОАННУ КРЕСТИТЕЛЮ
Самым большим по объему и весьма значимым для понимания духовной биографии Максима Грека является Канон Иоанну Крестителю, заключающий публикацию Денисова. Он переведен Е. П. Новиковым, засвидетельствовавшим еще раз не только филологическую эрудицию, но, я бы сказал, и филологическую чуткость. Здесь публикуются переводы Новикова на современный русский язык, а также на церковно–славянский. В последнем случае переводчик, оставаясь верным адекватной передаче смысла сочинения Максима Грека, оказался на высоте задачи дать представление о художественной выразительности сочинения, о Максиме Греке как художнике слова.
Историческая справка и вопрос о переводе
Греческое слово κανών известно со времен Гомера. Оно родственно κανη — тростник и обозначало прямой прут, рукоятку щита, ткацкий челнок (Ilias ХХШ 760). Приобретя со временем абстрактное значение мера, мерило, предписание, в языке христиан он нашло благодатную семантическую почву и дало обильный урожай значений, в основе которых мы находим одно и то же смысловое зерно — некий образец или правило. Каноном именовали Символ веры (Климент Александрийский), церковное правило (Анкирский Собор), сами соборные определения (Василий Великий), предписания Святых Отцов (у церковных историков
Сократа и Созомена), собрание боговдохновенных книг, иначе канон книг Священного Писания, наконец саму церковную службу и входящие в ее состав песенные и молитвенные последования. То есть все то, что стало Священным Преданием и для чего само это Священное Предание Православной Церкви служило образцом, мерилом, правилом, оком церковным.
Преподобный Максим Грек выступает перед нами как творец канона в последнем смысле, то есть как автор тропарей песенного последования, которое могло входить, например, в чин молебна (как в настоящей рукописи) или же включаться в состав Всенощного бдения, где канон является третьей из четырех частей утрени[955].
