Р Блайс - Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн

Некоторые авторы считают, что комментарий и стихотворение Мумона есть его критика в адрес Гутэя. Эти авторы ссылаются на то, что мальчик подражал Гутэю точно так же, как Гутэй — дзэнскому мастеру Тэнрю. Кроме того, они говорят, что отсечение пальца было неуместным и садистским поступком, который не понравился Мумону, и тот противопоставил его легкому действию всесильного Горного Духа, который, согласно китайским легендам, прикосновением руки раздвигал горы, позволяя водам Желтой Реки течь между ними.

Такая интерпретация объясняется тщедушием комментаторов, которые не могут проглотить факт нанесения мальчику телесных увечий. Но почему бы не рассматривать этот эпизод как практическую иллюстрацию слов Христа: «Если правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось прочь от себя» (Мф. 5, 29). Можно возразить, что есть большая разница между отсечением собственного пальца и пальца другого человека. Это верно, и Гутэй должен был иметь великую уверенность в себе — фактически намного большую, чем все хирурги, которые с готовностью четвертуют людей в надежде, что это им поможет.

Тем не менее когда Мумон говорит, что Гутэй разыграл Тэнрю, это может означать, что первый злоупотреблял дзэном одного пальца последнего. Ясно, что сравнение с Горным Духом не в пользу Гутэя.

Возникает вопрос: Гутэй показывает палец всем посетителям при любых условиях; не противоречит ли он тем самым дзэнской практике и христианскому принципу «для всех я сделался всем» (1 Кор. 9, 22), а также конфуцианскому афоризму «благородный муж не похож на обычных людей»?

Очень важно понять, что любое действие может быть правильным при любых обстоятельствах, откуда следует, что одно и то же действие может быть правильно при разных обстоятельствах. Смысл слова «может» в данном случае в том, как человек действует. Это не значит, что каждый раз действовать следует по-иному; суть не в этом. Если одно и то же действие выполняется одним и тем же образом, в этом нет ничего плохого. Все зависит от того, каким образом выполняется действие? Не подражаем ли мы Гутэю? Именно против этого нас предостерегает Мумон — против неразборчивого подражания, против любого подражания.

Вакуан (Хуоан), 1108–1179, был учеником Гококу, который был учеником Энго, который был учеником Госо. Умирая, Вакуан написал стихотворение:

Еще одно действующее лицо — варвар, который в данном случае означает не Калибана,[70] а Даруму, который умер шесть веков назад, но его изображения и изваяния до сих пор популярны на Востоке. На них Дарума обычно изображается с бородой, символизирующей мужество.

Вакуан спросил: «Почему Западный Варвар не имеет бороды?»

Некоторые комментаторы понимают вопрос так: «Почему безбородый чужеземец не имеет бороды?» Трудно ответить на этот вопрос без помощи науки; он достоин мастера дзэн, но существует его более естественная интерпретация: «Почему бородатый чужеземец не имеет бороды?» Индийцы и персы были волосатыми людьми в отличие от жителей (Южного) Китая, жидкая борода у которых подчас состояла всего лишь из нескольких длинных волосков черного цвета.

Проблема, которую ставит Вакуан, не является философской или религиозной в обычном смысле слова. Христос был человеком, но он также был Богом. Мария была девственницей, но она также была матерью. Бог сотворил мир из пустоты. Бог — создатель зла, но не несет ответственности за него. Христос умер за человечество, но тем не менее он далеко не мертв. Все это очень напоминает безбородого Бородатого Варвара. Но великое различие между дзэн и христианством в том, что дзэн не просит нас верить в парадокс. Он требует, чтобы мы сами стали всемогущим слабым Назарянином. Мы сами должны сотворить вселенную из пустоты, произвести непорочное зачатие, быть совершенно несовершенным, одновременно иметь бороду и не иметь ее. То, что говорит Донн, больше напоминает дзэн, чем христианство:

И еще одно слово дзэн:

Бог же не есть Бог мертвых, но живых.

Ибо у Него все живы

Это не следует истолковывать как указание на физическую и духовную жизнь. Подобно Богу, мы должны быть бесконечно конечными, родиться, жить и умереть — и одновременно быть вневременными.

Изучая дзэн, ты должен изучать его по-настоящему. Если ты достигаешь просветления, это должно быть настоящее просветление. Лишь раз взгляни в подлинное лицо варвара, и ты постиг это. Но стоит тебе начать объяснять, что ты увидел, как ты сразу же попадаешь в двойственность.

Как-то я жил некоторое время в небольшом дзэнском храме. Каждый день я поднимался в половине пятого утра и убирал в храме, тогда как все монахи спали до семи или восьми. Я проклинал их, когда подметал двор, и презирал их, когда мыл пол. Я надеялся, что роси встанет раньше, чем они, и увидит, что они спят, а я героически тружусь в темноте, но роси спал наравне с монахами. Мне казалось, что монахам наплевать на свои обязанности и на процветание дзэн. Я только то и делал, что думал о них, завидуя одновременно их лени и своему труду. Некоторое время спустя я все же рассказал об этом роси. Он спросил у меня:

— Для кого ты убираешь в храме?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Но роси тут же сам на него ответил:

— Для себя. Когда работаешь, работай для себя, не для других.

В этом смысл изучения дзэн. Работая, просто работайте, не заботьтесь о том, работают ли другие, или о том, сгорит ли храм на следующей неделе или нет. Когда ложитесь спать, просто спите, не беспокойтесь о том, где находится ваша борода, под одеялом или над ним. Когда пишете книгу, не переживайте, будет ли она когда-нибудь напечатана и прочтет ли ее кто-либо. Обо всем этом позаботится Бог. Пусть Он беспокоится об этом. В этом смысл «предоставления своих забот Богу». Почему у Дарумы была борода? Почему у него не было бороды? Почему у него было две с половиной бороды? Это первый шаг к ответу.

Первые две строки напоминают одно из самых недалеких высказываний Христа: «Не мечите бисер перед свиньями». Рассказывать о своих прозрениях другим — это, конечно, потеря времени, если только, подобно Шекспиру или Гомеру, мы не можем придавать своим переживаниям всеобщее звучание, показывая другим, что у них были подобные переживания. В таком случае мы лишь привлекаем внимание других людей к тому, что они сами обладают бисером, то есть собственными прозрениями в природу реальности. Мы сами нередко упускаем из виду свои собственные интуиции и потом, как говорил Эмерсон, должны «к стыду своему узнавать о них от других». В этом случае девизом должны быть слова Кьеркегора: «Не позволяй погаснуть духу!»

Две последние строки стихотворения Мумона содержат краткую историю мира, или по крайней мере религии. Наша обычная жизнь представляет собой не смесь, а сплав абсолютного и относительного. Стоит нам лишь однажды задаться вопросом, в чем различие между ними, и нашим заблуждениям уже не будет конца. Какой принцип нам предпочесть, «бесчестье хуже, чем смерть» или «безопасность прежде всего»? В конце концов мы видим, что этот так называемый сплав абсолютного и относительного не составлен из двух разных начал. Мы понимаем, что «подлинный стол» и стол, за которым мы обедаем, — это один и тот же стол. Стол квадратный — и в то же время круглый. Дарума с бородой — и в то же время без бороды. Все относительно — и в то же время абсолютно.

«Бог же не есть Бог мертвых, но живых. Ибо у Него все живы» (Лук. 20, 38). Это истина, но не вся истина, потому что для Бога не только живые живы, но и мертвые мертвы. Это не относительная истина и абсолютная истина. Относительное есть абсолютное; абсолютное есть относительное. Но мы должны продолжить и заявить, что относительное — это не только абсолютное, но и относительное; что абсолютное — это не только относительное, но и абсолютное. Каким бы привлекательным нам ни казался синтез «различие есть тождественность; тождественность есть различие», мы должны продолжить анализ и сказать, что различие не есть тождественность, а тождественность не есть различие. Как эти рассуждения не назвать «прибавлением мыслительных несуразностей к ясности и простоте обыденной жизни»? Да, это так, но чтобы быть в полной мере людьми, мы должны заблуждаться.