Ознакомительная версия.
Вернемся, однако, к искушению. Его истинное содержание раскрывается в полной мере, если мы посмотрим на то, как оно постоянно меняет свой облик на протяжении мировой истории. Христианская императорская власть попыталась довольно скоро сделать веру политическим фактором, обеспечивающим единство империи. Царству Христову был придан облик политической империи и приличествующий ей блеск: если вера оскудевает, свидетельствуя якобы о земном бессилии Иисуса Христа, то на помощь ей должна прийти власть политическая и военная. Во все времена это искушение, принимая самые разнообразные формы, возникало снова и снова: искушение укрепить веру силою власти, в объятиях которой вера могла легко задохнуться. Борьба за свободу Церкви, борьба за то, чтобы Царство Иисуса никогда не отождествлялось бы ни с какой политической структурой, — эта борьба должна вестись до скончания века. Ибо цена за слияние веры и политической власти в конечном счете неизбежно одна: вере придется обслуживать власть и подчиняться ее правилам.
В истории Страстей Господних проблема альтернативного выбора, о которой здесь идет речь, представлена во всем ее драматизме. Кульминационным моментом судебного процесса над Иисусом становится предложение Пилата выбрать между Иисусом и Вараввой. Один из них будет отпущен на свободу. Но кто такой был этот Варавва? Обычно мы помним только то, что говорится о нем в Евангелии от Иоанна: «Варавва же был разбойник» (Ин 18:40). Однако греческое слово, обозначающее разбойника, могло в политической ситуации тогдашней Палестины иметь и другое, специфическое значение. Оно могло означать нечто вроде «борца сопротивления». Варавва принимал участие в восстании (Мк 15:7), предъявленное же обвинение включало в себя не только участие в бунте, но и обвинение в убийстве, связанном с политическими волнениями (Лк 23:19, 25). И если Матфей говорит о том, что Варавва был «известный узник» (Мф 27:16), то это свидетельствует о том, что он был одним из видных участников сопротивления или даже предводителем восстания.
Иными словами, Варавва был в некотором смысле фигурой мессианской. Выбор между Иисусом и Вараввой не случаен: два мессианских образа, две формы мессианизма противопоставляются друг другу. Это становится еще более очевидным, если мы вспомним о том, что имя Варавва (Bar-Abbas) означает «сын отца» и представляет собой типично мессианское именование, культовое имя вождя мессианского движения. Последняя крупная Иудейская война 132 года велась под предводительством Бар-Кохбы, «сына звезды». Здесь то же самое формообразование имени, в котором заключено сходное значение.
От Оригена мы узнаем об еще одной интересной детали: во многих списках Евангелия, вплоть до III века, человек, о котором здесь идет речь, именуется «Иисус Варавва», то есть «Иисус сын отца». Он оказывается своеобразным двойником Иисуса и к тому же имеет, судя по всему, те же притязания, хотя понимает их совершенно по-другому. Следовательно, выбор должен быть сделан между таким «мессией», который становится во главе борьбы за свободу и собственное царство, и другим — загадочным Иисусом, который проповедует самоотречение как путь к жизни. Неудивительно, что массы отдали предпочтение Варавве.[15]
Если бы мы сегодня оказались в аналогичной ситуации выбора, был бы шанс у Иисуса из Назарета, Сына Марии, Сына Отца? Знаем ли мы вообще Иисуса? Понимаем ли мы Его? Не нужно ли нам сейчас, как и прежде, прикладывать усилия к тому, чтобы заново узнать Его? Искуситель не так глуп, чтобы напрямую предлагать нам поклоняться сатане. Он только предлагает сделать выбор в пользу более разумного порядка, в пользу четко спланированного и организованного мира, в котором Богу, как «занятию» сугубо личному, будет отведено свое место в сфере частной жизни человека, где Ему и следует оставаться, не вмешиваясь в решение вопросов общего устройства. Не случайно Владимир Соловьев делает антихриста автором книги «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию», которая станет, так сказать, новой библией и все содержание которой сводится, собственно, к прославлению благосостояния и разумного планирования.
Третье искушение оказываётся самым масштабным, ибо оно связано с фундаментальным вопросом: что должен делать Тот, Кто призван быть Спасителем мира? Это искушение проходит через всю жизнь Иисуса. В решающий момент Его жизни оно является Ему уже совершенно открыто. Петр говорит от имени учеников о признании Иисуса Христом Спасителем, Сыном Бога Живого. В его исповедальном признании, которое зиждется на вере, сформулировано то, что ляжет в основание Церкви и новой общности, объединенной верой во Христа. Но именно в этот решающий момент, когда происходит признание Иисуса, идущее вразрез с «общим мнением», когда в результате этого кардинального размежевания начинает складываться Его новая семья, именно тогда является искуситель и вместе с ним возникает опасность, что все обернется своей полной противоположностью. Господь, отвечая на слова Петра, первым делом объясняет: понятие Мессии следует понимать во всей целокупности пророческого послания и оно не имеет отношения к власти мирской, но связано с Крестом и той новой общностью, каковая на Кресте основывается.
Объяснение Иисуса, однако, осталось Петру непонятным: «И отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою!» (Мф 16:22). Если мы прочитаем все это в контексте истории искушения, рассматривая данную ситуацию как очередной искус, явленный в решающий момент, мы сможем понять и суровую отповедь Иисуса: «Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф 16:23).
А мы, разве мы все не говорим постоянно Иисусу, что исполнение Его завета приводит к противоречию с господствующим мнением и потому может повлечь за собою невзгоды, страдания, преследования? Христианская императорская власть или мирская власть Папы не являются сегодня больше искушением; сегодня мы имеем дело с другим: с попытками представить христианство как рецепт достижения прогресса, а всеобщее благоденствие — как подлинную цель всех религий, и христианской в том числе, и это — новая личина все того же самого искушения. Нынче оно облекается в форму вопроса: что дал нам Иисус, если Он не сумел добиться устроения лучшего мира? Разве не это составляет суть мессианской надежды?
В Ветхом Завете прослеживаются две линии надежды, перетекающие одна в другую: ожидание благословенного мира, в котором «волк будет жить вместе с ягненком» (Ис 11:6), а народы мира отправятся на гору Сион и многие племена «перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы» (Ис 2:4; Мих 4:3). Одновременно с этим ожидается явление страдающего раба Господня, Мессии, который, пройдя через презрение и страдание, принесет Спасение. На протяжении всего Своего жизненного пути, и особенно во время бесед после Воскресения, Иисусу приходилось доказывать Своим ученикам, что Моисей и пророки говорили о Нем, внешне бессильном, страдающем, распятом, воскресшем; Ему приходилось доказывать, что именно так и сбываются пророчества. «О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!» — так говорит Господь, обращаясь к Своим ученикам, отправившимся в Эммаус (Лк 24:25), и точно так же Ему приходится говорить и нам на протяжении столетий, ибо мы, мечтая о золотых временах, то и дело начинаем думать, что Он мог бы постараться и озолотить всех, если уж взялся быть Мессией.
Но Иисус говорит нам то же, что Он сказал, отвечая сатане, а потом снова объяснил Петру и ученикам, отправившимся в Эммаус: что ни одно царство этого мира не есть Царство Божие, совершенное царство благоденствия человечества. Царство людское остается царством людским, и тот, кто утверждает, что может построить идеальный мир, только повторяет обманные обещания сатаны и своими речами загоняет мир прямо к нему в объятия.
И тут возникает главный вопрос, который будет проходить через всю эту книгу: а что, собственно, принес нам Иисус, если Он не принес нам вселенского мира, всеобщего благоденствия, если не дал нам лучшего мира? Что Он нам дал?
Ответ звучит просто: Бога. Он принес Бога. Он дал нам Бога, чей лик до Него постепенно открывался от Авраама через Моисея и пророков до Соломона и Книг Премудрости, — Бога, Которого под разными именами издавна почитали народы земли и который явил Свой лик Израилю; этого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова, истинного Бога, принес Он народам земли.
Он принес Бога: теперь мы знаем Его лик, теперь мы можем обратиться к Нему. Теперь мы знаем путь, который нам, людям, живущим в этом мире, следует выбрать. Иисус принес Бога и, следовательно, правду о том, откуда мы пришли и куда мы идем; Он принес нам веру, надежду и любовь. Только наше жестокосердие заставляет нас думать, что этого мало. Да, в этом мире сила Бога пребывает в тиши, но это истинная, непреходящая сила. Сколько раз казалось, что дело Божие уже как будто на грани гибели. Но всякий раз оно являло свою истинную несокрушимость и спасительность. Царства мира, которые сатана некогда показывал Иисусу, все уже канули в небытие. Их величие оказалось лишь призрачным светом (doxa). Но величие Христа, смиренное, сострадательное величие Его любви никуда не исчезло и не исчезнет.
Ознакомительная версия.
