Ознакомительная версия.
Мы уповаем на то, что Господь напитает нас, и просим, чтобы именно Его рука подавала нам пищу, чтобы мы никогда не были обойдены Его заботой. Иисус говорит о Себе иудеям:
Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин. 6: 48–51).
Перечитывая эти слова, мы совершенно по-новому представляем себе смысл прошения. В нем заключена не только просьба о земных благах, столь необходимых для нашей жизни. Его глубинное значение раскрывается в другом отрывке Святого Писания:
Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).
И не только словом, исходящим из уст Божиих, добавим мы, но и воплотившимся Словом, которое есть Сам Господь. В греческом языке для обозначения понятия «насущный» используется слово, означающее одновременно и необходимый для существования, и пребывающий над всякой сущностью, то есть сверх-сущностный.
Отцы Церкви толкуют это прошение в евхаристическом ключе. Не случайно молитва Господня поется на литургии перед причащением Святых Христовых Таин. В ней мы просим у Бога именно хлеба Жизни Вечной, чтобы Сам Господь сделался бы ее источником. Однако в этом случае прошение приобретает особую ответственность: невозможно просить у Бога пропитания и при этом ничего не делать своими руками. Даже молясь о земном хлебе, человек занимается своим обычным, ежедневным трудом, исполняя заповедь, данную Творцом Адаму при изгнании из рая: В поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3: 19). Мы же просим у Господа напитать нас хлебом небесным, а значит, должны быть готовы отдать себя Богу. Отдать как жертву.
Языческие жертвоприношения представляют собой патологическое искажение настоящей духовной жизни, крайняя степень которого – приношение в жертву собственных детей, чтобы ненасытные идолы пожирали их. Конечно же, это – страшное, дичайшее искажение, но следует иметь в виду, что искажаться может лишь нечто настоящее и истинное. Например, во время службы, посвященной памяти ученика Иоанна Богослова священномученика Антипы Пергамского, поется, что он был испечен сладким хлебом для Бога. Смысл этого высокого поэтического образа состоит в том, что если мы просим у Господа хлеба сверхсущностного, то должны быть готовы принести в жертву Богу самого себя. Эта готовность выражается в молитве: «И весь живот наш Христу Богу придадим».
Признаком того, что мы действительно к этому стремимся, является наше истинное желание причащаться Святых Христовых Таин на каждой литургии. Человек, который не ищет этого, не ищет в принципе ничего, и молитва Господня для него обессмысливается.
«И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим…»
В этом стихе молитвы заключается двойное прошение: прости нас так, как мы прощаем других. Отпусти нам наши долги в той самой степени, в какой мы находим в себе силы «списать» долги наших должников. Или, если взглянуть на это прошение с противоположной стороны: не прощай нас, если мы не прощаем сами. Это прошение легко может превратиться в самоосуждение, если отнестись к нему бездумно и безответственно.
Мы можем жить полнотой духовной жизни, строго придерживаться всех постов, неукоснительно выполнять утренние и вечерние молитвенные правила, творить добрые дела и стремиться всячески угождать Богу, но как только, обратившись к Господу с этим прошением, оказываемся неспособны кому-то что-то простить, то тут же перечеркиваем все сделанное. Все сразу же обессмысливается, все обращается в прах…
Мы сознаем, что грешны, но частенько не можем отделаться от лукавой мысли: если я сделаю что-то хорошее, то, возможно, это покроет какое-то мое прегрешение. Однако единственно возможное искупление состоит не в совокупности наших добрых дел, не в щедрости пожертвований, не в интенсивности молитв (хотя и это все очень и очень важно!), но в нашей готовности прощать, в нашем умении жить прощением.
На самом деле, простить порой бывает совсем нелегко. Часто человек и рад бы простить какие-то вещи, да не может, потому что то и дело возвращается в мыслях к своей обиде. Прощение – невероятно сложный духовный процесс, но Господь, как всегда, милосерд. Он принимает даже не само прощение, но и искреннее намерение простить, как нечто уже свершившееся, а значит, нам остается только не отступать, не сворачивать с избранного пути!
«И не введи нас во искушение…»
Словом «искушение» мы определяем по крайней мере два явления, характерные для нашей жизни. Прежде всего, мы привыкли рассматривать его в качестве какой-то внешней силы, толкающей нас на грех, и частенько списываем на искушение порождения нашей собственной воли, сердца и ума. «Надо же, в какое искушение впал!» – восклицаем мы в таких случаях.
Это выражение давно сделалось дурной присказкой православных христиан. Во всем мы готовы видеть сплошные искушения. Но не следует сбрасывать со счетов и наше самовольное стремление жить исключительно для себя, тщательно подыскивая в окружающих действительные и мнимые дурные качества, которые, по нашему мнению, могут нас оправдать. Речь идет о нашем собственном решительном отпадении от Бога, и никакие «искушения» тут ни при чем. Во всем виноваты мы сами… Вот как пишет об этом апостол Павел:
Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10: 13–14).
Вспоминается случай, описанный в одном из патериков. Великим постом игумен обходил кельи и увидел монаха, застывшего со свечой в руках в согбенном, молитвенном положении. Игумен тихонько подошел и увидел, что на самом деле инок запекает на свечке яйцо. Тот обернулся и виновато залепетал: «Прости, отче! Бес меня попутал!» А бес тем временем выгладывает из-за лежанки и усмехается: «Вот еще… Это он сам придумал!»
Перескажу и фрагмент из жития преподобного Амвросия Оптинского (1812–1892). Как-то по дороге в скит он увидел, что на заборе сидит бес и болтает ножками. Преподобный спрашивает у него: «Что это ты тут делаешь?» А бес отвечает: «Скучаю. Заняться-то мне в вашем монастыре нечем. Таких монахов и искушать не надо!»
Впрочем, существуют и действительные искушения. Так, сатана подступает к Господу в пустыне после Крещения. Он искушает Его как человека, ведь Бога искусить нельзя, и в Его лице – все человечество. Сначала он говорит Иисусу, который сорок дней постился и взалкал:
Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4: 3).
Случилось так, что современный прогресс оказался способным превращать камни в хлеба. Все материальное, зачастую бессмысленное и ненужное сделалось для мира сего предметом непрестанного потребления. Мир превратился в великого потребителя. Потребительские права возводятся в ранг нового культа. Люди потребляют все вокруг себя, и даже друг друга. Всякая мораль, нравственность и сам Закон Божий, определяющий нормы человеческих отношений, отбрасываются за ненадобностью. Это искушение во все века предлагалось всему человечеству и каждому человеку отдельно. Господь подсказывает нам, как следует отвечать на него:
Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).
Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего (Мф. 4: 5–7).
И перед этим искушением тоже оказывается каждый из нас: смотри, какой мир распростерся перед тобою, давай-ка воспарим! Плюнем на все и пустимся во все тяжкие! Вот она, свобода – абсолютная, безграничная! Можно и в бездну устремиться. Не бойся, ничего худого не случится, тебя Ангелы подхватят, ты только попробуй! Но вот вопрос: а куда ты летишь? Как правило, вниз… Это – искушение безграничной свободой. Попробуй то, попробуй это, ведь все нам позволено! Свобода – и есть «наивысший идеал», подменивший собой все нравственные критерии и ориентиры. Но следует помнить: за такой «свободой» не кроется ничего, кроме смерти…
Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи (Мф. 4: 8-10).
Поклонись мне, говорит человеку сатана. Только поклонись, и все у тебя будет. Руководствуйся тем, что Бога нет, а существуют лишь законы бытия, и достигнешь всего в этом мире…
К каждому из нас рано или поздно приходят эти три искушения. Как мы им противостоим, как мы с ними боремся? Примером нам должен стать наш Спаситель, который на каждое искушение ответил от лица людей как Сын Человеческий.
Ознакомительная версия.
