Ознакомительная версия.
Если так, то науке предстоит духовное преображение. Она должна вновь стать «призванием», а не только «профессией». Но призвание ученого – не словесный штамп, обозначающий способность к продуктивной профессиональной работе. Это ответ на призыв, исходящий от культуры. Преображение науки не может совершиться без усилия культуры, то есть без духовных усилий людей.
И отсюда следует, что культура ответственна перед наукой в той же мере, в какой наука ответственна перед культурой. По сути, речь идет об одной и той же ответственности – об осознании реальности кризиса и стремлении к его преодолению.
Идеал открытого общества и рецепция религиозного дискурса современной наукой
Традиционный образ науки предполагает свободу от всяких ценностей. Главная забота ученого – обеспечение достоверности знания. Познавательные процедуры безличностны и даже бессубъектны. Появление фигуры наблюдателя в квантовой механике ничего в этой ситуации не меняет. Наблюдатель – это всего лишь носитель познавательных функций. Его роль мало отличается от роли измерительного прибора. Считается, что подобная бессубъектность требуется для достижения научной истины. Последняя не должна быть затемнена никакими личными установками исследователя, не должна иметь и следа аксиологических и этических предпочтений. Все ценности и моральные нормы есть плод субъективного выбора. Они обременены случайными факторами, связанными с частными социальными, историческими, биографическими обстоятельствами. Между тем научная истина – общезначима. Ее содержание не зависит ни от каких субъективных обстоятельств.
Естественное возражение против описанного идеала состоит в том, что его невозможно реализовать. Наука создается людьми, которые едва ли смогут стать бескорыстными рыцарями познания. Если не сама научная методология, то выбор направлений исследований и характер постановки исследовательских задач всегда зависит от личных и корпоративных интересов, источников финансирования, вмешательства государства и пр. На это, однако, можно ответить, что образ науки, свободной от ценностей, тем не менее сохраняет актуальность в качестве идеала или, используя выражение Хабермаса, «осознанной утопии». Пусть он никогда не будет существовать в реальности, но его необходимо иметь в виду как образец, близость к которому характеризует качество научной деятельности.
Я постараюсь показать, что описанное выше представление о науке несостоятельно даже в качестве идеала. Само представление о научной истине делает подобный идеал невозможным, а стремление к нему – опасным. Я намерен показать также, что наука не может быть свободна от моральных норм и что осознание этого обстоятельства открывает специфическое поле для взаимодействия науки и религии.
Прежде всего, заметим, что само упоминание об истине не позволяет сохранить в чистоте идеал науки, свободной от ценностей. Если нас интересуют не только процедуры, но и люди, их осуществляющие, то мы должны признать, что истина и выступает в качестве ценности. И эта ценность – не единственная. Установка на достижение истины имплицирует целую систему ценностей и моральных норм, определяющих деятельность научного сообщества. Речь, заметим, будет при этом идти об идеальном научном сообществе, то есть о таком, которое действительно озабочено поиском истины, а не, скажем, достижением военного превосходства или получением прибыли.
Обратимся для начала к тому описанию морали научного сообщества, признающего истину высшей ценностью, которое было предложено американским социологом Р. К. Мертоном. Он ввел понятие «этос науки», включающего совокупность следующих норм.
1. Коммунизм (Сommunism) – результаты исследований принадлежат всему научному сообществу и должны быть сразу опубликованы.
2. Универсализм (Universalism): – оценка результатов исследований должна производиться объективно, невзирая на личностные особенности.
3. Незаинтересованность (Disinterestedness) – исследователи должны быть заинтересованы исключительно в познании истины и защищены от вненаучных интересов.
4. Организованный скептицизм (Organised Scepticism) – долг ученого критично оценивать любое свое и чужое суждение.[49]
В этом перечне норм научного сообщества можно обнаружить следующие ценностные установки. Во-первых, истина рассматривается как высшая ценность, ради которой ученый должен пожертвовать всеми личными или корпоративными амбициями, мнениями, предпочтениями и пр. Во-вторых, признается необходимым принять требования критического рационализма. Научное сообщество поддерживает внутри себя обстановку открытой дискуссии, свободной критики всех результатов, методов, предпосылок, способов аргументации и т. д. Иными словами, все, что касается содержания научной деятельности, открыто для аргументированной критики. В-третьих, наконец, важнейшей ценностью представляется автономия научного сообщества. Его деятельность не должна ни в какой мере определяться вненаучными интересами. Аргументы вненаучного характера не могут влиять на методы научных исследований и оценку результатов. Важно, что вторая и третья из названных ценностей производны от первой. Критический рационализм и автономия важны постольку, поскольку служат делу достижения научной истины. Интересно, однако, что именно из этих двух установок вытекают все моральные нормы научного сообщества. Получается, что роль морали в рамках этоса науки инструментальна. Она призвана обеспечить обстановку, благоприятную для достижения основной цели научной деятельности. Из этого следует, что при всем внимании к этическому аспекту существования научного сообщества, Мертон рассматривает мораль как нечто внешнее для содержания науки. Научная истина и, соответственно, научная методология остаются свободными от ценностей и моральных установок. Последние никак не могут повлиять на содержание первых.
Я думаю, что оба этих – взаимосвязанных – положения весьма сомнительны. Во-первых, мораль ни при каких обстоятельствах не может быть лишь инструментом. Хотя при известных обстоятельствах следование требованиям морали и может способствовать достижению каких-либо внеморальных целей, однако смысл морального поведения не в этом[50]. Во-вторых, содержание научной деятельности и самой научной истины отнюдь не нейтрально по отношению к морали научного сообщества, его нормам, а также его ценностям.
Прежде чем это показать, я хочу обратить внимание на противоречивость или, как минимум, непоследовательность мертоновского идеала. Требование открытости к критике и рациональной дискуссии входит в конфликт с требованием автономии. Последняя предполагает как раз закрытость научного сообщества, его непроницаемость для любых аргументов, кроме научных. Эта закрытость, несомненно, имеет основания. Достаточно вспомнить лишь несколько эпизодов из истории науки ХХ столетия, чтобы увидеть сколь насущно для научного сообщества сохранять свою автономию. Попытки создания «арийской математики» в нацистской Германии или «мичуринско-лысенковской биологии» в Советском Союзе убедительно указывают на необходимость предохранять науку от вненаучных влияний. Впрочем, здесь нужна одна оговорка. Не следует путать ненаучное с нерациональным. Указанные прецеденты связаны с тем, что ученым попытались навязать не только чуждые науке, но откровенно иррациональные императивы, поддержанные авторитетом власти или даже прямым насилием. Но является ли полная закрытость научного сообщества лучшей гарантией от иррационального воздействия на науку? Скорее всего, она не является гарантией вообще.
Сильная авторитарная власть способна в любой момент пренебречь этой автономией. Проблема поэтому не в чуждых науке аргументах, а в том, насколько значима рациональная аргументация в обществе в целом. Здесь следует иметь в виду, что рациональная аргументация далеко не всегда совпадает с научной. Монополия науки на рациональность – один из предрассудков эпохи Просвещения, впрочем, бережно (причем без всяких рациональных оснований) сохраняемый многими и в наше время. Мы же сейчас сталкиваемся с ситуацией, когда закрытость научного сообщества к рациональным аргументам, развиваемым вне его рамок, может оказаться просто опасной. Если достижение научной истины – единственная достойная цель, то всякие попытки ограничить научные исследования, исходя, например, из моральных соображений или вследствие их (исследований) социальной опасности, не могут приниматься в расчет. Все, что может быть сделано, должно быть сделано. Однако, подобный подход едва ли уместен, когда речь идет о вмешательстве в генные структуры человека или разработке нанотехнологий.
В этой связи представляется уместным вопрос о восприимчивости науки к рациональной аргументации ненаучного характера. Предваряя последующие рассуждения, скажу, что, на мой взгляд, провозглашенный Мертоном организованный скептицизм должен быть распространен и за пределы научного сообщества. Рациональная критическая оценка научных результатов и методов может исходить не только от ученых. Правда, критерии оценки окажутся иными, чем в рамках научного сообщества.
Ознакомительная версия.
