— Не могу! Кровавые мстители идут за мной по пятам. Эти слова подстегнули Христианина, и он, собрав последние силы, пустился бегом догонять его. Ему удалось даже обогнать его, с самодовольной улыбкой взглянув при этом на Верного. Но неожиданно он споткнулся и упал, да так, что сам подняться на ноги не смог, и Верный подбежал помочь ему.
После этого они пошли вместе, обсуждая пережитое.
— Дорогой брат, я очень рад, — сказал Христианин, — что мне удалось догнать тебя. Господь так свел наши пути, что мы можем вместе продолжить наше путешествие.
— Я рассчитывал, любезный друг, — ответил Верный, — выйти вместе с тобой из нашего города, но ты отправился раньше меня, и я весь этот опасный путь прошел в одиночестве.
— А долго ли ты еще жил в городе Гибель после того, как я покинул его?
— До тех пор, пока не почувствовал, что долее оставаться там не могу. Много разных слухов и толков было после твоего ухода, говорили даже, что город наш скоро будет сожжен небесным огнем.
— Что ты говоришь?!
— Да, одно время только и разговоров было, что об этом!
— И все-таки никто, кроме тебя, не пожелал спастись от погибели?
— Хоть гибель города и была темой номер один, серьезно в это никто так и не поверил. Я собственными ушами слышал, как в пылу разговора некоторые с насмешкой отзывались о тебе и о твоем путешествии, которое они называли пилигримством; но я лично ни на минуту не сомневался в том, что наш город будет сожжен огнем и серой, и потому ушел оттуда.
— Не слышал ли ты что-нибудь о Сговорчивом?
— Да, слышал, что он дошел было с тобой до самой топи Уныния. Утверждают, что там он провалился, и вернувшись, не захотел в этом сознаться. Но я в этом не сомневался, потому что он был с ног до головы запачкан болотной тиной.
— А что сказали ему наши соседи?
— После своего возвращения он стал всеобщим посмешищем. Многие при этом еще и презирали его, и почти никто не хотел дать ему работу. Его положение сегодня во много раз хуже, чем до его ухода из города.
— Но почему же они так с ним обходились, если сами презирали путь, которым он намеревался идти?
— Вот что они говорили: «На виселицу его! Он отступник! Он изменил своему исповеданию!». Мне кажется, что сам Господь настроил всех против него и сделал его притчей во языцах.
— А лично ты говорил с ним об этом?
— Я однажды встретился с ним на улице, но он тотчас перешел на другую сторону, как будто пристыженный. Так и не удалось мне переговорить с ним.
— Вначале, когда мы двинулись с ним в путь, я, признаюсь, возлагал на него большие надежды. Но теперь мне сдается, что он погибнет вместе со всем городом. Не зря говорят: «Пес возвращается на свою блевотину», и «Вымытая свинья идет валяться в грязи». Оставим его. Расскажи мне лучше, друг мой, что тебе пришлось пережить в пути, в какие попасть приключения?
— Я миновал топь, в которую ты упал, и дошел до врат, не подвергаясь особым опасностям. Потом я встретил некую личность по имени Распутство, которая пыталась соблазнить меня.
— Хорошо, что ты от нее спасся. Иосиф сильно был ею искушен и чуть было не поплатился за это своей жизнью. А какое зло причинила тебе эта личность?
— Ты даже представить себе не можешь, какие у нее приемы, чтобы завладеть людьми. Распутство льстива, прилипчива, обещает всякого рода радости и наслаждения.
— Однако Распутство ведь не могла обещать тебе радости спокойной совести?
— Зато всякие плотские и чувственные наслаждения!
— Слава Богу, что ты ей не попался! Ведь ты отверг ее услуги?
— Конечно, вспомнив слова: «Стопы ее достигают преисподней». Вот я и закрыл глаза, потому что боялся оказаться околдованным, и продолжил свой путь.
— Были ли еще какие-нибудь приключения?
— У самого подножия горы Затруднение, с которой я спустился, я встретил дряхлого старика. Ему интересно было узнать, кто я и куда иду. Я ответил, что зовусь пилигримом и направляюсь в Небесный Град. «Ты мне кажешься честным малым, не хочешь ли ты поселиться у меня и получать хорошее жалованье?» Я спросил его, кто он и где живет. Он мне представился Ветхим Адамом из города Обмана. Я поинтересовался его работой и жалованьем.
«Я держу дом терпимости. Жалованье же мое — я тебя сделаю своим наследником. В моем доме собраны самые драгоценные сокровища мира. Есть и прислуга. Это мои дочери». — «А сколько у тебя дочерей?»
— «Трое, — ответил он. — Вожделение Плоти, Похоть Глаз и Гордость Житейская. Если захочешь, могу дать одну из них тебе в жены». — «Как долго я смогу жить у тебя?» — спросил я его. — «До самой смерти», — был ответ.
— Ну, и что же ты решил?
— Сначала я был склонен согласиться. Его предложение показалось мне заманчивым и приемлемым. Но потом я словно прочел у него на лбу: «Отвергни ветхого человека с его делами».
— И что же дальше?
— То, что я прочел на лбу этого старца, настолько поразило меня, что я тут же смекнул: если я с ним войду в дом, он тотчас продаст меня в рабство. Я посоветовал ему сохранить все эти красивые слова для себя. Тогда он начал мне угрожать, что пошлет мне вслед человека, который испортит мне настроение на весь дальнейший путь. Я повернулся, чтобы уйти, как вдруг почувствовал резкий удар. В глазах потемнело от боли, и мне показалось, будто из меня вырвали кусок мяса. От жгучей боли я воскликнул: «О, жалкий я человек!».
Как мне удалось высвободиться из его цепких рук, подняться на ноги и продолжить свой путь, я и сам не знаю. Не прошел я и половины пути, как, обернувшись назад, увидел, что кто-то бежит за мной со скоростью ветра. Этот кто-то догнал меня на том самом месте, где стоит беседка для отдыха.
— Я тоже там остановился было отдохнуть, — признался Христианин, — но заснул так крепко, что выронил из-за пазухи свой свиток.
— Но выслушай меня, брат, — продолжал Верный. — Как только этот незнакомец меня догнал, он ударил меня по голове с такой силой, что я повалился, точно мертвый. Придя в себя, я смог лишь прошептать: «За что?». Голос его подобен был грому: «За твое тайное стремление к Ветхому Адаму». Тут он стал снова бить меня в грудь. Я стал молить его о пощаде, но он ответил, что чувство пощады ему неведомо. Без сомнения, я бы вскоре скончался от его побоев, если бы кто-то не подошел к нему и не приказал остановиться.
— А кто же это был? — спросил Христианин.
— Я Его сначала не узнал, но потом заметил следы от ран на Его руках и в боку. Тогда я понял, что это был Сам Господь…
— Человек, избивавший тебя, был Моисей. Он не щадит никого и вообще не ведает, что это такое — щадить людей, преступивших его закон.
— Это была не первая моя встреча с ним. Он уже приходил ко мне домой и грозил сжечь кровлю дома моего, если еще долго буду медлить.
— Заметил ли ты Чертог, который стоит на самой вершине горы, где тебя догнал Моисей? — спросил Христианин.
— О да, и львов, спящих перед входом. Был полдень. У меня оставалось еще много времени; я, не останавливаясь, прошел мимо привратника и спустился с горы.
— Он мне как раз и передал, что ты прошел мимо дома. А жаль, что ты не вошел в Чертог. Ты бы увидел там много достопримечательного, что запоминается на всю жизнь. Но скажи, пожалуйста, встретил ли ты кого-нибудь в долине Унижения?
— Да, я встретил там одного по имени Недовольный, который уговаривал меня повернуть с ним назад. Главная причина его недовольства состояла в том, что человек в этой долине лишен всяких почестей. Если же я буду настолько глуп и все-таки решусь пройти долину Унижения, то я оскорблю всех своих друзей: Гордость, Надменность, Самомнение, Мирскую Славу.
— Что же ты на это ему ответил?
— Я сказал, что все они являются моими родственниками по плоти. Однако после того, как я стал пилигримом, они от меня отреклись. Я также порвал всякую связь с ними. Что же касается долины Унижения, то, по— моему, он совсем неверно истолковывает ее значение. «Унижение предшествует чести, а надменность влечет за собой падение». Да я лучше пройду долину Унижения, чем соглашусь с советами Недовольного.
— А больше ты никого не встретил в долине?
— Как же, встретил одного по имени Стыд. Я, право, еще не встречал в своей жизни человека, у которого бы имя настолько не соответствовало его сущности. С другими еще можно было о чем-то договориться, но от этого же нахала невозможно было избавиться!
— Что же он говорил?
— Он восстал против самой религии, утверждая, что это занятие жалкое, подлое и недостойно умного человека. Совестливость — черта характера, позорящая мужчину. Для человека здравого смешно и стыдно всегда обдумывать каждое свое слово и каждый поступок, а расстаться с буйной, свободной жизнью, свойственной смельчакам всех времен, — великая глупость в глазах наших современников. Очень мало великих, богатых и умных мира сего решались идти честным путем, потому что боялись рисковать, делая ставку на неизвестное будущее. Живыми и яркими красками он описывал, какое презренное и униженное положение занимают пилигримы в свете. Стыд и позор, когда человек начинает плакать, мучиться угрызениями совести, слушая в церкви проповедь, а дома у себя вздыхает о духовной испорченности, просит прощения у соседей за какую-нибудь обиду, нанесенную ему много лет назад, или за слово, сказанное сгоряча, вернет взятое без спросу. Религия делает человека странным в глазах большого света, потому что каждый человек имеет маленькие слабости (так он называет пороки), от которых верующий человек старается избавиться. И потому христианин, как правило, вынужден общаться с теми, кто далек от светского общества, образуя с ними нечто вроде духовного братства. Разве это не постыдно? Говорил он со мною долго и о многом, всего и передать невозможно.
