В «Слове…» архимандрит Иоанн приводит слова Иисуса Христа: «Уразумеете истину, и истина свободит вас» (Ин. 8. 32). Но если в Евангелии говорится о рабстве греху и свободе от греха (Ин. 8. 34), то есть в чисто духовном отношении, то автор, смешивая понятия, подверстывает к этим словам социально-правовое, внешнее понимание свободы следующим образом: «Не лучше ли понять, что если Спаситель мира освободил все человечество от нравственного рабства злу или греху и вывел всех людей на свободный путь добра, то этим самым уже подрывается сословное рабство в самом основании своем, которое есть нравственное зло?» Но евангельские слова действительно не дают никаких оснований к такому заключению. Христианское учение говорит о полной независимости духовного пути человека от всех внешних условий и обстоятельств, и апостол Павел призывает: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван. Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа» (1 Кор. 7. 20, 22). Приведя этот фрагмент из Первого послания апостола Павла к Коринфянам и исказив текст (см. примечание «Г» к «Замечаниям…» на с. 444 и детальный разбор этого фрагмента в работах епископа Игнатия на с. 414 и 437), автор утверждает, что именно сословное рабство препятствует осуществлению христианских целей в жизни, «так как препятствует нравственно-свободному развитию духа и высшим стремлениям деятельной жизни».
«Мы не судим ничьей совести», заявляет архимандрит Иоанн, но далее следует гневная филиппика в адрес некоего средневекового «рабовладельца» в связи с его духовным завещанием, которое кажется автору недостаточно покаянным. Дворянским комитетам по крестьянской реформе он рекомендует воспользоваться ветхозаветными иудейскими законами о рабовладении, где все «просто, легко, нравственно и человечно».
{стр. 454}
Затем автор обращается к крестьянам, призывая их направить даруемую им свободу на добро, сохранять верность православной вере и Церкви, и заканчивает свою статью пожеланием, чтоб священнослужители также направляли поселян на путь истины и добра [1260].
Обращаясь к Воззванию святителя Игнатия от 6 мая 1859 г., следует прежде всего отметить, что Владыка никогда не участвовал в идеологических спорах, не отвечал публично на разного рода антицерковные статьи, публиковавшиеся в светской печати. Но когда подобные статьи появились в журнале духовном — счел необходимым немедленно показать ложность развиваемых там взглядов. Очевидно, Святитель усматривал гораздо большую опасность в том, что секулярно-гуманистические воззрения проникали внутрь христианства, провозглашались от имени Церкви, создавая, таким образом, угрозу чистоте православной веры. В истории России нередки случаи, когда труды духовных академий становились источниками учений, далеких от традиционного Православия, а профессора-«богословы» зачастую оказывались разрушителями Церкви едва ли не более активными, чем откровенные революционеры-безбожники.
В своем Воззвании святитель Игнатий предупреждает, к каким гибельным для общества последствиям может привести искажение догматической стороны христианского вероучения, в частности, игнорирование догмата о грехопадении. «Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может. Это возвещено нам Словом Божиим; доказано опытом», — пишет он. В отличие от прогрессистского, «бытоулучшительного» направления «Православного собеседника» святитель Игнатий доказывает, что скорби и страдания, как последствия греха, не исчезнут из мира до конца времен, а попытки на практике осуществить идею вселенского счастья неизбежно приводят к социальным катастрофам:
«Рационалисты чужды нищеты духа. Они рассуждают и умозаключают о естестве человеческом, отвергая или упуская понятие о его падении, они видят в этом естестве все возможные достоинства, никак не примечая, что в нем добро перемешано со злом, и потому самое его добро сделалось злом, как делается ядом прекрасная пища, перемешанная с ядом. <…>
{стр. 455}
Из ложных идей вышли самые чудовищные действия и последствия. Представив человекам их естество не в том виде, в каком оно есть действительно <…> рационалисты произвели ужаснейшие беспорядки везде, где их учение было принято…»
Истоки этого течения, в котором Церкви отводится роль социального реформатора, а не врачевателя душ, святитель Игнатий находит в ветхозаветной идеологии: «Собеседник» увлекся в статьях своих иудейским направлением: он хочет, чтоб учение Христово вмешивалось в гражданские дела, подавало свое мнение о гражданском рабстве и в гражданском смысле, а не в духовном, доставляло преимущество по плоти и делалось оружием земной цели <…> По этой причине «Собеседник» обратился к необязательным для христианства и неприменимым к христианству иудейским постановлениям, справедливо надеясь в них найти опору своему плотскому мудрствованию и неправедно навязывая их христианскому обществу».
Важнейшей во всех творениях Владыки является мысль о падшем состоянии человека, его искаженном грехом естестве и свойственном ему «плотском мудровании». Эта мысль остается главной и в Воззвании. Плотское мудрование — слова из послания апостола Павла к Римлянам (8. 6), характеризующие поврежденный грехом, необлагодатствованный, мирской разум человека. Ему противопоставляется мудрование духовное — восприятие мира в свете Божественного Откровения, оно достигается только через очищение от страстей, через «нищету духовную», преображение личности Божественной благодатью.
Святитель Игнатий, опираясь на Св. Писание, привлекая nруды многих святых Отцов, показывает, в чем именно состоит искажение «Собеседником» православного понимания свободы. Излагая учение Церкви о власти, о рабстве и рабовладении, святитель Игнатий решительно разделяет свободу внутреннюю, духовную и внешнюю — социально-правовую, между которыми «нет ничего общего». «Подчинение власти не подрывает благочестия»; «имеющий духовную свободу нисколько не нуждается в гражданской: он — в рабстве, в тюрьме, в оковах, в руках палача — свободен…» Более того, стремление освободиться от скорбей и неудобств, восстать против обстоятельств, в которые человек промыслительно поставлен Богом, — есть страшное преступление, отвержение Креста Господня. Приведя слова Спасителя о несении своего креста (Мф. 10. 38), Святитель замечает: «Слыша эти решительные слова Христовы, {стр. 456} лучше плакать пред Ним о своей немощи, нежели витийствовать земным плотским мудрованием и витийством против Креста Христова и против того тесного пути, того единственного пути, который вводит во спасение». К числу таких «витий» Владыка относит и Даниила Заточника, чье знаменитое «Моление» (XIII в.), исполненное жалоб на нищету и едких характеристик бояр, сочувственно цитирует Щапов. Сочинение Даниила вызывает у святителя Игнатия совершенно иную реакцию: «Все земные бедствия ничего не значат пред душевным бедствием: пред отчуждением ума и сердца от Богом преданного нам смирения. На голос Даниила Заточника Церковь может отозваться только голосом болезненного плача о этой заблудшей и омрачившейся душе, которую да покроет милость Божия».
Гражданское освобождение крестьян, конечно, приветствуется Святителем как «дело милости, дело братской христианской любви», благословленное Церковью. Для современного же читателя особенный интерес представляет заключительная часть «Воззвания», из которой видно, что Владыка трезво оценивал будущее Российского государства: он предвидел быстрое материальное развитие страны, активное проникновение европейских начал и усиленное вторжение разнообразных религиозных учений, от «папизма» до атеизма. Все это, предрекает Святитель, повлечет за собой постепенное охлаждение народа к христианской вере и неизбежное умаление влияния духовенства на государственную и общественную жизнь.
Одна из копий Воззвания епископа Игнатия от 6 мая 1859 г. попала к издателям «Колокола», и 15 августа 1859 г. в этой газете, издаваемой в Лондоне, появился памфлет А. И. Герцена «Во Христе сапер Игнатий» [1261]. Как известно, Герцен был одним из самых ожесточенных противников Православной веры в России середины XIX столетия. В начале того же 1859 г. Св. Синодом было рассмотрено и одобрено предложение Митрополита Санкт-Петербургского Григория об отлучении Александра Герцена от Церкви, однако Император Александр II воспрепятствовал его утверждению. Примечательно, что сам Герцен выразил сожаление, что предание его анафеме не состоялось [1262].
Евангельское учение было приспособлено Герценом для обоснования новой «религии социализма», а слова Христа он перетолковывал как призыв к борьбе с государственной властью, {стр. 457} к утверждению свободы и всеобщего равенства. Особенное глумление Герцена вызывало все, так или иначе связанное с Русской Православной Церковью. Номера «Полярной звезды» и «Колокола» наполнены кощунством над церковными Таинствами, святынями, обрядами, а также уничижительными отзывами о множестве русских духовных деятелей. В этом же ряду находится и заметка «Во Христе сапер Игнатий». В ней отчетливо видны приемы, с помощью которых церковные лица превращались под пером Герцена в гротескные фигуры «крепостников» и «апологетов рабства».
