Главная грамота была от Киевского митрополита, в подкрепление которой гетман Хмельницкий приложил и от себя грамоты. Митрополит в грамоте своей прежде всего выражал общую радость всех сынов Малой России, которые после многих гонений от иноверных обрели, наконец, милостию государя тихое пристанище под его крепкою рукою, и особенно выражал радость свою как пастырь этих духовных овец, который вместе с ними смиренно и доброхотно преклоняется под крепкую руку государя, вместе с ними присно благодарит Бога «о нынешнем соединении» и непрестанно молит Его, да пособит довести до конца начатое благое намерение. Затем митрополит старался оправдать себя пред государем: «Я известился, что Ваше царское величество, по оглаголанию некоторых, положил на меня гнев за то, что я сначала не позволил присланным в Киев воеводам строить твердыню на земле, принадлежащей церкви св. Софии, престолу моей митрополии. Да будет же ведомо Вашему величеству, что я поступил так не из какого-либо сопротивления Вашему величеству, как некоторые оклеветали меня пред ним, а потому, что земля та уделена моей митрополии от лет древних; землю ту защищали со многими страданиями от хотевших взять ее и прежде меня бывшие митрополиты и утвердили ее на судах крестным целованием. Потому и я, наследник престола митрополии и земли ее, не захотел, чтобы она взята была от Церкви Божией, ибо и прокормление идет ныне мне только от той земли. Я спрашивал у воевод, имеют ли они письменное повеление Вашего величества, а как они письменного повеления не имели, то я и не соглашался уступить им церковного места. Прости меня, всемилостивый царь, я сделал это из ревности к св. месту церковному, а не из сопротивления Вашему величеству. К тому ж и от гетмана Богдана Хмельницкого, ныне нашей земли начальника и повелителя, я имел повеление, чтобы я не дозволял без его повеления никому ничего от нас брать. А как указа от гетмана у меня не было, чтобы отдать воеводам землю митрополии, то я немедленно и послал к нему с известием о том. И когда гетман, посоветовавшись с своими полковниками, прислал мне указ уступить то место под твердыню, я не только не возбранял воеводам, но и благословил их строить город, который вскоре, к нашей общей радости, и устроился. Да и не одно то место, но и другие, какие угодно будет, я готов уступить по повелению Вашего величества, нимало не сомневаясь, что ты благоволишь воздать нам больше... Если были на меня и какие-либо другие клеветы, молю, государь, не верь им, ибо думаю, они сделаны из одной ненависти. Посланников же моих я доселе не посылал к Вашему величеству с челобитьем моим и всех моих духовных не по нерадению моему или презрению Вашей пресветлой державы: мы хотели послать, но гетман не велел, пока не возвратятся его посланники от Вашего величества. Когда же возвратились, то дал указ, чтобы и мы посылали своих...» В заключение митрополит, сказав несколько слов о своих послах, умолял государя, чтобы он по своему царскому обещанию, объявленному чрез боярина Бутурлина и чрез гетманских посланников, а наиболее по своей великой милости благоволил утвердить прежние права и привилегии малороссийского духовенства, о чем статьи письменно изложены на особом листе и вручены послам. Нельзя оставить без внимания, что Сильвестр Коссов, митрополит Киевский и Галицкий, подписался под этою грамотою митрополитом не всей России, а только Малой России и так начал уже нередко титуловаться и подписываться.
Гетман Хмельницкий в своих грамотах к государю, из которых одна была от 25 мая, а другая от 20 июля, ходатайствовал за своего митрополита и защищал его. Ходатайствовал не только от себя, но и от всего войска запорожского, чтобы государь утвердил древние права и привилегии митрополита и всего духовенства и пожаловал митрополита всем, о чем он просит: «Ибо и он, преосвященный пастырь наш, много пострадал от ляхов и ныне терпит и поношения, и уничижения, и поругания тяжкие, не только устно, но и ругательными писаниями бесчестят его и других епископов, и архимандритов, и все православное духовенство, и всю Церковь православную, и все благочестие». В защиту же митрополита писал: «А что прогневался было твое царское величество на преосвященного пастыря нашего, якобы он разорял дело Божие и не принимал совокупления православия святого, – тому не верь. Сколько зла потерпел он за веру и за православие святое!» Объяснял далее гетман, почему митрополит не дозволял сначала ставить крепость на софийской земле и почему не посылал доселе своих послов к государю, как объяснено это и в грамоте самого митрополита. Вместе с грамотами к царю Хмельницкий написал, конечно по просьбе или с согласия митрополита Сильвестра, грамоту и к Московскому патриарху Никону, в которой повторял то же самое, что сказал в грамотах к государю. Сначала ходатайствовал за митрополита: «Преосвященный пастырь наш, господин отец Сильвестр Коссов, архиепископ и митрополит... со всем Собором освященным посылает бить челом великому государю нашему и тебе, великому святителю нашему, твоему верховнейшему святительству, чтобы его царское величество за ходатайством твоим» утвердил права, привилегии и вольности малороссийского духовенства, и «мы, гетман со всем запорожским войском, просим и молим о всем о том тебя, великого святителя». Потом защищал митрополита: «А что твое великое святительство опалился было на преосвященного пастыря нашего, как будто он богодарованное соединение святого православия российского портил и великому государю нашему сопротивлялся, тому не верь, равно и прочим на него клеветам. Сколько пострадал он за веру православную в течение многих лет!.. Ускорил бы он и прежде прийти к его царскому величеству и к твоему великому святительству и бить челом обо всем, но не мог, потому что всего лишен и доведен до крайнего обнищания от ляхов и ожидал возвращения наших войсковых послов, желая увидеть неисчетную милость и великое жалованье его царского величества, нам учиненные, и о всем том возрадоваться и возблагодарить Бога, что и сотворил ныне, прибыв к нам в Чигирин...» и пр. Всего замечательнее в этой грамоте Хмельницкого были его выражения: «Божиею милостию великому господину, святейшему Никону, патриарху Московскому и всея Русии, зверхнейшему пастырю нашему милостивому, Богдан Хмельницкий гетман и все войско запорожское до лица земли челом бьем» и далее: «Тебе, великому святителю нашему, твоему зверхнейшему святительству». Такими выражениями гетман со всем войском высказывал свое полное согласие на подчинение Малороссии в церковном отношении Московскому патриарху по заявленной государем воле. Но грамота эта, по всей вероятности, не была доставлена послами патриарху Никону, так как они не были в Москве, а ходили прямо под Смоленск к государю, и принесена назад, почему и сохранилась в подлиннике в ризнице Киево-Софийского собора.
В статьях, которые изложил митрополит Сильвестр Коссов на особом листе и передал своим послам, он поручал им просить: а) чтобы государь изволил утвердить все церковные вольности и привилегии малороссийского духовенства, какие имело оно от великих князей русских и польских королей, и каждого оставил при своем праве; б) чтобы оно, духовенство, не было отдалено от послушания святейшему патриарху Константинопольскому, которому подлежит оно по правам Божиим и по правилам святых отцов; в) чтобы митрополит Киевский, также епископы, архимандриты, игумены пребывали до смерти каждый при своей должности, а преемники на места их поступали по вольному избранию духовных и мирян и чтобы московских духовных на ревизию и на всякие начальства в Малороссию государь не присылал; г) чтобы суды духовные исправляли сами духовные с позыванием на суд митрополита и на митрополичьем суде всякое духовное дело получало последнее решение и оканчивалось и чтобы виноватое духовенство каралось митрополитом и митрополичьим судом тут же, а не где-либо инде и не отсылалось в Великую Россию; д) чтобы православные, живущие за пределами Малороссии, в Литве и на Волыни, как издавна подлежали Киевскому митрополиту, так и впредь подлежали ему во всем и всегда имели с ним как своим пастырем свободное сношение; е) чтобы взамен имений, отошедших от разных монастырей и оставшихся в Литве и на Волыни, государь велел отвести другие имения вблизи Киева, а те имения, которые бесправно отняты у церквей и монастырей разными лицами, были возвращены прежним владельцам; ж) чтобы никого из духовных лиц Малой России насильно не тягали в Великую Россию, а когда кому-либо из них прилучится по делам побывать в Великой России, они не были там задерживаемы. Представляя государю все эти статьи, Иннокентий Гизель присовокупил к ним еще свою челобитную от имени Киевского митрополита и всего освященного Собора, в которой писал: «Киевский митрополит бьет с нами челом Вашему царскому величеству о всех вольностях и правах, но наиболее о первой вольности, которая служит корнем всех наших вольностей и прав, о послушании нашему верховнейшему пастырю Константинопольскому, до которого нас и право Божие чрез св. апостола Андрея и каноны св. отец прилучили и совокупили. Не гнушается Киевский митрополит и не возбраняет нам творить послушание патриарху Московскому и всея России, зная, что и его престол установлен Духом Святым. Но ужасается, да не вменит Бог этого дела в грех, ибо что Вселенским Собором узаконено и утверждено, то не может быть изменено, разве только Вселенским же Собором, а Вселенский Собор может состояться лишь единодушным согласием всех патриархов и их поместных Соборов. Потому митрополит Киевский смиренно и прилежно молит с нами Ваше царское величество оставить нас при нашем пастыре, ибо на этом основании все наши вольности созданы. Если же мы не сподобимся в этом Вашей царской милости, тогда митрополит Киевский со всем духовенством начнет очень скорбеть и унывать, также и иные духовные, которые еще не находятся под крепкою рукою Вашего величества, но, как известно, усердно желают находиться, видя нашу скорбь, начнут малодушествовать. Усердно молит Киевский митрополит со всем освященным Собором: покажи нам свою милость и подай скорбящей Церкви Российской утешение». Вот до какой степени не хотелось Киевскому митрополиту и духовенству переходить из подчинения Цареградскому патриарху под власть Московского! Это подчинение они считали корнем и основанием всех своих прав и вольностей, потому что оно было только номинальное и давало полный простор Киевскому митрополиту жить и править своею Церковию по своей воле, независимо ни от кого и без всякого контроля.
