Итак, полностью признать мнение, что умершие спят до какогото финального, эсхатологического момента, мы не имеем права. Во всяком случае, не все. И уж если говорить о святых, то они играют очень важную роль в жизни людей, даже через столетия. Не только память о них — об этом я не стал бы говорить, — а именно их участие. Как бы существуют два мира — Даниил Андреев об этом очень интересно пишет — и один из них — это словно такое облако, стоящее над страной, над культурой, где сосредотачиваются ушедшие по ту сторону силы духа, носители культуры. Он даже это все называет таким словом, как «Небесный Кремль».
Так вот, связь продолжается и осуществляется. Библия говорит нам, что пробудившись, то есть встав оттуда, они, умершие, воссияют как звезды, они обретают новую жизнь, но не чисто духовную, бесплотную, а они, наконец, перевоплощаются (Дан 12.23.).
Мы с вами уже говорили о перевоплощении. Человек создан принципиально как существо инкарнированное, воплощенное, и этим должна завершиться его история на земле. И если смерть тела есть момент развоплощения, то нельзя его считать венцом и финалом нашего бытия. Финал — это «воскресение мертвых и жизнь будущего века».
Вы, конечно, можете спросить: а что это за новое воплощение? Это новый этап эволюции человека в мире. Потому что эволюция прошла несколько важных этапов. Сначала — созидание структуры. Вы помните, как сказано в Библии, что бездна была вначале, и Дух Божий парил над бездною (Ср. Быт 1:2). Бог создает структуры, которые противятся хаосу. Потом Он говорит: «Да произведет вода душу живую» (Ср. Быт 1:20). Создается новое, небывалое во Вселенной — живые существа, которые еще более побеждают хаос. И, наконец, разумное существо, наделенное образом и подобием Творца, — человек во плоти своей на земле. Он должен еще более обуздать хаос. Но это тоже пока еще не совершается до конца. И когда явление Мессии в мире поворачивает тайные рычаги эволюции человечества и мироздания, человек идет к новой, последней фазе своего развития. Но это тоже фаза телесная.
Апостол Павел говорит нам о том, что человек будет иметь тело духовное — «somo pneumaticon». Что значит духовное тело? Какойто намек на это дает открывшаяся, или, вернее, приоткрывшаяся нам реальность духовнотелесная. О ней учили многие отцы Церкви. Святой Игнатий Брянчанинов, недавно причисленный к лику святых, написал об этом целую книгу. Люди, пережившие клиническую смерть, рассказывали мне, что видели свое другое тело; но это было не их прежнее тело, а нечто прозрачное, но имеющее какуюто форму, подобную форме человеческого тела. То есть с разрушением материального тела сохраняется некое второе тело, глубинное, и оното и должно в будущем, как семя, лежащее в земле, родить новую форму.
Но здесь эволюция уже не просто биологическая или психическая, а эволюция еще и этическая, потому что будущее состояние человека во многом определяется тем, каким было его развитие здесь, на земле. Вот почему для нас так важны именно поступки, мысли, слова человека в этом мире. Не будем рассматривать это в юридических терминах — наказание и поощрение. Это неверно. А речь идет о естественных последствиях того, что у нас внутри есть и с чем мы идем. Человек, попавший в непривычные условия, человек, не имеющий перед собой привычных способов выражаться, жить и действовать, только тогда может сохранить свое «я», если оно у него глубокое, духовное, насыщенное и богатое. Человек мелкого плана, оказавшись в изоляции от привычной жизни, глубоко страдает, он не знает, куда себя девать. Его душа — эмбрион, она не развита.
И вот теперь представим себе, что происходит с человеком, когда он умирает. Он несет с собой все то, что у него есть, что он накопил. И это очень важно, потому что из этого складывается наша личность. И об этом надо думать сегодня. Чем больше человек отдавал людям, чем он богаче, тем глубже и емче пространство его духа, тем полнее его бытие даже в тот период, когда он ушел из жизни. Так вот, тот, кто богат духовно, — он не ушел, он бодрствует и продолжает участвовать в жизни людей, оставшихся на земле.
У одного ученого-биолога была даже теория, что души неразвитые, жалкие, исчезают там, как бы поглощаемые более сильными душами. Конечно, эта теория довольно спорная, но здесь есть другой момент, момент очищения. Проходя через другие измерения, человеческий дух должен очиститься. И если у него обгорает, исчезает то, что накопилось, как черная накипь на нем, — что же останется? Как много останется у тебя от той коры зла, которую сожжет огонь духа?
Если в нашей жизни ничего нет, кроме мелкого, плоского, злобного, — все облетит, как листья с дерева, и вдруг окажется, что и дерева там нет, а пенек какой-то...
Поэтому, когда Платон говорил, что вся жизнь есть подготовка к смерти — это, конечно, парадокс. В прямом смысле его понимать нельзя, но какойто смысл в этом есть. В конце концов, разве мы не знаем, что смерть будет? Знаем. Разве не должен человек размышлять о том, что будет? Должен. Это естественно для мыслящего человека.
Мы совсем не обязаны знать детали — это бесполезно. В средние века даже создавались целые картины потустороннего мира! Все равно все это условно и символично. И когда Данте изображал загробный мир, он всетаки изображал не столько его, сколько вечные трагедии своих современников и восхождение души ввысь. И я уже говорил вам в прошлый раз, что мало найдется слов человеческих, которые могли бы адекватно это передать. Важно, что мы бессмертны, и важно помнить о жизни будущего века. Жизнь будущего века — это не наши отдаленные потомки, это не как бы нити, которые тянутся в будущее, а это все мы, все человечество.
Я вспоминаю, как один из героев Пастернака размышлял о том, куда же денутся все эти миллиарды людей. Я думаю, что этот герой совершенно не прав, потому что слабо себе представлял размеры Вселенной. Если собрать телесно всех людей, которые когда-либо жили на нашей планете, и, так сказать, поместить их в какойто резервуар, они не займут и десятой доли одной из галактик. Вселенная, быть может, столь огромна потому, что уготована для разумных существ, для человечества, для огромного человечества. Это огромный дом, еще не населенный, и поэтому нам рано говорить о том, что будет слишком тесно, что Творцу некуда будет девать нас с вами. У Него есть место. Недаром Господь Иисус говорит: «В доме Отца моего обителей много» (Ин 14:2).
И, наконец, последнее и практическое: как самим готовиться к смерти, как относиться к людям, которые обречены или умирают. Надо ли сообщать человеку, что он неизлечим и что он умрет. Вопрос поставлен слишком абстрактно. Здесь многое зависит от того, что это за человек. И решение это принимают родные и близкие, понимая, что исход один. Правда, никакая медицина никогда не может сказать, что человек обречен. Но всетаки в принципе человек должен знать. Почему? Потому, что он может подготовиться внутренне. Молитвой, сознанием, прощением тех, против кого у него есть зло.
Чувство глубокого неудовлетворения и тревоги вызывали у меня случаи, когда смерть внезапно настигла человека. Я помню, с одним человеком мы в больнице просто разговаривали спокойно, весело о посторонних вещах. Вдруг он закашлялся, упал и скончался, тут же, на месте. Казалось бы, какая безболезненная смерть. Но духовно она показалась мне какойто незавершенной, потому что человек был как бы не готов. Потом я остался с ним и читал молитвы, зная, что в это время душа его слышит.
В книге Моуди говорится о тибетской «Книге мертвых». Идеи ее, конечно, нам не подходят, но эти тексты читались над усопшими, чтобы они слышали и понимали, что с ними происходит. Как бы людям передавался некий древний опыт, чтобы они, удаляясь от земли, все больше и больше теряя связь с этой земной реальностью, слышали голос, указующий путь, чтобы они не находились в состоянии шока, полного изумления. Ведь человек в это время все осознает. Он приходит в себя, он сознает, что с ним происходит нечто удивительное, и тут ему подсказывается, что все это закономерно. Вот поэтому мы приходим отпевать людей в храме. Это молитва над человеком, над телом его, и душа его гдето здесь, рядом.
Могу вам сказать, что многолетняя практика мне показала, насколько различны участи людей, потому что одних отпеваешь с необычайной легкостью в сердце, даже какоето праздничное ощущение. Несмотря на то, что человек, может быть, и близкий, и родной, — праздник. А других — как будто тянешь какойто неимоверный груз, как будто какаято упругая среда сопротивляется, как будто здесь вот этот изломанный дух вращается вокруг в состоянии некоего мучения, которое невольно передается всем присутствующим.
Значит, надо человеку говорить о приближающейся смерти. Но если вы всетаки видите, что человек настолько хрупок, что он не выдержит этой правды, надо не обманывать его, а надо сказать ему подругому. Как говорил Сократ, когда люди плакали в день его смерти: «Что же вы плачете, разве вы не знаете, что я и раньше был приговорен к смерти, что мы все умрем рано или поздно?»
